Толстяк пересек дорожку.
Он пересек площадь перед зданием мэрии.
Он взбежал по ступенькам на крыльцо мэрии.
Он вбежал в дверь.
Через парадный вход?
О Боже!
Герцог Глеттер пересек площадь, поднялся по ступенькам крыльца и вошел в мэрию через открытую дверь.
Почему она открыта?
Слева от двери стоял стол, а за ним сидел толстый коп и спал, сложив руки на животе. За столом Герцог увидел металлическое ограждение с дверцей, которая была заперта. За ней находился темный коридор. Справа — еще один коридор. Герцог пошел вдоль него и оказался в комнате, похожей на комнату для пресс-конференций — беспорядочно расставленные столы, кипы газет, вырезки, пресс-релизы, компьютеры, пишущие машинки, бумажные стаканчики, напитки в бутылках и баночках.
За окном раздался звук сирены — пожарные и полицейские машины, «скорая помощь».
Внутри дома послышалось тяжелое дыхание толстого, неуклюжего человека. Оно слышалось в комнате, похожей на комнату для пресс-конференций. Оно доносилось из-под стола в дальнем углу комнаты.
— Выходи оттуда и не делай резких движений, — проговорил Глеттер.
А потом добавил:
— Сукин сын.
Он расставил ноги, согнул колени и взял пистолет в обе руки. Чувствовал себя он глупо.
Из-под стола раздалось всхлипывание.
— Выходи, приятель.
— Я ничего не сделал. Ничего. Я ничего не сделал. Ничего.
— Я видел тебя, приятель. Видел тебя.
— Я ничего не сделал.
— Я видел тебя, — Герцог Глеттер почувствовал себя еще глупее, споря с этим придурком, как будто они были детьми. Он выпрямился и опустил пистолет. Он заглянул за край стола и увидел подошвы кроссовок «Пума» красного цвета. Он сделал шаг вперед и увидел владельца кроссовок, который стоял на коленях, обняв голову руками.
— Выходи, приятель.
— Я ничего не сделал.
Герцог Глеттер положил пистолет в кобуру, обошел стол, взял человека за лодыжки и вытащил его.
На мужчине были надеты черные спортивные штаны и черный свитер. Черная спортивная шапочка натянута на самые уши. Неподходящая для этого времени года одежда, но у городского террориста всегда возникают проблемы в летнее время, когда он не знает, что ему следует надеть, чтобы не привлечь внимания полиции. Руки человек держал за головой.
— Вставай, друг.
— Я не…
Герцог Глеттер пнул его ногой в ребра. Не слишком сильно, но так, чтобы негодяй почувствовал боль.
— Эй! — человек схватился руками за ребра. Он упал на бок, затем на спину, и, лежа на полу, негодующе смотрел на Глеттера. — Тупой коп.
Что за черт?
— Как ты смеешь избивать людей, черт возьми!
Боже, только не это.
Постанывая, человек сел на полу. Прижимая руки к ребрам, он покачивался вперед-назад.
— Ты за это заплатишь. Это же рукоприкладство.
Не может быть!
Мужчина сдернул с головы шапку и вытер ею покрытое потом лицо.
— Ты заплатишь за это.
Но почему я?
Мужчина начал говорить, всхлипывая:
— Почему я? Ну почему я? Почему яяяяя?
Это был мэр, Сидни Лайонс.
— Почему, почему, почему я?
Но почему я?
Ненавистное всем людям солнце поднималось на горизонте. Раскаленный жар заливал крыши домов Гарлема, убивая все живое. Каллен опустил солнцезащитный козырек на ветровом стекле «сааба», чтобы не видеть этот ужас.
— Хочешь булочку? — спросил Циммерман. Обычно он не разрешал есть в машине, но сейчас время было особенное.
— Я просто попью кофе, — он сорвал крышечку со стаканчика с кофе и не знал, куда ее бросить. Пепельницы «сааба» хранили девственную чистоту; обочина Морнингсайд-Драйв изобиловала мусором. Он сунул крышечку в карман своего пиджака. Иначе его в эту машину больше бы не пустили.
Циммерман, разрезав пластмассовым ножом упаковку, достал булочку и размазал по ней масло. Он положил булочку на щиток, вскрыл свой кофе и бросил крышечку в упаковку из-под булочки.
Каллен вынул свою крышечку из кармана пиджака и бросил ее в ту же упаковку.
Циммерман поднял свой стаканчик:
— За Кейта.
— За Кейта.
Они в задумчивости потягивали кофе.
— За Дебору Дин, — сказал Каллен.
— За Дебору Дин.
Своим ножом Циммерман отрезал кусок булочки и протянул его Каллену.
— Хочешь?
— Ладно, давай. Спасибо, — Каллен взял кусочек и подождал, пока Циммерман отрезал себе такой же.
