Майор Кудимов осторожно заметил:
– А не боитесь, Лев Иванович, что если нас заметят, то вся работа насмарку?
– Что выросло, то выросло, – зло сказал Гуров. – Мне жизнь Стаса важнее.
– Прибавьте скорость, Лев Иванович, – озабоченно подсказал Старыгин. – Уйдет ведь!
Габаритные огни последнего «Вольво» действительно начали стремительно удаляться. Гуров прибавил газу.
И тут неизвестно откуда наперерез выскочил гаишник – замахал руками. Его полосатая палка фосфоресцировала в лучах фар. Гуров едва успел затормозить. «Пежо» занесло и выбросило на тротуар.
– Твою мать! – с отчаянием воскликнул Старыгин, упираясь в спинку переднего сиденья. – Откуда этот кретин взялся?
Гуров ничего не сказал, а только намертво вцепился в баранку и мрачно уставился куда-то в пустоту. Казалось, он внезапно забыл что-то необыкновенно важное и теперь изо всех сил пытается вспомнить. Гаишник между тем уже подбегал к машине. За ним едва поспевал его напарник с автоматом наперевес.
– Засада у них здесь, что ли? – со злым юмором сказал Кудимов. – Такую погоню испортили, сукины дети!
Гаишник – это был капитан – нетерпеливо забарабанил пальцами в стекло. В глазах его горел азарт, но на лице застыло непроницаемое выражение, которое, по его мнению, должно было безотказно подействовать на любого водителя. За спиной у него напарник поигрывал автоматом.
– Обматерить его, Лев Иванович? – с надеждой спросил Кудимов.
– Теперь ты его хоть по-китайски обложи, – заметил Гуров. – Дело-то сделано.
Он опустил стекло и вопросительно посмотрел на ретивого капитана.
– Лихачим? – холодно поинтересовался тот, даже не потрудившись поднести руку к козырьку фуражки.
С небольшой паузой Гуров ответил:
– Не лихачим, капитан, а ведем оперативную разработку. А ты нам всю песню испортил.
Лицо капитана дрогнуло. С него мигом слетело выражение загадочного превосходства. Он растерянно хлопнул глазами и, запоздало откозыряв, пробормотал:
– Виноват! Не мог знать, товарищ… э-э… – он напуганным взглядом обшаривал плечи Гурова, словно пытаясь угадать, какие на них могут быть погоны.
– Полковник, – сжалился над ним Гуров и для убедительности помахал удостоверением.
Капитан совсем упал духом и принялся оправдываться.
– Виноват, товарищ полковник! – горячо сказал он. – Но я же не мог знать! Вижу – нарушаете…
– А перед нами тут шесть крутых тачек промчалось – их ты не заметил, конечно? – ехидно спросил Кудимов.
– Не успел отреагировать, – подобострастно объяснил капитан.
Напарник за его спиной глупо ухмылялся.
– Тогда вот что, капитан, – распорядился Гуров. – Постарайся сейчас отреагировать. А то ты, смотрю, совсем мышей не ловишь! Записывай номер машины и мой номер телефона! Передашь своему диспетчеру, чтобы эту тачку остановили где угодно и как угодно, понял? И мне чтобы немедленно сообщили! Только действуют пусть осторожнее, там может быть оружие… – Он продиктовал капитану номера.
Тот записал и побежал к своей машине. Старыгин посмотрел ему вслед и скептически заметил:
– Что-то не верится мне в нашу автоинспекцию…
– А что – ты знаешь еще какую-то автоинспекцию, кроме нашей? – насмешливо поинтересовался Гуров. – Что выросло, то выросло, выбирать не приходится.
– А мы сейчас куда? – спросил Кудимов.
– У нас сейчас только один шанс остался, – сказал Гуров. – Навестить Ливанского в тюремной больнице. С начальством я этот вопрос решу – лишь бы он сам заговорил…
– Поехали, что ли? – лениво спросил Сиволапов, рассеянно глядя в зеркало над головой.
Крячко невольно съежился. Ему захотелось вдруг превратиться в комара, в муху или даже в таракана, как в каком-то рассказе. Лицом к лицу Сиволапов общался только с Гуровым, но и Крячко он тоже мог видеть – через стекло машины, но все же.
Крячко боялся не за себя – обидно было, что из-за глупой случайности провалится все дело. Хотя, строго говоря, никакая это не случайность, конечно. Нужно было предвидеть и такой вариант. В старую бабушку на берегу моря они с Гуровым не поверили, а вот на удочку с отъездом попались. Никуда Сиволапов, разумеется, не уезжал – отсиживался у своих покровителей.
Теперь была одна надежда, что он не узнает Крячко в новом костюме и при скверном освещении. А может быть, он и вообще не запомнил его после той единственной встречи, когда Крячко даже не вышел из машины.
