Игумнов скользнул глазами по тетрадной — в клетку — странице. Этимология клички Пай-Пая лежала на поверхности: «Пай-кин… Па-вел… „Пай-Па…“ Хорошевское шоссе… дом… корпус… квартира…»
Подполковник Омельчук не успокоился, пока из Шанги не вернулся назад в Шарью, в линейное отделение милиции, не убедился в том, что Созинов, а значит, и документы Больших Боссов на месте. Перед поездом сидели в вокзальном ресторане, уютном, с высоким, не по нынешним временам, потолком; с выходами на три стороны — в зал для транзитных, на перрон и на площадь; за стеной дежурного по линейной милиции. Виталька, старший опер, действовал абсолютно бескорыстно, в традиции здешних мест. Как ни спешили, успел положить в кейс к Омельчуку картовников и шанежек, и даже бутылку «Российской». Проследил, чтобы по дороге заскочили в гостиницу — за плащом. Акт министерской проверки был подписан тут же, за столиком. Омельчук лишь мельком взглянул в него: «Все по форме! Перечень копеечных придирок… Мелкие — от одного до трех дней — нарушения сроков рассмотрения заявлений, задержки с уведомлениями о принятых по ним решениях… Все как везде!»
Начальник линейного отделения Пал Михалыч был опытный служака — знал, что требуется!
«Бесцветный акт! Но вот то, без чего не обходится ни одна проверка такого уровня, отсутствует — нет фактов укрытия от регистрации заявлений о преступлениях! Не обнаружены!»
Тут и дураку ясно: при желании Омельчук мог накопать их сколько угодно — достаточно было обратиться к медицине: сколько доставлено избитых, с сотрясением головного мозга, с ножевыми ранениями… А потом сопоставить с журналом возбужденных уголовных дел! Ноль целых ноль десятых!
— Все хорошо… Поздравляю!
Омельчук подписал акт, тут же забыл о нем.
— Разрешите ваше перевозочное требование, товарищ подполковник, — попросил помощник дежурного.
— Ах, да! И командировочное отметить.
— Сейчас сделаем!
Помощник вернулся уже через несколько минут.
— Ваш билет! Вот командировочное… С Пал Михалычем вместе, в одном купе. Две нижние полки… С бригадиром поезда договоримся: ночью к вам никого не подселят! Отдыхайте!
Вскоре появился и сам начальник — в светлом костюме, в шляпе. Дежурный сержант принес и поставил коричневый мягкий чемодан производства ЧССР — с двумя ремнями, распадающийся на две половинки-горбушки.
«Интересно, где он повезет документы? — Омельчук задумался. — При себе? Вряд ли! Скорее, в чемодане… Это будет посложнее!»
Встретились как друзья. Созинов заказал бутылку красного. Перед тем как разлить, обернулся к старшему оперу:
— Ты бы зашел к ребятам в дежурку, Виталий… Может, им чего нужно помочь? — Было неудобно выпивать с подчиненным публично. В Шарье обоих хорошо знали.
— Понял, Пал Михалыч… — Старший опер улыбнулся снисходительно, подмигнул проверяющему: «Я же говорил!»
Пошел к дверям.
— Хороший парень, — Омельчук посмотрел вслед.
— Все хорошие, когда бы не пили! А так — только за ними глаз да глаз!
За столом открылись интересные подробности:
— Я почему в Подмосковье еду… — заметил начальник отделения. — У меня теща в Ступине! Под Москвой. Седьмой десяток… Они — там, мы — здесь.
Омельчук сразу намотал на ус.
— А насчет перевода не думал? В Кашире, как мне известно, начальник на пенсию собирался. Это рядом со Ступином!
— Мало ли!.. Никто меня не знает на Московской дороге.
— Из Москвы ехать туда кандидатов не густо! А тут опытный готовый начальник… Хочешь, сосватаю?
— Конечно!
Игумнов терпеть не мог медленно тянуться навстречу неминуемой опасности. Ехали быстро. Улицы казались пустынными, еще не появились дворники. С Садового кольца в центре ушли на Ленинградку. Небо покрылось рябью, на манер пятнистого армейского камуфляжа. К утру рябь должна была медленно обесцветиться, становясь однотонной. Впереди показался стадион Юных пионеров. Чтобы свернуть влево, шофер сделал правый поворот — под путепровод. Ехать оставалось недолго. Игумнов знал здешние места. Тут, на Беговой, в огромном, довоенной постройки доме росла нынешняя его жена. Отсюда она ходила в школу… Рядом библиотека Бориса Горбатова, зловещая клиника… «Жизненный круг», — заметила бы жена.
Вокруг стояли такие же добротные здания.
— Смотри! — ехавший на заднем сиденье зоркий Карпец ткнул в стекло. Молоденькая стройная женщина на балконе делала махи ног в стороны у упора. Перед задержанием это было слишком сильное зрелище. Скубилин не перенес операцию на дневные часы.
