– И опять я не понимаю: как это возможно? – настойчиво спросила Настя. – Механизм не понимаю. Можете объяснить?
Гулин снова отвел глаза, и стало понятно, что распространяться на скользкую тему ему не хочется.
– Повторяю, мне не нужны имена, – уговаривала его Настя. – Я хочу только понять технологию.
И опять пришлось потратить некоторое время на то, чтобы успокоить тренера и убедить его в том, что никаких последствий его откровения иметь не будут.
– Судьи ставят только вторую оценку, а первую ставят технический специалист, технический контролер и два помощника, – медленно говорил Гулин, как будто подбирая слова, чтобы не сказать лишнего. – Технический специалист фиксирует только факт исполнения конкретных элементов в программе. Или, наоборот, неисполнения. Он не оценивает качество. Он констатирует, что элемент был исполнен. Или не был. Например, тройной прыжок с недокрутом в четверть оборота уже не считается тройным, его оценивают как двойной. А если докрутил, но упал на приземлении, то оценивается как «тройной минус один балл». Каждый элемент имеет свой уровень сложности. Вот, к примеру, вращение в зависимости от числа оборотов будет считаться элементом, ну, допустим, второго, третьего и четвертого уровня. Докрутил положенное количество оборотов во вращении в каждой позиции – получи свой третий уровень, не докрутил – засчитают только второй или даже первый, если уж совсем плохо элемент выполнен. Техспец должен констатировать: вот этот элемент четвертого уровня выполнен, этот элемент третьего уровня не выполнен и так далее по всей программе. Технический контролер перепроверяет за ним. Он должен иметь такую же высокую квалификацию или даже выше. Все же люди, все живые, каждый человек может ошибиться и чего-то не увидеть, ведь на льду все происходит очень быстро. Кто-то заметит недокрученные четверть оборота, а кто-то нет. И с техконтролером или техспецом даже проще договориться, чем с судьями, потому что судей-то много. Он захочет – увидит недокрут, к примеру, а не захочет – так и не увидит.
Настя помотала головой, пытаясь не утонуть в обрушившейся на нее информации.
– Погодите, погодите, вы же сами сказали, что и контролер там, и специалист, то есть их двое, а теперь получается, что нужно договариваться только с одним.
– С одним – вполне достаточно, – авторитетно заявил Гулин. – Обычно они оба в связке и потом сами между собой договорятся.
– А если нет? Если они не могут договориться?
– Бывает, – согласился Гулин. – Это называется «конфликтная связка». Тогда, конечно, всем плохо. Но даже если они договорятся, все равно надо соблюсти видимость приличий, то есть показать демократическую процедуру. Они будут смотреть видеоповторы и делать вид, что о чем-то спорят, что-то рассматривают, допустим, чистым ли был выезд, не было ли касания коньком льда, сколько недокручено… В общем, там все отработано, можете не сомневаться.
– Поняла. А дальше как?
– А дальше – при техспеце и техконтролере сидят два помощника, которые быстро выводят всю информацию на компьютеры всем судьям. Судьи должны смириться с тем, что сказал специалист, даже если они сами увидели что-то другое. Слово техспеца – закон. Даже если судья увидел, что был недокрут и прыжок должен считаться двойным, а не тройным, он ничего с этим сделать не может. Судьи получают на компьютеры перечень элементов, которые техспец и техконтролер считают выполненными и не выполненными в данной программе. Каждый элемент имеет свою стоимость в баллах. Судья к этой фиксированной стоимости может прибавить баллы или, наоборот, убавить в зависимости от качества исполнения. Например, аксель докрученный, но низкий и выполнен на маленькой скорости – могут снять сколько-то баллов от базовой стоимости прыжка. За хорошее качество можно добавить прилично, и этим сильно увеличить окончательную стоимость элемента. Но это еще не все. Есть еще вторая оценка: судьи оценивают качество скольжения, выражение музыки, интерпретацию музыки, артистизм, одним словом – презентацию программы. Вот здесь судьи реально могут повлиять на итоговый результат, это их епархия. Это та часть судейства, от которой в большой степени зависит, какое место получит спортсмен. Все это называется «компоненты программы», и компонентами можно вытащить даже сильно «попадавшего» фигуриста.
– Даже так?
– Именно так.
– Когда я была ребенком, мама смотрела фигурное катание по телевизору и говорила мне, что если спортсмен упал – это катастрофа, – заметила она недоверчиво.
Гулин окинул ее критическим взглядом и покачал головой.
– Судя по тому, сколько вам лет, это было очень-очень давно, – довольно неделикатно заявил он. – Теперь все иначе. Ну и что, что он упал? Зато у него такая шикарная дорожка шагов! И за эту дорожку добавят столько, что перекроется «минус один балл» за падение.
