Элвис почти не слушал то, что говорила Маргарет Моррис. Его больше занимало то обстоятельство, что его член был в состоянии эрекции и чуть ли не выпрыгивал из узких штанов. Элвису нравилось, когда баба говорит с ним вот таким образом, это его заводило. Ему нравилось, когда баба знает о нем все, читает его мысли и отчитывает его подобным образом. Это было куда интересней, чем обычный бабий разговор.
— У нас с Карлом был интересный разговор с одним копом на днях, — сказала Маргарет, не глядя на Вудса. Она говорила так, как будто он вообще не существовал. — Он был не первым копом, с которым мы разговаривали после всех твоих дел. Ты и сам можешь об этом догадаться. Нам задавали сотни вопросов.
Этот коп был нормальный мужик. Он знал о том, что нам уже задавали сотни вопросов. Он попросил нас подумать о том, о чем нас еще не спрашивали. Я буду использовать этот прием в моей работе, Элвис. Теперь, когда я буду говорить с людьми, я не буду задавать им сто раз одни и те же вопросы, я скажу им: подумайте о том, о чем я вас еще не спрашивала.
Карл сказал этому копу, что нас еще не спрашивали о том, почему Тодд и Свейл поменялись автомобилями. Ты знаешь лучше других, что Тодд и Свейл везли тебя из тюрьмы «Уолкил» в машине Тодда «гео», а назад тебя повезли в «воларе», который принадлежал Свейл. Был ли это преднамеренный обмен машинами? Значило ли это, что пистолет, который ты сейчас держишь в руках, был подложен в машину Свейл? Ведь это тот самый пистолет, не так ли?
Обмен машинами ничего не значил, не правда ли, Элвис? Пистолеты были в обеих машинах, не так ли? Ты ведь не знаешь, кто положил эти пистолеты, да? Тебе это знать не полагалось. Тебе нужно было только знать, в какой машине будет пистолет.
Элвиса волновал только один вопрос: порвутся ли его штаны, не выдержав напор члена, или его член сломается пополам.
Маргарет лежала, подперев голову левой рукой, которая затекла, и она стала растирать ее, а потом взяла подушку, обняла ее руками и оперлась на нее подбородком. Она выглядела, как симпатичная собачонка. Ее широкий зад смотрелся очень аппетитно.
— Мы также говорили с этим копом о том, что Тодд и Свейл привезли тебя в аэропорт для того, чтобы ты сказал что-то интересное о краже в «Спидэйр», но оказалось, что ты ничего не знал об этом.
Внезапно Дженни Свейл и Рената Казмейер появились у ног Элвиса и стали ласкать его член. Элвис прикрылся рукой, он боялся, что они могут откусить его. В этот самый момент член обмяк и съежился. Элвис старался не смотреть на Карлтона Вудса, потому что сейчас он сам выглядел, как эта чертова обезьяна.
Маргарет напоминала Элвису его вечно ноющую мать. Голос у нее был такой же визгливый.
— Твои клиенты, Элвис, сказали тебе, чтобы ты позвонил мне и притворился, будто знаешь что-то об этой краже в аэропорту. Они сказали, чтобы ты попросил организовать тебе встречу с детективами. И с Карлом.
Маргарет по-прежнему не смотрела на Карлтона. Он мог с таким же успехом находиться в Европе, на Таити, в Южной Америке, общаться там с бывшими нацистами. Если бы Рената и Дженни отстали бы от него, Элвис, пожалуй, мог бы трахнуть Маргарет Моррис. Прямо на глазах у Карлтона, и тот ничего не смог бы сделать. Но Рената и Дженни все приставали и приставали, так что Элвису опять, кажется, перестало везти.
— Итак, кто твои клиенты, Элвис? — спросила Маргарет Моррис. — Этот коп и я — Карл к тому времени уже напился и блевал в туалете, — мы говорили о Рое Ригане и о вашей драке из-за того, какую радиостанцию вам слушать. Я сказала копу, что я думаю по этому поводу. Кто-то хотел убрать Тодда и Свейл, но, чтобы не вызывать подозрений у копов, грохнуть их должен был преступник, за которым не числилось преступлений с применением насилия. Рою Ригану пообещали свободу, если он начнет драку с тобой. Из-за этой драки тебя не освободили условно. Так что у тебя не было выбора.
«Но кто тот человек, который стоит за всем этим делом?» — спросил меня этот коп. Я сказала, что не знаю. Итак, Элвис, кто этот человек? Карл Вудс?
В этот момент Карлтон Вудс внезапно вскочил, спрыгнул с кровати, бросился к Элвису и выхватил у него пистолет. Он приставил его к голове Элвиса. Теперь было совсем неясно, меняется судьба Элвиса в лучшую сторону или худшую.
— Черт возьми, Карл, — сказал Элвис. — Брось эту игрушку.
— Ты знаешь имя какого-нибудь черного тромбониста, Элвис? — спросил Карлтон Вудс.