Они ели.
Пили кофе.
— У меня есть новости, — сказал Циммерман.
Каллен старался вспомнить: говорил ли уже Циммерману о том, что Клэр Лангуа побрила голову наголо.
— Я просто не успел рассказать тебе об этом из-за всяких дел. Я работал в аптеке. Вчера вечером между семью и семью тридцатью там появляется… Кто бы ты думал? К счастью, меня не было за прилавком, а то она испугалась бы.
Скажи мне, Нейл.
— Кто же она?
— Мейбл Паркер.
— Не может быть.
— Таубман говорит, что именно она звонила по телефону во время грозы. Он уверен в этом.
— А кто такой Таубман? Ах да, аптекарь. Она не может быть этой женщиной.
— Но почему?
— Мы сказали ей, что у нас есть описание внешности звонившей, мы сказали ей, что собираемся вести наблюдение за аптекой. Разве не так?
— Мы много чего рассказали ей. Мы же думали, что она честный человек.
— Боже!
Циммерман отрезал от булочки еще два кусочка и протянул один из них Каллену.
— Я следовал за ней до дома номер 116 по Семьдесят первой улице. Это шестиэтажное здание, находящееся напротив дома номер 119. Она не живет там. Место ее жительства — Йорк-авеню. Но она приходит в дом 116 два-три раза в неделю — так сказал мне привратник, — иногда по выходным, обычно вечером в воскресенье. У нее есть ключи от квартиры номер 5. Чуть позже туда приходит пожилой мужик. Они остаются там часа три-четыре, после чего мужик уходит. Через некоторое время уходит и она. Иногда она, правда, ночует там, но это случается нечасто. Эту квартиру снимает — не падай в обморок — Норман Левитт.
Каллен покачал головой.
— Я не знаю… Тот самый Норман?
— Да.
— Муж Ли Левитт?
— Да, муж Ли Левитт.
— Муж окружного прокурора Ли Левитт.
— Других Ли Левитт я не знаю.
— Они ведь не в разводе, не так ли?
— Не слышал о таком. Но я ведь не вращаюсь в прокурорских кругах и не поддерживаю близких отношений с банкирами.
— Он работает в арбитражном суде, — сказал Каллен. — Итак, он снимает эту квартиру. А мы еще спрашивали Мейбл о том, кто в прокуратуре мог видеть женщину, выходящую из дома номер 119, — он засмеялся.
Циммерман тоже засмеялся:
— Да, мы спрашивали ее об этом.
— Господи! О чем еще мы ее спрашивали? Что еще мы ей говорили?
— Мы говорили ей о следах, оставленных на клумбе.
— Это не столь важно, так как она видела, кто оставил эти следы.
— Мы говорили, что в участок звонила женщина, которая пользовалась телефонным автоматом.
— Это неважно, так как она и есть эта женщина.
— Мы говорили ей, что Таубман узнал в звонившей свою постоянную клиентку, покупавшую в аптеке презервативы.
— Презервативы, — Каллен опять засмеялся.
— В чем дело?
Каллен не мог остановиться.
— В чем дело, черт возьми?
Каллен немного успокоился:
— Она не боится СПИДа.
— Что?
— Она не боится СПИДа, так нам сказала Мейбл.
— На что ты намекаешь, Джо?
— Признайся, Нейл, что считал ее порочной.
— Ну и что?
— Ничего. Она была порочной. Она — порочна. Я просто немного сбит с толку, вот и все.
Циммерман не счел себя вправе читать наставления.
— О чем еще мы говорили с Мейбл? — спросил Каллен.
— Я не помню.
Каллен вздохнул:
— А я помню. Мы сказали ей о том, что у Энн есть источник, сообщивший ей о поджоге здания «Ралей».
— Ты сказал ей об этом, — напомнил Циммерман.
Каллен не обратил на этот выпад никакого внимания.
— Что-то еще?
— Я не помню.
— Нейл, извини меня за смех, ладно? Не принимай это слишком близко к сердцу. Я не в себе. Не помню: говорил ли я тебе о Клэр Лангуа?
— О том, что она побрила голову?
— А, так я говорил тебе об этом. Слишком много всяких событий. Вера сказала мне, что Клэр пользовалась черным ходом и лазом в заборе.
— И ты считаешь, что она и есть та женщина, которую видела Мейбл?
— Хотел бы я знать больше о делах Чарльза Стори, — сказал Каллен.
— О чем, например?
— О том, например, кого он трахал. Я не слышал никаких сплетен на этот счет. Но я и не слушаю сплетни. А ты слышал какие-нибудь сплетни о нем?
— Нет, — Циммерман поставил свой стаканчик с кофе на щиток и повернулся лицом к Каллену: — Джо, нам нужно сообщить кому надо о Гриняке.
Зазвонил телефон, и он снял трубку:
