Ознакомительная версия.
— Согласен, — отреагировал Грязнов. — Ты когда протрезвеешь?
— Да я уже…
— Отставить пререкания. Я спрашиваю: когда ты будешь в форме?
Солонин подумал и сказал:
— Товарищ генерал-майор, мне бы поспать часика полтора, а потом под холодный душ. И буду как огурчик.
— В таком случае, езжай домой и спи. Как только протрезвеешь, — звони мне. Начну без тебя, потом подключишься.
— Да я мог бы и…
— Выполнять приказание!
— Слушаюсь, — неохотно подчинился Солонин.
Грязнов отключил связь.
Солонин постоял немного у стены дома, пытаясь определить степень своего опьянения, но степень эта не поддавалась определению; тогда майор махнул рукой, сказал «ничего, просплюсь» и, легонько пошатываясь, потопал к остановке троллейбуса.
Полковник Прохоренко свернул в укромный тихий дворик, остановил машину и заглушил мотор.
— Ну вот, — сказал он, не поворачивая головы. — Здесь мы можем поговорить спокойно.
Владлен Владленович Альхаров посмотрел на резкий профиль полковника, на его маленькую голову с покатым лбом, острый кадык, похожий на голову цыпленка, и сказал:
— Да, Степан Сергеич. Мы можем поговорить.
Прохоренко повернулся, на фоне белого окна его лицо было темным, блестели лишь влажные белки глаз.
— С генералом все прошло гладко, — тихо сказал он. — Позволю себе напомнить, что я сделал все сам, на свой страх и риск, не прибегая к вашей помощи.
— А я позволю себе заметить, что, решая проблему с Абрамовым, вы убивали двух зайцев сразу, — парировал Альхаров. — Вы ведь и сами давно хотели занять место генерала, правда?
Прохоренко ответил холодно:
— Не понимаю, какое это имеет отношение к делу.
— Возможно, никакого, — ответил Альхаров. — Мы, как и обещали, выполним свою часть договора. Как вы предпочитаете получить деньги?
— Десять процентов наличными, остальное — на счет в банке.
— Идет.
Прохоренко прищурился и сухо уточнил:
— Сумма вознаграждения не изменилась?
— А почему она должна была измениться? — поднял брови Альхаров.
— Ликвидацию удалось провести, не привлекая общего внимания. Абрамов умер своей смертью, у себя дома. Никаких подозрений, никакого расследования.
— Да, мы и не рассчитывали на такое везение, — признал Альхаров.
— Везение тут ни при чем, — вновь возразил полковник. — Я думаю, что вправе рассчитывать на премиальные.
— Может быть, может быть… Я поговорю об этом с Копыловым.
— Поговорите, Владлен Владленович. Это и в ваших интересах. Нам ведь еще работать вместе. От меня зависит, насколько гладко пройдет запланированная вами операция.
— Вы правы. Я свяжусь с вами завтра утром. А теперь — поехали.
— Александр, это ты? — прорезал треск эфира далекий голос Питера Реддвея.
— Да, Питер.
— Ты хорошо меня слышишь?
— Нет, какие-то поме…
В трубке зашуршало и затрещало. Затем треск прекратился и голос Реддвея четко произнес:
— Алло, Александр!
— Да, Питер. Теперь я тебя слышу.
— Слава Богу. Ты можешь сейчас разговаривать?
Турецкий ответил:
— Да.
— Тогда слушай. Мы только что получили информацию от наших коллег из Европы. Они перехватили разговор террористов. Речь шла об Аймане аль-Аделе. Помнишь, я вам о нем рассказывал?
— Помню.
— Так вот. По полученной нами информации, Айман аль-Адель или уже в Москве, или вот-вот прилетит в Москву. Думаю, он собирается непосредственно руководить операцией.
— Так, — сказал Турецкий.
— Это еще не все, — продолжил Реддвей. — С ним должны прибыть какие-то специалисты. Не знаю, в какой области, но уж точно не в мирной. И будут они не арабами, а европейцами. Ты слушаешь?
— Да, да, продолжай.
— Черт, все время какие-то помехи… Мы уточнили информацию на этого Аймана. Так вот, выяснилось, что двадцать лет назад он учился в Москве, в Институте Дружбы народов. Помнишь мой рассказ о лагере в Крыму? Не исключено, что мы с ним тогда встречались. Как тебе это? Забавно, правда?
— Если ты имеешь в виду вашу возможную встречу, то да. А если его приезд в Москву, то не очень.
— Аймана очень трудно выследить. У него стопроцентно настоящие документы. Кроме того, с ним работают лучшие гримеры, так что, у нас даже нет возможности опознать его по фотографиям. Но на всякий случай я пошлю тебе все снимки, какие у нас есть — на них он брюнет, блондин, с бородой и без.
