Меркулов показал Ирине Ивановне фоторобот Барыкина:
— А этого человека вы знаете?
— Это и есть Сергуня. Который разбился по пьянке на кольцевой.
Меркулов написал телефон своей секретарши Валерии Петровны и передал листок барменше. Предупредил:
— Ирина Ивановна, если случится что-то экстраординарное или вам понадобится наша помощь, позвоните по этому телефону и скажите только одну фразу: «Для Константина Дмитриевича есть важное сообщение». Я буду знать, что это вы. И свяжемся с вами, найдем способ. А теперь — спасибо вам. Еще раз — спокойной ночи!..
В кабинете Меркулова его дожидались Турецкий и Косенков. Оба были в подозрительно приподнятом настроении, и Меркулов верно угадал причину.
— Много у вас выдоили?
— Две бутылки, — признался Турецкий.
— Но больших, — педантично уточнил Косенков.
— Зато смотрите… — начал Турецкий, но Меркулов его перебил:
— Сначала посмотрите вы.
Он выложил перед ними снимки и показал надписи на обороте.
Турецкий от восхищения только развел руками:
— Ну, Константин Дмитриевич, у меня нет слов! Но и у вас сейчас тоже не будет слов.
Он положил на стол перед Меркуловым заключение экспертов НТО. Объяснил:
— Пальцы на визитке Минкуса и на руле «Нивы» Мишурина полностью совпадают.
— Визитка лежала на столе профессора Осмоловского, — сказал Меркулов.
— Это точно? — переспросил Турецкий.
Меркулов достал из стола листок и протянул следователям. Это было заявление на имя заместителя генерального прокурора. Там стояло: «Я, Костиков Вадим Николаевич, 1959 года рождения, проживающий там-то, настоящим подтверждаю, что эту визитную карточку взял со стола профессора Осмоловского лично сразу же после убийства профессора, невольным свидетелем которого я явился. Я готов подтвердить это мое заявление в суде под присягой…» Число. Подпись.
— Откуда это? — не выдержал Косенков. — Просто подарок!
— Один знакомый принес, — неопределенно ответил Меркулов. — И это не подарок, а самая что ни на есть неопровержимая улика. Теперь мы знаем точно: Мишурин — убийца. Ну, а что у тебя?
Турецкий обернулся к Косенкову:
— Скажем?
— Мы же обязаны.
— А если он ночь спать не будет?
— Хватит болтать, — приказал Меркулов.
— Дело вот в чем. На визитке были пальчики трех разных людей. Убийцы. Самого профессора Осмоловского. И еще одни — того человека, который эту визитку взял со стола и принес к вам.
— И что же?
— Пока мы вас ждали, делать было особенно нечего, и мы попросили ребят… ну, просто из интереса… сделать дактилоскопическую экспертизу. Они сравнили пальчики на визитке — этого, Костикова Вадима Николаевича, с пальчиками, которые Кондрашов снял с руля «БМВ». И что бы вы думали? Они совпали на сто процентов. На все сто! — повторил Турецкий. — Что вы на это скажете?
И Меркулов сказал то, чего от него и ждали:
— У меня нет слов.
Вадим плохо помнил, как в ту ночь, когда он разбил «бээмвуху» Сергуни, ему удалось добраться до квартиры знакомого, от которой у него были ключи. Лицо его было залито кровью, кожа на лбу от удара о стекло была содрана, как казалось ему, до костей, голова раскалывалась от боли, руки еле шевелились от удара ремнями безопасности по мышцам плеча и груди. Счастье еще, что руль «бээмвухи» был разработан так, что складывался при лобовом ударе, чтобы обеспечить безопасность водителя. Если бы не это, у него оказалась бы переломанной половина ребер. Преодолевая боль в колене, которое он разбил о камень, скатываясь по насыпи с кольцевой, Вадим все дальше углублялся в придорожный березняк. И только когда стал еле слышен гул проходящих по кольцевой тяжелых грузовиков и милицейская сирена подоспевшей к месту аварии патрульной машины, он позволил себе повалиться на землю и слегка перевести дух.
Он был где-то в районе Гольянова, на самых его задворках. Впереди, в просвете между гаражами, по слабо освещенной улице то и дело скользили огни легковых машин, к остановке подошел полупустой автобус, постоял и двинулся дальше. Но об автобусе или метро нечего было и думать. Пешком? Но приятель жил у черта на куличках, в Чертанове, да и первый встречный милиционер задержал бы Вадима, попадись он ему навстречу. Вадим нащупал за пазухой и в карманах пачки долларов и порадовался, что не успел, как собирался, хорошенько припрятать их в своем захламленном гараже.
