Ермунн был уверен, что на стене в гостиной у старьевщика Тилте, командира скаутского отряда, висела фотография самого Квислинга. Или по крайней мере человека очень на него похожего. Вдобавок к свастике у него была еще одна нацистская эмблема, которую называют «солнечным крестом».[7]
Спустя неделю Ермунн заявил о том, что выходит из состава первого люнгсетского отряда Норвежского скаутского союза. Патруль Соколов распался. Взамен они с Букком и Хансом Стейнаром организовали в рамках Спортивного общества клуб для мальчиков «Молния». Им отдали в распоряжение лесную сторожку. Здесь они коротали зимние вечера, сгрудившись вокруг раскаленной докрасна печурки и играя в вист.
После рождества им предстояло организовать соревнования по прыжкам с трамплина.
4. Откуда взялись «Мерседесы»?
Мел словно застыл за учительским столом. Лицо его делалось все бледнее. Прошло уже больше десяти минут после звонка на первый урок, а занятия еще не начинались. Стоило Мелу, или Юну Мелсу, как по-настоящему звали нового учителя в «переходной» школе, прокашляться, взять в руки учебник и собраться сесть за стол, как раздавался стук в дверь и в класс, запыхавшись, вваливался очередной опоздавший ученик.
Когда школьный звонок ровно в девять часов дал сигнал к началу занятий, среди мальчиков оказалось подозрительно много отсутствующих, целых двенадцать человек. Зато потом они начали появляться один за другим. В две минуты десятого пришел Лиен. Ему очень неудобно, что он опоздал, но у них телилась корова, и он должен был помочь матери. Еще через две минуты прибыл Глазастик и объяснил, что ему очень неловко, но у него кончился брильянтин, и пришлось идти за ним к соседу. В шесть минут десятого в дверь снова забарабанили, и влетел Бремнес, который, запинаясь, пробормотал свое объяснение: на Вангслиа столкнулось семь машин, преградивших дорогу его велосипеду. В восемь минут десятого заявился Сигге Рустен, который заверил учителя, что совершенно не собирался опаздывать, но, к сожалению, дорожники устроили на шоссе взрыв, и ему пришлось дожидаться, пока бульдозер закопает образовавшуюся яму.
И так без конца. Каждые две минуты порог класса переступал новый ученик. И у каждого было наготове объяснение, одно неправдоподобнее другого.
Лицо Мела становилось все бледнее и бледнее. Время от времени он слюнявил указательный палец и проводил им по щеке, оставляя грязный след. Была у него такая дурацкая привычка, когда он волновался.
В двенадцать минут десятого в дверь снова стали дубасить. Вкатился Ларс Одвьен.
– Понимаете, отец заболел, и мне пришлось делать за него уколы, а потом ампутировать палец у одного крестьянина. Сами знаете, эти крестьяне ни за что не поостерегутся, когда точат косу.
Топая и спотыкаясь, он проследовал на свое место и принялся вытаскивать учебники.
Щеки Мела чуть порозовели, но он по-прежнему молчал.
Снова стук в дверь. Вошел Ермунн Хаугард, на цыпочках, словно боясь прервать занятия, которые еще не начинались.
– У соседа ночью повалило ветром флагшток, я помогал ставить, – чуть слышно пробормотал он, повернувшись к учительскому столу.
Мел раздвинул губы в жалком подобии улыбки.
Последним, чуть не в половине десятого, пришел Финн Оркелхауг. От урока оставалось пятнадцать минут. Объяснение Финна было самым фантастичным: он помогал шведскому рыболову вытащить попавшуюся на крючок шестикилограммовую рыбину, но слишком далеко свесился за ограждение моста и плюхнулся в реку. Пока он пытался выбраться на берег, его отнесло течением на целый километр. Удивительно, как он вообще не утонул. А потом, соответственно, пришлось возвращаться домой, чтобы переодеться. Отсюда досадное опоздание.
Девчонки фыркнули. Мальчишки заржали. Вне себя от гнева, Мел что было силы швырнул учебник английского об стол.
– Подонки! – проревел он, направляясь к дверям. На этом, за четверть часа до звонка, и окончился первый урок.
После семилетней народной школы в Люнгсете обязательно было пройти одногодичную «переходную» школу, особенно тем, кто собирался продолжать образование в гимназии. Приемные испытания в гимназию были очень трудными. Ермунн же твердо решил поступать туда. Вопрос был лишь в том, удастся ли ему набраться достаточно знаний с таким учителем, как Мел, и с такими одноклассниками, как Ларс, Финн, Сигге и другие. Едва ли. Тем не менее Ермунн был настроен оптимистично. Если из учебы в школе ничего путного не выйдет, придется подналечь на зубрежку летом. До приемных экзаменов в августе время еще будет. Зато пока что они от души веселились на уроках у этого начинающего преподавателя с бледным лицом, который чувствовал себя так неуверенно, что краснел, стоило им только пристальнее посмотреть на его ботинки.
И вот однажды произошло нечто непредвиденное. Чувствовалось приближение весны, до конца учебного года оставалось каких-нибудь два месяца. Проказ на уроках Мела стало куда больше обычного. Последнюю каверзу придумал Ларс, который бросил в печку холостые патроны, отчего смертельно перепуганный Мел выскочил из класса. Ермунн принимал участие в большинстве проказ, хотя не особенно в них усердствовал.
Тем не менее на другой день в почтовом ящике Хаугардов обнаружилось адресованное ему письмо. Оно было от Мела.
«Дорогой Ермунн Хаугард. – прочел он. – Буду тебе очень признателен, если завтра после занятий ты зайдешь ко мне домой. Мне хотелось бы обсудить с тобой нечто важное. С дружеским приветом, твой учитель Юн Мелс». Загадочное послание.
Никому из одноклассников Ермунн про письмо рассказывать не стал. Назавтра, по окончании последнего урока, он, сев на велосипед, нарочно дал кругаля, объехав футбольное поле, чтобы никто не догадался, что он возвращается в школу.
Мелс жил в самом здании школы, на втором этаже. Ермунн с некоторым трепетом постучался в дверь и услышал звякнувшую изнутри цепочку. Неужели Мел запирается на цепочку? И вдруг Ермунн проникся сочувствием к этому учителю, представлявшему собой в классе столь жалкое зрелище, учителю, которому нечего бьгло противопоставить изощренным выдумкам четырнадцатилетних подростков.
Мелс провел его в гостиную и жестом предложил сесть на диван. Откашлявшись, учитель с сосредоточенным видом сел на табурет напротив Ермунна. Пристально посмотрел на него сквозь стекла больших очков в роговой оправе. Ермунн встретил его взгляд – правда, несколько растерянно. Какого черта он молчит? – подумал Ермунн. Внезапно Мелс поднял свой перепачканный мелом указательный палец и ткнул им в Ермунна.
– Кто-кто, а ты не должен опускаться до этого! Тебе это не к лицу, совсем не к лицу. Ты небось не знаешь, откуда взялись все эти «мерседесы»? – Торопливо лизнув палец, Мел провел им по щеке.
– Чего? – Ермунн в изумлении вытаращился на учителя.
– Ну, «мерседесы», «мерседесы» с немецкими номерами. – Мел выговаривал слова медленно и отчетливо, по своей всегдашней привычке нажимая на каждый слог.
– «Мерседесы»? – Ермунн ровным счетом ничего не понимал.
– Это отвратительнейший городишко, Ермунн Хаугард. Он не подходит для таких хороших ребят, как ты, Финн, Сигурд. Не позволяй себя втягивать во все это.
Переведя дыхание, Мел продолжал:
– Ты думаешь, я не заметил роскошных «мерседесов» с немецкими номерами? Тут их много, скажу я тебе, очень даже много. А ты думаешь, все эти родители, сидящие за рулем, здороваются со мной? Держи карман шире! Если кто и здоровается, так это твой отец. Из-за руля трактора. А на будущий год, скажу я тебе, Ермунн Хаугард, станет еще хуже, потому что тогда среди родителей моих учеников будут уже совсем важные птицы. Тилте. Лиллеегген, Блюстад. Ты видел «мерседес» Мариуса Блюстада?
Ермунн пребывал в полном недоумении. Конечно же, он видел «мерседес» Мариуса Блюстада. В свое время автомобиль произвел сенсацию. И он действительно был с немецким номерным знаком – что правда, то правда. Но не спятил ли, случаем, этот Мел? Ермунн никак не мог взять в толк, куда он клонит.
– Ты не должен иметь с ними ничего общего, Ермунн. – Испачканный мелом палец снова потянулся к щеке. – Весь городок заражен. Я прожил здесь целый год, я знаю многих из тех, кто переселился сюда после войны, кто обосновался здесь, поскольку тут и раньше хватало им подобных. Они несут с собой порчу. Слышишь: порчу! Мой класс развращен. Подонки. Я не нахожу слов. Ты-то хоть не опускайся до этого, Ермунн, прошу тебя, не опускайся!
– Не опускаться? – Кое-что в голове Ермунна стало проясняться, становиться на свои места.
– Да, не опускайся до них. Не участвуй в грубых выходках, которые они придумывают. Они хотят свести меня в могилу, как во время войны свели в могилу моих родителей. – Мел внезапно отвернулся. Но Ермунн успел заметить блеснувшие на щеках слезы.
– Ваших родителей? – едва слышно переспросил Ермунн.