Ну и ну! Насте Каменской, весьма далекой от внутреннего мира спорта, верилось в такое с трудом. Хотя, впрочем, почему бы нет? Что, тренеры и судьи – не люди? Точно такие же, как и все остальные, с точно такими же желаниями и потребностями. Почему полицейского или чиновника какого-нибудь можно купить, а спортивного судью нельзя? Все продается, все продаются. К сожалению…
А теперь можно вернуться к той самой Светлане Ващенко, имя которой Гулин почему-то не побоялся назвать. Надо же, ни одного имени не упомянул, только ее!
Но ответ тренера на вопрос, где сейчас Ващенко и чем занимается, расставил все по своим местам. Светлана умерла в прошлом году от тяжелой быстротечной болезни.
– А та пара, которой она помешала хорошо выступить? Что с ними стало?
– Они сразу после тех соревнований ушли из фигурного катания, девочка долго залечивала травму, но они были еще совсем молодыми, вовремя переориентировались, занялись учебой, закончили институты. Они такие, знаете ли, были упертые и очень трудолюбивые оба, перфекционисты, если за что-то брались, то обязательно доводили до блистательного конца. Говорили, что они в каком-то бизнесе процветают и собираются пожениться. Во всяком случае, ребенок у них уже есть. Не удивлюсь, если через какое-то время мы про них в «Форбсе» прочитаем как про самых богатых людей в российском бизнесе.
– Не знаете, почему они до сих пор не женаты, если есть общий ребенок?
Впервые с начала беседы Гулин позволил себе расслабиться и даже рассмеяться.
– Ну, это у фигуристов вообще такая особенность. Не берусь объяснять почему, но факт. Мальчики, прошедшие парное катание или танцы, вступают в законный брак с большим трудом, предпочитают жить в гражданском браке. Годами живут, детей заводят, а в ЗАГС не идут. У одиночников, кстати, такой особенности нет.
Надо же, как интересно! Как много нового Настя Каменская успела узнать всего за полдня работы. И сколько еще сюрпризов преподнесет ей мир фигурного катания? Она действительно ничего не понимала в этом виде спорта, кроме одного: когда смотришь по телевизору – безумно красиво. И вот теперь оказывается, что за этой парадной красотой прячется непролазная грязь.
Спортсмены, ушедшие к Болтенкову и проигравшие соревнования, конечно, могли бы затаить злобу на Ламзина и попытаться отомстить, но для этого нужен целый ряд условий. Ведь на лед их выводила Светлана Ващенко, и установку на прокат давала тоже она, поэтому если кого и винить в неудачном прокате, так только ее. Ващенко умерла.
Для того чтобы винить Ламзина, надо по меньшей мере узнать о той интриге, которую он сплел. Могли они узнать об этом только сейчас? Могли. И у них появился мотив для мести Ламзину. А Болтенков-то тут при чем? Зачем убивать тренера, который уделял им много внимания, занимался с ними усиленно, готовил к пьедесталу? Ничего плохого Михаил Валентинович им не сделал. Нет, не срастается… Да и интересы у них теперь совсем другие, они вполне преуспели на новом поприще и должны быть довольны жизнью.
А то, что Гулин так и не назвал их имен – так это дело поправимое, выяснить имена несложно, потому что есть имя тренера Ващенко, которой поручили опекать спортсменов на тех соревнованиях. Значит, и всю остальную информацию вытащить несложно. Можно, конечно, надавить на Гулина, но зачем? Он и без того нервничает, хотя уверен, что ничего лишнего не сказал. Она сама отлично может все узнать и не трепать нервы человеку, который так боится потерять свое место под солнцем фигурного катания.
* * *
Поднимаясь в лифте на десятый этаж, где находилась новая, купленная на деньги, вырученные от продажи участка на Рублевке, квартира Маклыгиных, Антон Сташис так и не ответил себе до конца на вопрос: зачем он вообще сюда приехал? Что он хочет узнать? В чем убедиться? В том, что Инна Викторовна Ефимова, убитая два месяца назад, устроила пожар, чтобы заставить их продать участок? Ну, допустим, что это так. И что? Это было два года назад. Антон, прежде чем ехать к Маклыгиным, собрал о них кое-какую информацию и уже знал, что Павел Анатольевич Маклыгин – историк, доктор наук, профессор, а жена его Валентина Яковлевна Маклыгина – заведующая научной библиотекой в том же институте, где профессорствует муж. Оба спокойные, погруженные в свою работу люди, пользующиеся огромным уважением коллег, необыкновенно добрые, готовые снять с себя последнюю рубашку для блага не только ближнего, но и малознакомого человека. Немного не от мира сего. Можно ли предположить, что такие вот люди будут в течение двух лет вынашивать планы страшной мести, а потом и осуществят их? Наверное, можно… Все бывает в этой жизни.
