Поднимаясь в лифте на десятый этаж, где находилась новая, купленная на деньги, вырученные от продажи участка на Рублевке, квартира Маклыгиных, Антон Сташис так и не ответил себе до конца на вопрос: зачем он вообще сюда приехал? Что он хочет узнать? В чем убедиться? В том, что Инна Викторовна Ефимова, убитая два месяца назад, устроила пожар, чтобы заставить их продать участок? Ну, допустим, что это так. И что? Это было два года назад. Антон, прежде чем ехать к Маклыгиным, собрал о них кое-какую информацию и уже знал, что Павел Анатольевич Маклыгин – историк, доктор наук, профессор, а жена его Валентина Яковлевна Маклыгина – заведующая научной библиотекой в том же институте, где профессорствует муж. Оба спокойные, погруженные в свою работу люди, пользующиеся огромным уважением коллег, необыкновенно добрые, готовые снять с себя последнюю рубашку для блага не только ближнего, но и малознакомого человека. Немного не от мира сего. Можно ли предположить, что такие вот люди будут в течение двух лет вынашивать планы страшной мести, а потом и осуществят их? Наверное, можно… Все бывает в этой жизни.
– Вы нас ради бога извините, – сокрушенно повторяла Валентина Яковлевна Маклыгина, неловко лавируя между расставленными всюду коробками и узлами.
Антону пришлось внимательно смотреть под ноги и одновременно по сторонам, чтобы не наткнуться на неразобранные вещи.
– Вот переехали уже несколько месяцев назад, а порядок все никак не наведем. Я уж и отпуск взяла специально, чтобы разборку этих завалов закончить, а все равно руки не доходят.
Павла Анатольевича Антон обнаружил сидящим возле подоконника, на котором стопками возвышались книги и стоял ноутбук. Шнур, проделывая извилистый и сложный путь, тянулся от удлинителя почти через всю комнату к розетке, скрытой от глаз огромной открытой коробкой с книгами. Посреди комнаты находился импровизированный стол – снятая с петель дверь, лежащая на еще одной большой коробке.
– Мы и едим здесь, – смущенно пояснила Валентина Яковлевна, указывая на сооружение. – Кухня вся забита барахлом. Вид, конечно… Еще раз прошу прощения.
Антон заверил ее, что извиняться перед ним не нужно, а сам с усмешкой подумал: «Ну и чем таким она может заниматься целыми днями, чтобы руки не дошли вещи разобрать?»
Маклыгина словно прочитала его мысли.
– Знаете, у меня болезнь девятнадцатого века, это я ее так называю. Как только вижу книгу – обязательно должна ее открыть, а уж если открыла – начинаю читать и про все забываю. Вот все эти коробки, – она сделала широкое движение рукой, словно пытаясь охватить все, что находилось в комнате, – с книгами. Каждый день я даю себе слово, что не открою ни одну, пока не разберу все, но ничего не получается. Так и сидим с Павлом целыми днями, оба с книгами в руках.
Профессор Маклыгин оторвался от работы, добрался, перешагивая длинными ногами через коробки, до Антона и протянул ему руку. Ладонь его была жесткой и сухой.
– Очень приятно, проходите, – низкий голос звучал приветливо, но взгляд казался рассеянным.
«Точно, не от мира сего», – мелькнуло в голове у Антона.
– Вы, наверное, насчет Ефимовой пришли? – спросил профессор. – Мы в интернете видели информацию о ее смерти. Но, по-моему, это было давно…
– Паша, ну дай же человеку сесть куда-нибудь! – всплеснула руками Валентина Яковлевна. – Вот, выбирайте любую коробку, или, может, я вам табуретку из другой комнаты принесу? Вы не думайте, у нас стулья есть, но они все завалены одеждой. Знаете, достаем, надеваем, носим, потом бросаем на стул, достаем что-то другое и снова туда же бросаем… А нас ведь четверо, еще дочка и ее муж с нами живут, и все мы работаем, так что никак у нас не получается… Плохая я хозяйка, это верно, вы уж не обессудьте.
От табуретки Антон отказался и присел на крепкую с виду нераспакованную, заклеенную скотчем коробку, доверху набитую чем-то твердым. Наверное, книгами.
На вопрос о пожаре Маклыгины ответили дружно и без видимых колебаний. Проводка уже давно была никуда не годной, постоянно выбивало пробки, несколько раз что-то искрило. До починки руки, опять же, не доходили. Свет горит, плитка работает, чайник греется – и ладно! Они люди неприхотливые.
Погибшую во время пожара девушку ни Павел Анатольевич, ни Валентина Яковлевна никогда не знали и в глаза не видели. Их дочь вышла замуж за хорошего парня из маленького провинциального города.