Но и деньги помогли не сразу. Частники и таксисты шарахались от него, принимая за пьяного. Хоть он умылся из какой-то лужи и, как смог, счистил грязь с одежды, вид у него не стал, вероятно, заметно лучше. Наконец ему удалось тормознуть грузовой «уазик», и водитель, здоровенный мужик, которому никакие пьяные были не страшны, согласился за сто долларов отвезти его в Чертаново. Деньги он потребовал вперед, вышел из машины и при свете фар долго придирчиво изучал банкноту. И лишь когда разглядел защитную полоску и свежий год выпуска, поверил, что деньги не фальшивые. Кивнул Вадиму:
— Грузись!.. Э, да ты на ногах не стоишь, — констатировал он и помог Вадиму забраться на пассажирское сиденье.
Некоторое время они ехали молча. Водитель то и дело искоса поглядывал на Вадима и наконец заключил:
— А ведь ты не датый. Я думал — вдугаря, ан нет. Что стряслось, парень?
— Напали. Бандиты, — с трудом ворочая языком, ответил Вадим.
— И что? Ограбили?
— Не успели… убежал…
— Ну, повезло… А отделать успели. Вот Москва стала, на улицу страшно выйти!.. Может, в травмпункт тебя отвезти?
— Нет, — отказался Вадим. — Домой.
— Ну, домой так домой, — согласился водитель. Он еще что-то говорил, но Вадим не слышал: он потерял сознание. Очнулся оттого, что водитель похлопывал его по щеке и тряс за больное плечо.
— Очнись, парень! Эй! Очнись, говорю!
Вадим открыл глаза.
— Во, молоток, — одобрил водитель. — Сейчас мы тебя вылечим, я знаю, что тебе надо.
Он остановился у ярко освещенной палатки, вылез из машины и вернулся с литровой бутылкой спирта «Рояль». Отвинтил пробку и поднес горлышко к лицу Вадима.
— Глотай. Сколько сможешь. Давай, поможет!
Вадим с усилием сделал несколько глотков. Сначала его едва не вырвало, но уже через минуту он почувствовал себя как бы слегка ожившим.
— Я же говорил — поможет! — порадовался водитель.
— Спасибо. Я сейчас заплачу.
Вадим полез за деньгами, но водитель его остановил:
— Не надо. Ты уже хорошо заплатил. А бутылек себе оставь, он тебе будет ой как впору — и внутренне, и наружно…
Часа через полтора, которые показались Вадиму вечностью, они оказались в Чертанове. Не доезжая до дома, Вадим отпустил машину и некоторое время постоял в кустарнике, оглядывая подъезд и темные окна квартиры. Был уже второй час ночи. Подъезд был освещен, но пуст. Осторожно, стараясь не шуметь, Вадим поднялся пешком на третий этаж, чтобы не привлечь внимание шумом лифта, беззвучно отпер дверь, так же беззвучно, стараясь лишний раз не звякнуть ключом, заперся и только тут рухнул на раскладушку, специально для него вытащенную приятелем с антресолей.
И вновь потерял сознание.
Очнулся он только под утро от слишком громкого, как показалось ему, чириканья воробьев за окном. Все тело было наполнено тупой болью, но по сравнению со вчерашним это было уже терпимо. Он сел на раскладушке и потряс головой. Прислушался к себе. Еще потряс. Боль в голове еще жила, но позывов к тошноте явно не было. Это означало, что сотрясения мозга удалось избежать, чего Вадим больше всего боялся. Он не знал, что будет делать в ближайший, уже засветившийся свежим рассветом день и в другие дни, но понимал, что голова у него должна быть ясной: сотрясение мозга означало бы для него катастрофу.
В комнате стоял полумрак, но двигаться можно было, не зажигая света. Вадим прошел в ванную и только тут щелкнул выключателем. И даже засмеялся, посмотрев на себя в настенное зеркало. Оттуда глядел на него какой-то полузнакомый тип с всклокоченными волосами, осатаневшим видом, огромным лиловеющим синяком на лбу и половиной лица, покрытой порезами в черной запекшейся крови. Вадим сбросил куртку и ковбойку. Через всю грудь от левого плеча к правому бедру тянулись два длинных синяка — от ремней безопасности, принявших на себя основную силу удара.
Нужно было начинать лечиться.
Вадим открыл краны в ванной, пустив воду по стенке, чтобы шумом не привлечь соседей. Они были предупреждены приятелем, что Вадим будет иногда заезжать, чтобы следить за квартирой. Но если хоть кто-нибудь увидит его в таком виде, он тут же позвонит в милицию. А встречаться с милицией не входило ни в какие планы Вадима.
Пролежав минут сорок в горячей воде, он вылез, закутался в куцый халатик жены приятеля, висевший тут же, в ванной, нашел кусок ваты и начал спиртом обрабатывать раны, вспоминая добрым словом вчерашнего водителя. Дело двигалось: синяк на лбу не то чтобы уменьшился, но стал словно бы благородней, черные страшные шрамы превратились в розовые штрихи порезов. Лицо жгло нестерпимо, но Вадим не прекратил своего занятия, пока не убедился, что большего сделать невозможно. Потом он выстирал свою одежду, вымыл кроссовки и разложил все сушиться.