— Зачем тебе это, Карл? — усмехнулся Элвис.
— Но ты же большой знаток джаза, Элвис, — сказал Карлтон. — Ведь ты постоянно слушаешь радиостанцию «ВБЛ, пинающие С», где диск-жокеем работает Фрэнки Крокер.
Элвис весь вспотел, его тошнило. «Нет на свете никого лучше друга моего», эти слова Фрэнки звенели у него в ушах. Он слышал также, как поют братья Невилл:
Элвис заткнул себе уши, но все равно слышал, как поет Бакки Уайт:
Мне смешно смотреть на себя,
Мне кажется, я умираю.
— Ты же большой знаток джаза, Элвис, — сказал Карлтон. — Ну-ка, назови мне афроамериканского тромбониста.
Некоторые гражданские, которым в руки попадает пистолет, просто балуются с ним, и сразу видно, что они не собираются стрелять в тебя. Попугают чуток и отпустят. Но Карлтон Вудс не был одним из них. Он держал пистолет в руке, как профессионал. Он был спокоен, даже не моргал.
— Ну же, Элвис, назови мне афроамериканского тромбониста, — сказал Карлтон.
— Ну, — сказал Элвис.
— Карл, — вмешалась Маргарет Моррис.
— А…
— Карл.
Элвис щелкнул пальцами.
— Я знаю. Я знаю одного тромбониста. Глен…
— Глен? — зарычал Карлтон Вудс. — Пошел ты к черту со своим Гленом. Не компостируй мне мозги этим Гленом. Еще раз назовешь это имя, и я вышибу твои мозги, понял?
— Подожди, успокойся, друг. Черт возьми. Конечно же, Тири Глен играет на тромбоне.
— Тири Глен? — спросил Вудс.
— Клянусь.
— Назови еще одного.
Чтобы Элвис отвечал на поставленный вопрос, Карлтон плотнее прижал дуло пистолета к голове Полка. Он по-прежнему не моргал.
— Успокойся, друг, успокойся… К-К-К-Кюртис Фуллер играет на тромбоне. Грахан Монкур Третий играет на этом инструменте. Джи Джи Джонсон тоже играет на тромбоне. Клянусь. Клянусь, черт возьми. Гробовщик, о, гробовщик…
— Все, Элвис? — спросил Карлтон Вудс.
— Карл, — сказала Маргарет Моррис.
— Все, Элвис?
Гробовщик, о, не спеши…
— Да, я думаю, что это все. (Мне смешно смотреть на себя, мне кажется, я умираю.)
— Спасибо, Элвис, — сказал Карлтон Вудс. — Счастливого тебе Рождества, — и Карлтон Вудс выстрелил Элвису в лоб. Затем он навел пистолет 22-го калибра на Маргарет Моррис.
— Карл, не надо! Нет!
Он выстрелил ей в грудь.
Сержант Бобби Колавито, любимчик Маслоски, остряк и шутник, у которого были родственники в преступном мире, был мастером заканчивать незаконченные фразы.
— А, Бобби… — Каллен посмотрел на часы, которые висели на стене над дверью в дежурной комнате полицейского участка в Западном Мидтауне. Рядом с ним находился календарь из журнала «Пентхауз». День был 24 декабря, декабрьской девочкой была брюнетка по имени Диндзи.
— У меня не было времени…
— Делать рождественские покупки, — закончил фразу Каллена Колавито. Он был еще и из тех людей (мы их постоянно встречаем), которые во время разговора весьма энергично кивают головой. Он начинал кивать, когда вы еще даже не вступали в разговор, как будто английский был не родным вашим языком, а вы нуждались в том, чтобы вас поощряли к беседе. Заканчивая ваши фразы, Колавито при этом кивал все энергичней и энергичней, давая вам понять, что он знает, о чем вы думаете, читает ваши мысли, рассекает вас насквозь.
Если бы он был депутатом, размышлял Каллен, то вокруг него все умирали бы от сердечных приступов, он никому не давал бы закончить свою мысль, завершая ее за них. Он был неистощим. Казалось, он никогда не отдыхает и работает как машина. Каллен, в свою очередь, был просто выжат. Его раздражал этот человек, который не давал ему закончить свою фразу. Он решил, что убьет Колавито, как только ему вернут его пистолет и полицейский значок.
Каллен:
— Если есть какая-то возможность…
— Мы могли бы пойти к «Мейси»? — кивки головой. — Я думаю, там открыто до десяти сегодня вечером. Давай узнаем у капитана.
Западный Мидтаун, хотя и находился в нескольких кварталах от Мэдисон-сквер-гарден и оживленной Пен-Стейшн, был тихим и почти провинциальным местом. Неподалеку находился Центральный телеграф, куда постоянно подкатывали грузовики и фургоны, набитые всякой корреспонденцией. Отсюда были видны поезда, подъезжающие к Пен-Стейшн и отъезжающие от нее. Прямо за углом Тридцать четвертая улица соединялась с Сорок второй.