И вот как-то в начале лета 2011 года зятю позвонил его друг детства и спросил совета насчет младшей сестры: та закончила школу с медалью и хочет поступать в институт в Москве, нельзя ли выяснить, дадут ли место в общаге, а то у них в Москве никого нет. Зять пообещал узнать, рассказал о звонке тестю с тещей, и те сами предложили: пусть девочка живет у них на даче, в Раздорах, ничего страшного, если они не поездят туда в течение месяца, они бы и в квартиру ее взяли, хотя она была совсем маленькая, но дело не в том, что им тесно, а в том, что девочке нужно заниматься, а место ей могли бы выделить только на кухне. Какие уж тут занятия? И спать, высыпаться нужно, а как выспишься на кухне на раскладушке?
Зять обрадовался, благодарил горячо, отзвонился товарищу, сказал, что никакой общаги не нужно, там все равно условий для занятий нет, один бардак и разврат, а также живущие за наличные гастарбайтеры, девушка будет жить у них на даче. Когда подошло время – съездил на вокзал, встретил ее, отвез в Раздоры. В первую же ночь она и погибла. Маклыгины ее даже не видели.
Вот, значит, как… А Борис Ильич, бывший сосед Маклыгиных по даче, уверял, что девушка была какой-то их дальней родственницей. Вряд ли он лгал умышленно, скорее всего, просто не знал подробностей.
Значит, зять встретил, отвез приехавшую гостью в Раздоры… Интересно. Может быть, этот самый зять не такой уж хороший парень, как о нем думают родители его жены? Изнасиловал девушку и убил. Потом, чтобы скрыть преступление, устроил пожар, знал, что проводка плохая, и сделал что-то вполне невинное, но гарантированно ведущее к возгоранию, и потом никакая экспертиза ничего не найдет.
– Добрый парень ваш зять, – заметил Антон. – Сегодня редко кто станет колотиться, чтобы помочь землячке.
– Что вы, что вы, – замахала руками Валентина Яковлевна, – наш Юрка чудесный человек, добрейший, Катюшу нашу любит, к нам с уважением относится. И правда редкий человек.
– Чем он занимается?
– Шофер-дальнобойщик, – ответил Павел Анатольевич.
– Часто в отъезде бывает?
– Ну конечно, – рассеянно кивнул профессор. – Работа такая.
Как ни вслушивался Антон в голоса мужа и жены Маклыгиных – не удалось ему заметить ни малейших признаков неудовольствия или хотя бы пренебрежения к профессии зятя. Доктор исторических наук и заведующая научной библиотекой, оба коренные москвичи, не видели ничего особенного в том, что их единственная дочь, будучи студенткой престижного вуза, вышла замуж за шофера-дальнобойщика из маленького городка. Почему-то у Маклыгиных, в отличие от отца Лизы, не появилось опасений, что этот брак разрушит жизнь девушки. Наверное, они тоже хотели бы, чтобы Екатерина вышла замуж за мальчика из хорошей семьи, с высшим образованием и приличной работой. Или не хотели бы? Антон в очередной раз обругал себя за то, что мысли его даже во время работы невольно съезжают на собственную личную жизнь.
– А хотите чаю? – внезапно предложила Валентина Яковлевна. – Давайте чайку выпьем с бутербродами, я как раз утром колбаски свеженькой купила.
Не дожидаясь согласия гостя, она вышла из комнаты. Павел Анатольевич, казалось, углубился в размышления и вообще забыл, что рядом с ним сидит посторонний человек. Повисло неловкое молчание.
– У вас, наверное, большая квартира, – осторожно спросил Антон. – Валентина Яковлевна на кухне, двери нет, а сюда ни один звук не доходит.
– Большая, да, – по-прежнему рассеянно кивнул Маклыгин. – Раньше мы жили весьма стесненно, две крошечные комнаты, одна – проходная, вторая так называемая «запроходная», из нее выйти можно было только в другую комнату. Так молодые и ходили через нас с Валей. Стеснялись ужасно, особенно по вечерам. Ну, вы понимаете… И нам тоже неловко было. Но жили дружно, хотя и трудно. Зато теперь у нас настоящие хоромы. У каждого есть свой угол, никто никому не мешает.
Вдруг взгляд его утратил туманность, глаза стали яркими и острыми, длинное худое лицо преобразилось лукавой улыбкой.
– Точнее – никто никому не будет мешать, когда мы наконец наведем здесь порядок. Вам, наверное, страшно смотреть на все это торжество хаоса, да? – Маклыгин весело рассмеялся. – Четверо взрослых здоровых людей, Катюшкина беременность не в счет, ей в декрет только через месяц идти, – и ни у кого не хватает силы воли отложить свои дела и разобрать вещи. Нет, к Юрке-то у меня претензий нет, он как раз готов, возвращается из рейса и каждый раз говорит: «Ну, мама Валя, командуйте, что куда». Валюша пять минут с ним поразбирает коробки и утыкается или в книгу, или в папку с документами и рукописями. Юрка постоит у нее над душой минут двадцать, рукой махнет и уйдет.
