Троицкий на секунду шагнул в каюту — и мгновенно появился с другим пистолетом: с глушителем. Шмальнул в воду: араба окатило задорным фонтаничком.
— Что за птица? — строго спросил Троицкий.
— Вах, что за птица, никакая не птица, клянусь Араратом, просто добрый человек! Не птица — человек, да!.. Заказали привезти на яхту мясо говядина пять кило, мясо баранина три кило, согласно заказу, рис четыре упаковки, согласно заказу, сахар две коробки, масло оливковое литр, масло растительное три литр, согласно заказу, масло…
— Заткнись, ара! — прикрикнул Троицкий. — Не птица… Как тебя зовут?
— Армен, клянусь… Клянусь солнцем, Армен! — клясться Араратом, что его зовут Армен, Вазген не решился. Кощунство бы получилось, да.
Хмыкнул про себя, вспомнив старый анекдот: «Богом клянусь! Детьми — нет, не скажу, но Богом клянусь!».
— В тот раз другой приезжал, — подозрительно глянул Троицкий, не опуская пистолета.
— Морис, да! — вскричал незнакомец. — Это был Морис, клянусь Араратом. Он заболел. Не скажу умер, нет, но — заболел!
— Хорош бакланить! — поморщился Троицкий. От воплей этого «хачика» у него загудела голова. — Давай выгружай… Что в большой коробке?
— Сахар, да! Хороший сахарный песок!
— Открой!..
Вазген послушно открыл коробку. Троицкий глянул:
— И во второй большой сахар?..
— Сахар, клянусь…
— А на хера мне столько сахара, не знаешь?
— Зачем?! Я не знаю зачем! Согласно заказу, да!
— Ладно-ладно, — Троицкому надоел навязчивый торгаш. — Тебе заплатили?
— Да, все великолепно, аккуратно заплатили! Повез бы Армен заказ, если бы ему не заплатили? Армен, конечно, старый дурак, но если бы ему не заплатили…
— Вали отсюда! — рыкнул Троицкий.
Лодка пошлепала к берегу.
Николай медленно причалил катер у основания мола. Хомяк и Лысяк, как его успел окрестить Серов, терли о чем-то где-то на середине косы, ближе к маяку.
— Детки в клетке, — усмехнулся Серов.
— Бегуны не помешают? — взволновался Дима.
— Пусть попробуют… Идем. Все готовы.
— Вперед, — кивнул Николай. — А я по воде.
Дима и Серов, лениво, но цепко оглядываясь во избежание неожиданностей, двинулись по косе к жертвам.
К жертвам, которые до сих пор считают себя охотниками…
— Ну вот вам и доказательства, — вздохнул Егоров, передавая бинокль Пересу. — Я, честно говоря, сам надеялся, что тревога оказалась ложной, но… Грузят как раз взрывчатку.
Анри посмотрел в бинокль как раз в тот момент, когда громила арабской внешности демонстрировал Троицкому содержимое большой, кубической формы коробки. Троицкий кивнул — громила (ну и рожа! — граф вновь чуть не отпрянул от окуляров) потащил коробку на яхту.
Сомнений никаких не оставалось.
Что же, хорошо, что все это выяснилось сейчас. Есть шанс захватить террористов до отпуска.
— Неужели с моря хотят? — задумчиво произнес Анри. — Нигде от них нет покоя…
— Ничего не боятся, — сокрушенно ответил Егоров. — Как у себя дома. Но сотрудничество правоохранительных органов цивилизованных стран — основа благополучия всех народов.
Анри кивнул. Молодцы русские, ничего не скажешь. Не только приглашения на фестиваль воровать способны.
— Надо срочно доложить комиссару, — решил детектив.
— Прямо сейчас, — согласился Егоров. — Как говорят у нас в главке, не стоит тянуть кота за хвост, особенно если он в черной комнате…
Егоров, стоявший к маяку боком, видел, как со стороны берега приближаются два клеврета Троицкого. И третий — крался на моторке по воде. Да уже не очень-то и крался. Ухмылялся нагло, блестел золотым зубом. Торжествовал победу. Предвкушал потеху. Аж слюна текла.
Рано радуешься…
Анри набирал номер на мобильнике и ничего не замечал.
За пять шагов от жертв Серов и Дима перешли на бег. Егоров отскочил к краю мола и прыгнул в воду. Погрузился тяжело, как будто бегемота с вертолета скинули. Волна поднялась — на метр с лишним.
Пересекнуть не успел — лежал на спине и нюхал хлороформ. Серов и Николай целились из пистолетов в волну.
Послышался шорох, вся компания резко обернулась. Это неунывающий актер Пьер Ришар завершал свою утреннюю оздоровительную пробежку. Приветливо помахал рукой: «О, рашен мафия! Салют!»
— Привет, — глупо ответил Дима.
В руке Ришар держал синий шарик. Засунул его себе в рот. Тут же достал: шарик был желтый.
— Юморист… Высокий блондин, туда же, — буркнул Серов и вновь развернулся к воде. Ткнул Диму под ребра: — Чего ждешь? Прыгай!..
— Куда? — не понял Дима. — Нету его! И пузырей нету!
— Ладно, грузим пока этого…
Лысяк оказался для своей комплекции довольно тяжелым. Пока переваливали его тело за борт катера, блаженно улыбался и пускал слюни.
— Ну что там?! — крикнул Серов.
— Не всплывает, — развел руками Дима.
— Где же он?
— Пес его знает. Утоп, наверно! Уже пять минут не всплывает!
— Черт!.. — нервно оглядываясь, чертыхнулся Серов. Пока на моле спокойно, но каждую минуту могли появиться посторонние. — Ждем еще?
— Ну чуть-чуть…
Подождали чуть-чуть. Потом еще два раза по чуть-чуть. Нет, столько люди под водой не дышат… Или еще подождать?
В начале косы Серов увидал характерную фигуру Тимофея Пастухова. Знатный путешественник двигался к маяку. А за ним уже маячили другие люди — еще бегун, какая-то дама с собачкой… Утро вступало в свои права.
— Все, давай, на катер! — решил Серов.
Дима залез на катер, Николай врубил мотор… Троицкий, наблюдавший сцену в бинокль, гневно сжал кулаки.
Ну, работнички…
Пастухов проводил катер взглядом. Заложив крутую дугу, тот причалил к «Мрии». Пастухов залез в свою будку и свесился за борт, где закрепил с вечера конец гибкого шланга. Постучал ладонью по борту.
Нет ответа.
Еще раз постучал.
Ноль реакции.
— Сергей Аркадьевич, — позвал путешественник, — продолжая стучать по обшивке лодки. — Вылезайте! Они уехали. Нет никого… Сергей Аркадьевич!..
Тот не вылезал. Пастухов почесал переносицу, неспешно разделся (покоритель морей и снегов вообще не любил торопиться) и нырнул.
Вскоре он вынырнул, волоча на себе бессознательного Егорова. Приговаривая — «мать-перемать». Не хватало еще, чтобы на его лодке сдох перед беспрецедентным рекордным стартом питерский милиционер. Так и старт может не состояться.
Пастухов начал делать Егорову искусственное дыхание. Ничего, очнется… Однажды Пастухов собаку с того света вытащил искусственным дыханием. А тут что — человек всего лишь…
Как говорил ленинградский писатель Зощенко, «человек не блоха — ко всему привыкает».
Кристина увидела Абеля неподалеку от фестивального Дворца. Он был одет очень просто — в широкие штаны с большими накладными карманами, в футболку с серебряными иероглифами. Но почему вокруг нет толпы поклонниц, фотографов и репортеров?
Никто не узнает его в таком наряде?
Кристина подбежала к режиссеру, дернула за рукав:
— Абель! Я тебе сейчас все объясню…
Человек в футболке обернулся… Другой человек. Похожий. Но моложе. Разрез глаз другой. Зуб выбит. Лоб низкий. И кольцо — что характерно — не в ноздре, а в носу.
Обознатушки.
— Чем могу служить, мадемуазель? — вежливо поинтересовался парень.
Кристина молча помотала головой и побрела на пляж.
Самое горькое: ведь никто и не поверит в Питере… Никому ведь даже и не расскажешь…
Переса на борт вытаскивали молча, не смея посмотреть в глаза Демьянычу. Тот тоже держал паузу. Поигрывал пистолетом, стрелял глазами — с одного придурка на другого.
Олухи царя небесного…
Первым не выдержал молчания Дима. Но не нашел ничего лучше, как спросить;
— Шеф, вы таблетки выпили? Я вам оставлял…
Троицкий взорвался:
— Ты у меня сейчас эти таблетки с палубы задницей по одной подбирать будешь, понял?! Вы что, кролики, в расход хотите? Так это быстро. Места много в воде. Вчера двоих упустили, сегодня из-под носу одного… Из рук ушел! Вы на кого работает, сучары? Может, вы на Кашалота работаете?..
Серов, который во вчерашнем проколе виноват вроде не был, взял нас себя смелость оправдаться:
— Демьяныч, строго-то не суди… Не думали, что он такой резвый. Сиганул — и все.
— Вам же, кретинам, говорили, что это «профи»! — зло крикнул Троицкий.
— Этот «профи» сейчас на дне рыб кормит, — осмелел Николай.
— Уверен? — тяжело посмотрел на него Троицкий.
— Ну не Ихтиандр же он, — поддержал подельника Серов. — По десять минут под водой сидеть.
Ихтиандром звали какого-то киногероя, который дышал жабрами. И он жил под водой, а без воды, наоборот, подыхал.
— А если Ихтиандр? — сощурился Троицкий. Никто ответить не рискнул.
