Ознакомительная версия.
Она любовно провела пальцем по корешкам книг, словно подпитываясь их энергией, и вдруг палец ее остановился на книге, коричневый корешок которой был пуст — ни названия, ни фамилии автора не было на нем.
— Любопытно, — тихо проговорила Галя.
— Что? — крикнул из кухни Жан. — Все в порядке?
— Да, все в порядке.
Галя поддела пальцем коричневый корешок и вынула книгу из ряда. Оказалось, что это не книга, а толстый ежедневник с кожаной обложкой. Галя испытала небольшое разочарование и — чисто машинально — раскрыла ежедневник. Страница была испещрена фиолетовыми каракулями. Узнав в каракулях арабскую вязь, Галя удивилась. Когда-то давным-давно, в ту пора, когда она была студенткой Института иностранных языков, Галя изучала арабский и теперь от нечего делать решила проверить — осталось ли в ее голове хоть что-нибудь от этой мудреной науки.
Нахмурившись, она принялась разбирать каракули. Пару раз брови ее удивленно взлетели вверх, и она опасливо покосилась на дверь. Чем больше Галя читала, тем более озабоченным и пасмурным делалось ее лицо.
Когда негромкий голос Жана окликнул ее по имени, она вздрогнула и выронила ежедневник из рук. Обернувшись, она увидела, что француз стоит у нее за спиной.
«Как тихо он подкрался!» — успела подумать Галя…
И еще один неприятный разговор состоялся в тот день у Турецкого. С Вячеславом Ивановичем Грязновым. Позвонил Грязнов — и огорошил с ходу:
— Мои ребята только что нашли твоего горбоносого Али!
Турецкий резко тряхнул головой, прогоняя усталость и сонную одурь:
— Отлично! Где нашли?
— На Казанском вокзале. Сидел за столиком в кафе и улыбался.
Лицо Турецкого вытянулось от изумления:
— Что значит — улыбался? Он что, спокойно дал себя арестовать?
— А что еще ему оставалось? — усмехнулся в трубку Грязнов. — Трупу-то.
Турецкий замер с открытым ртом.
— Трупу?
— Да, Сань. Кто-то вогнал ему в грудь стилет. По самую рукоятку вогнал. Удар был нанесен очень профессионально и, конечно, неожиданно. Иначе такого матерого волка, как Алиев, не завалить.
Турецкий вновь обрел свою всегдашнюю деловитость и спокойствие.
— Ясно, — сухо сказал он. — Как насчет отпечатков? Следы есть?
Вячеслав Иванович вздохнул:
— Нет, ничего. И, что самое неприятное, свидетелей нет. Даже официант говорит, что не помнит человека, который сидел с Алиевым за столиком. Народу, говорит, масса, люди приходят, уходят, подолгу никто не задерживается. Как тут всех упомнишь?
— Хорошая отговорка.
— И не говори.
Александр Борисович свободной рукой вытряхнул из пачки сигарету и вставил ее в рот. Сказал, прикуривая от зажигалки:
— Значит, никто ничего не видел, никто ничего не слышал?
— Именно. Сам знаешь, какая на вокзале публика. Они милицию за километр обходят. Какое уж тут сотрудничество! Бармен, правда, заметил, что убийца вроде бы был кавказцем. Но точно он не уверен.
— Как насчет словесного портрета и примет предполагаемого преступника?
— Да какое там! — в сердцах произнес Грязнов. — Он даже не уверен, была у убийцы борода или нет.
— Окурки в пепельнице? Слюна на тарелке? Смятая салфетка?
— Я же сказал: ни-че-го. Пепельница пуста, салфеток смятых нет. Стол вытерт начисто. Голяк, Сань, полный голяк.
Несколько секунд коллеги молчали, каждый по-своему переживая неудачу. Александр Борисович стряхнул с сигареты пепел и горько пошутил:
— По крайней мере, он никого больше не убьет.
— Ну да, — хмыкнул Грязнов. — И о заказчиках своих ничего нам не расскажет. Сделал дело, и теперь от него избавились, как от ненужного мусора.
— Что с прослушкой и наружным наблюдением?
— Тоже ничего хорошего. Чипы со вчерашнего утра не подают сигналов. От «наружки» Гатиев и Рыцарев умело ушли. Даже если убийство Али — дело их рук, мы об этом, скорее всего, не узнаем. Что касается остальных фигурантов, то ничего экстраординарного они не делают. Работают, разъезжают по городу, едят в ресторанах. Будни, одним словом.
Турецкий положил сигарету на край пепельницы и, болезненно поморщившись, помассировал пальцами висок.
— Черт…
— Что?
— Да мигрень замучила. Это все приятные новости, какие ты хотел мне сообщить?