Поведение Сиволапова вроде бы именно на такой вариант и указывало. Правда, он несколько раз вглядывался в зеркало, пытаясь рассмотреть как следует своего пассажира, но это можно было объяснить простым любопытством. Во всяком случае, он завел машину и, как ни в чем не бывало, поехал к воротам.
У Крячко немного отлегло от сердца. Однако он все равно старался держаться как можно незаметнее и тише, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимания зоркого гаишника. А когда Колюня, сердито сопя, исполнил старый обряд с завязыванием глаз, Крячко окончательно успокоился – под широкой повязкой его вряд ли можно было опознать.
Открылись тяжелые ворота, «Жигули» выкатились на простор дороги и помчались мимо темнеющих в сумерках рощ. Колюня недовольно сказал:
– Ты какого хрена ствол не распаковал? Так и будешь со свертком таскаться? Там у тебя под пиджаком специальные крючки есть – на них кобура цепляется… Пока время терпит, разверни и притарань – потом некогда будет!
Крячко молча принялся разворачивать сверток. В общем-то Колюня со всех сторон был прав – просто Крячко не занялся этим раньше, опасаясь недовольства такими действиями. Он даже не был до конца уверен, что ему вручили настоящий пистолет.
Но, кажется, он все-таки был настоящим – по крайней мере, на ощупь он казался именно таким. Он лежал в кобуре из тонкой кожи, прохладный, увесистый, с надежной ребристой рукояткой. Крячко извлек его и с удовольствием взвесил в руке.
– Не балуй! – строго буркнул Колюня. – Не люблю, когда инженера с оружием балуют. Или себя подстрелят, или вообще… Убери!
Крячко немного помедлил, положил пистолет на колени и на ощупь прицепил под пиджак кобуру. Затем опять взялся за рукоятку «Вальтера». И тут Сиволапов неожиданно спросил:
– Слушай, мужик, а где я тебя мог видеть?
В голосе его звучало мучительное сомнение.
Крячко насторожился и почувствовал, как насторожился Колюня.
– Где ты его мог видеть? – незамедлительно спросил он, почему-то прихватывая Крячко за рукав.
– Вот и я думаю – где, – озабоченно произнес Сиволапов. – Только точно видел.
– Может, ты его на тачке останавливал? – с надеждой спросил Колюня. – Он тут на тачке гонял. Недолго, правда.
– Нет, не останавливал я его, – медленно проговорил Сиволапов, вспоминая. – Как бы он сам меня не останавливал… – Голос его зазвучал как-то странно.
Крячко почувствовал неладное и рванул с лица повязку. Сиволапов, отчаянно жестикулируя, показывал на него Колюне. По его лицу Крячко понял, что Сиволапов все вспомнил.
Не дожидаясь, пока тугодум Колюня осознает смысл жестикуляции, Крячко коротко замахнулся и ударил Колюню рукояткой «вальтера» в висок. Колюня дернул головой, обмяк и всей тушей навалился на водителя.
Сиволапов, руля одной рукой, другой лихорадочно расстегивал кобуру на поясе. Крячко приставил пистолет к его затылку и заорал:
– Тормози! Останови машину, ублюдок!
И тут Сиволапов решился на отчаянный трюк. Он круто вывернул баранку, и «Жигули», вильнув на полной скорости вправо, вылетели в кювет и перевернулись. Раздался страшный треск и грохот, посыпались стекла, а на Крячко рухнуло около центнера живого веса бесчувственного Колюни.
В первую секунду он был совершенно оглушен и раздавлен. Перед глазами плыли черные круги, во рту сделалось солоно от крови. Но потом Крячко услышал, как где-то рядом лязгает и бухает взламываемая дверца, и заставил себя очнуться.
Он до боли напряг мышцы и на пару сантиметров выполз из-под неподъемной туши. Сиволапов уже успел взломать свою дверцу и теперь лез наружу.
Крячко так и не выпустил из руки «вальтер». Теперь, видя, что враг уходит, он почти безотчетно взвел курок и выстрелил.
Команда Сомова по-своему была честна с ним – «вальтер» и впрямь оказался настоящим. Крячко почувствовал, как грозно и тяжело дернулся в руке пистолет, и тотчас услышал долетевший снаружи вскрик – пуля догнала Сиволапова.
Затем послышался шум падающего тела и сдавленные ругательства. Похоже, лейтенант был всего лишь ранен.
Крячко протиснулся между потолком машины и спинкой переднего сиденья и выбрался на свободное место. Сквозь разбитое ветровое стекло, покрытое паутиной трещин, ничего нельзя было разглядеть. Сверху через оторванную напрочь дверцу в салон залетал холодный ветер.
Под рукой у Крячко что-то гудело. Он присмотрелся – это работала портативная рация. Подумав, Крячко несколько раз хорошенько ударил по ней рукояткой пистолета. С хрустом разлетелся пластмассовый корпус, и наступила тишина.