— Он говорит по-русски?
— Думаю, что да. У этого парня талант, он знает пять или шесть языков и на всех говорит практически без акцента. Настоящий полиглот!
— Ты как будто восхищаешься им? — усмехнулся Турецкий.
— Глупости, — раздраженно отозвался Реддвей. — Я просто констатирую. Ты должен знать, с кем имеешь дело. Айман хитер и умен. Он трижды делал пластические операции. У него два высших образования, медицинское и юридическое. Кроме того, братец щедро снабжает его деньгами. Он — очень опасный противник! Александр, не мне вам указывать, и все-таки… Усильте контроль в аэропортах. Расставьте людей. В общем, отнеситесь к моему сообщению максимально серьезно. Да, и еще. По нашим данным, Айман должен прилететь рейсом из Франции. Возможно, он уже в небе.
Двадцать минут спустя Светлана Анатольевна Быстрова сидела в кабинете Турецкого. Вид у нее был несколько растерянный.
— Не знаю, я не уверена, — задумчиво произнесла она. — Вообще-то опытный гример может определить, загримирован человек или нет. Есть определенные признаки, но… Поймите, Александр Борисович, если бы вы показали мне конкретного человека, я бы, конечно, справилась. А так…
Она неопределенно пожала плечами.
Турецкий, стоявший с сигаретой у приоткрытого окна, затушил окурок в пепельнице, закрыл окно и вернулся к столу.
— Светлана Анатольевна, — заговорил он, — задача трудная, что и говорить. Но другого выхода у нас нет. Мы не знаем, каким конкретно рейсом и когда прилетит Айман. В ближайшие дня три вам придется дневать и ночевать в аэропортах. Шанс призрачный, но нам нельзя его упускать.
Быстрова вновь взяла со стола листы с изображением Аймана аль-Аделя, а также лист с его антропометрическими данными, внимательно их просмотрела и вздохнула:
— Не знаю, не знаю. Шанс, конечно, есть, но ничтожный. Когда нужно выезжать?
— Первый подходящий рейс будет через два часа. Вы еще успеете пообедать.
— Хорошо, — кивнула Светлана Анатольевна, — через час я буду готова.
Первый день не принес никаких результатов. Проведя бессонную ночь, Быстрова вновь была в здании аэропорта. Прибытие самолета рейса «Париж — Москва» ожидался с минуты на минуту. Светлана Анатольевна беспрестанно зевала. Оперативник Володя Яковлев услужливо поднес ей пластиковый стаканчик с горячим кофе.
— Спасибо, Володя, — поблагодарила его Быстрова и снова зевнула. — Ой, прости, ради Бога.
— Ничего. Бессонная ночь? — вежливо поинтересовался Яковлев.
— Да, знаешь ли… Никак не могла заснуть. Слишком много кофе вчера выпила.
— Знакомая ситуация.
— Что значит — знакомая? — усмехнулась Светлана Анатольевна. — Ты ведь вчера говорил мне, что кофе не пьешь.
— Не пью, — согласился оперативник. — Но кока-колу люблю. А там знаете сколько кофеина? Побольше, чем в вашей чашке.
Быстрова улыбнулась:
— Ой, Мишаня, здоров ты заливать. Во все эти лимонады, кроме сахара да вкусовых добавок, давно уже ничего не кладут.
— Это вы как дилетант говорите. Потому что колу не любите. К тому же…
— Тише! — Светлана Анатольевна подняла палец.
Утробный, гнусавый голос из динамика объявил о прибытии рейса.
— Ну вот, — сказала Быстрова, — конец нашим тоскливым ожиданиям. По крайней мере на ближайшие полдня.
Светлана Анатольевна зорко вглядывалась в толпу прибывших. Оперативник Яковлев — тоже, не теряя из виду и саму Светлану Анатольевну, чтобы, если придется, мгновенно среагировать на ее знак.
Лицо Быстровой было бледным и сосредоточенным. Но вот веки ее едва заметно дрогнули.
— Вижу, — тихо прошептала она одними губами.
— Который? — так же тихо спросил оперативник.
— Белый свитер, черные вельветовые брюки, пегая бородка. Молодой. В руке — темно-синяя сумка.
— Засек, — отозвался Яковлев. Он достал из кармана телефон и нажал на кнопку соединения.
Пока оперативник докладывал коллегам, дежурившим у выхода из аэропорта, приметы «подозрительного», Светлана Анатольевна встала с кресла и двинулась «подозрительному» навстречу, чтобы разглядеть его лицо поближе. Пробираясь сквозь толпу, она вдруг столкнулась с каким-то светловолосым мужчиной и выронила из рук сумочку.
Ознакомительная версия.