— Нет, Сань, не все. Есть еще одна. Правда… — Он замялся. — Не знаю, стоит ли волноваться…
Турецкий рассердился:
— Да не томи ты, ради Бога! Говори толком: что случилось?
Грязнов смущенно откашлялся:
— Да, понимаешь, сотрудник один пропал. Оперативник.
— Я его знаю?
— Знаешь. Только не его, а ее. Это Галя Романова.
— Так, — хмуро произнес Александр Борисович. — Она что, не вышла на работу?
— Не вышла, Саня. И «сотовый» ее молчит. Соседка из квартиры напротив — вредная такая старушенция, с прибабахом немного, следит за всеми соседями — говорит, что Галя не ночевала дома. Перед тем как уйти из дома, Галя странно себя вела. Нарядилась как на праздник: туфли, вечернее платье.
— И все?
— И все.
Александр Борисович вновь помассировал висок.
— Чертовщина какая-то! Может, девчонка просто загуляла?
— Надеюсь, что так. Хотя раньше ничего подобного она себе не позволяла.
Известие об исчезновении Гали Романовой взволновало Турецкого не на шутку. Но он взял себя в руки и сказал твердо:
— Ладно, не будем волноваться раньше времени. Подождем чуток, а там, глядишь, все само собой прояснится. А пока нужно вплотную заняться убийствами коменданта Кремлевского дворца и заведующего лабораторией «Мосводоканала». Да, и еще. Ты слышал о недавней смерти генерала Абрамова?
Вячеслав Иванович крякнул от неожиданности:
— Ты что, думаешь, его смерть тоже связана со всей этой…
— Не знаю, Слав. Не знаю. Управление генерала Абрамова охраняло важные объекты в Москве, в том числе и правительственные здания. К ведению управления относился и Кремлевский дворец съездов. И вдруг Абрамов умер — почти в одно и то же время с Лесковым и Фоминым. Не знаю, как тебе, а мне такие совпадения не нравятся.
— Но ведь он вроде бы умер от естественных причин, — с сомнением в голосе произнес Грязнов. — Там же, кажется, что-то с сердцем?
— Еще раз повторяю: я не верю в совпадения, — жестко сказал Александр Борисович. — Поручи Солонину проработать эту ситуацию. Пусть поищет, порасспрашивает. А Гатиева и Рыцарева необходимо взять в двойное кольцо наблюдения. Фиксировать каждый шаг. Сдается мне, Алиева прикончил Гатиев.
— Чеченец хитер. Уходит от слежки так, будто его в ЦРУ этому учили.
— Поручи слежку за ним своим лучшим сотрудникам. Да пригрози: если упустят — выгонишь их к чертовой матери из органов!
— Не горячись, Сань. Сделаю.
Турецкий и вправду был в ярости.
— Черт, попадись мне этот мерзавец с поличным, собственными руками с него шкуру спущу!
— Нет уж, — усмехнулся в трубку Грязнов, — предоставь это нам. Твое дело — шевелить мозгами, а руки подонкам будем выкручивать мы.
Турецкий немного помолчал, успокаиваясь, потом сказал:
— Договорились.
Виктор Солонин встретился со своим старинным приятелем — капитаном внутренней службы Антоном Савицким — в старой рюмочной неподалеку от Павелецкого вокзала. В эту рюмочную они частенько захаживали лет десять — двенадцать назад. Много событий прошло с тех пор, много воды утекло, но рюмочная ничуть не изменилась — казалось, время не властно над ней. Здесь были все те же обшарпанные потолки, та же голубоватая плитка на стенах, те же винегреты, оливье и эскалопы под мутным стеклом. И тот же грубоватый витраж на узких продолговатых окнах.
Капитан Савицкий, рослый мужчина с широким щербатым лицом и пепельными волосами, выглядел довольным. За два часа до этого он случайно — так ему, по крайней мере, думалось — встретился с приятелем, с которым не виделся года два. Встреча была теплой, а со стороны сентиментального Савицкого — даже восторженной. Капитан сам затащил Солонина в эту рюмочную — так ему опять же показалось; Солонин для виду поупирался, ссылаясь на неотложные дела, но ради старого приятеля дела отложил.
В рюмочной они сидели уже около часа. Первые полчаса мужчины рассказывали друг другу о том, как складывалась их жизнь в те два года, что они не виделись. Потом они говорили об общих знакомых, о политике, о футболе и тому подобных важных вещах. Была выпита бутылка водки, и к тому моменту, когда официант принес им вторую, капитан Савицкий окончательно растаял.
Не уступал ему и Солонин.
— Антон, — проникновенно говорил он, — мы с тобой не первый год друг друга знаем. Так или не так?
— Вить, ну что ты…
— Я спрашиваю: так или не так?
Ознакомительная версия.