«Только сразу! Сейчас! С шумом, с выстрелами. С пакетами спецсредств „Черемуха“. Со спускающейся на веревках с крыши группой захвата, сигающей на балкон… С напрягом…»
Игумнов знал, что так будет.
«Иначе это была бы полиция совершенно другой страны!»
Состав группы захвата определили быстро.
Кроме Игумнова — старшего («Скорее свернет себе шею!..»), Цуканова и Карпеца, генерал включил еще спортсменов из милицейского батальона, каратистов и снайпера. Почти одновременно начался вызов бойцов с квартир. Не дождавшись группы, Игумнов с Цукановым и Карпецом выехали первыми, Качана с ними не было — старшего опера оставили в дежурке разбираться с доставленными. Генерал тоже уехал — к себе, на Пролетарку.
Ночь заканчивалась.
С Беговой повернули на Хорошевское шоссе. Впереди снова мелькнуло золото храма на Ваганьковском кладбище — Игумнов уже побывал тут, когда наведывался вместе с Баклановым в отдел разборов ГАИ…
Тревожное предчувствие рассвета подступило внезапно, так же, как вдруг обнаружилось, что пятнистая рябь армейского камуфляжа в ночном небе редеет и обесцвечивается. Игумнов поймал в зеркале заднего вида одутловатое нездоровое лицо Цуканова — зам собирался что-то сказать.
— Я проверил Наташу Юрьеву…
На новом этапе колдун, его успех среди мифоманов фонда «В защиту интеллектуальной собственности» в чекистском клубе — все стало неважным, недостоверным; ушло на задний план.
— И как?
— По Москве и Московской области в этом возрасте всего две девицы. Я позвонил обеим. Обе никуда не ходили. На концерте не были… Возможно?
— Да. Спасибо.
Так и должно было оказаться. «Дальше фокусов они не идут! Поэтому их и нет с нами, когда речь идет о серьезном…»
Доктор оккультных наук попался с поличным оттого, что пытался обмануть полицейского. Существовал только один способ проникнуть в чужую тайну, прочесть мысли другого человека — расследование! Им пользовались все разыскники.
«Столетний путь криминалистики…» К сожалению, дорога эта заканчивалась для разыскника рискованным действом — задержанием. Оно предстояло и им уже через несколько минут.
Цуканов продолжал разговор на отвлеченную тему:
— Интересно: примет старуху Розенбаум племянник? Как думаешь? — Он положил подбородок на спинку сиденья впереди. — Она теперь без дома, без денег…
Об этом стоило поразмышлять.
— Мы не знаем, что он за человек…
Только об одном не следовало думать — о том, что каждый раз перед тем, как брать вооруженного преступника, постоянно вторгалось в сознание: «Почему нельзя было обойтись Хаосом и Тьмой, покрывавшими Бездну? Светом, Землей и Огнем, Водой и Воздухом? Зачем было создавать миллиарды живых существ — с памятью, с детскими мечтами, прочитанными книгами, с надеждами и любовью, — чтобы потом убить каждого в положенный ему срок?!»
Игумнов подтянул кобуру.
«Кто объяснит безумный этот мазохизм Природы?»
Они уже свернули с Беговой.
— Хорошевка… Ходынка, по-старому… Вон тот дом! — Карпец улыбнулся суетливой, обманной улыбкой.
Доставление голой девицы, обыск в парткоме, драка в «Цветах Галиции» уже стали прошлыми событиями его жизни — пестрой, в каждую следующую минуту полной нового и яркого.
Выкрашенная в голубой цвет семнадцатиэтажная башня впереди — с рядами балконов, в окружающем внизу безлюдье — приближалась, как многопалубный корабль.
«Оставленное командой дрейфующее в предрассветных сумерках судно…»
Шофер пошел на разворот.
— К домам не подъезжай! — остановил Игумнов. — Подойдем пешком…
Водитель притормозил.
«Скажет и сейчас: „Вас ждать?“
Шофер ни о чем не спросил.
Сзади послышался шорох шин. Их догоняла патрульная машина ГАИ.
«Бакланов!»
Пятнистая рябь на небе исчезала. Быстро светлело. На тротуаре появились первые прохожие.
— Цуканов остается тут, ждет группу… Карпец, со мной!
Пай-Пай проснулся сразу и окончательно. Как с ним это не раз бывало. Кто-то, имеющий власть, будто приказал коротко: «Вставай!»
Он поднял голову. В комнате было тихо, ветер с балкона играл шторой. Пай-Пай сунул руку под подушку. Там лежал тяжелый американский «кольт». Вор обычно не носил его при себе. Но сейчас случай был особый. Он быстро оделся, сунул револьвер в карман. Осторожно выскользнул в общий — на четыре квартиры — коридор. Впереди была еще дверь — с матовым стеклом посредине, с металлической решеткой, с замком. Дальше шла лестничная площадка с лифтами и мусоропроводом, с черной лестницей. Там было тихо. Внезапно Пай-Пай услышал тонкий короткий звонок. Его-то он и почувствовал сквозь сон. Кто-то звонил с лестничной площадки в дальнюю от Пай-Пая квартиру.
