И словно для того, чтобы дать это понять Браммелу, Филдс начал рассказывать ему о недавнем совещании с генеральным прокурором, королевским адвокатом Энтони Коутсом. Прокурор остался чрезвычайно доволен заключением полиции и выразил желание лично вести это дело в Верховном суде на будущей неделе. Это будет громкий процесс. Кроме того, дело бесспорное, а генеральный прокурор, по словам репортеров, как раз такие и любит — запутанные дела он предоставляет своим помощникам.
— Даже Мур не сможет его сбить, — заключил Филдс.
Он имел в виду Патрика Мура, известного адвоката по уголовным делам, который взял на себя защиту Сима.
— Посмотрим, — сказал Браммел. — Однако не забывайте, Фрэнк, многие присяжные отказывались верить подписанному признанию.
Покинув кабинет шефа, Браммел не мог отделаться от ощущения подавленности. Стоит ли продолжать поиски? Азарт охотника побуждал его идти дальше. Но заставить Филдса переменить мнение очень трудно. Для этого надо предъявить ему подписанное признание настоящего убийцы, да и самого убийцу собственной персоной. Задача не из легких, справится ли он? Но если сидеть сложа руки, вместо настоящего убийцы повесят Сима…
Пока Браммел шел к машине, он снова стал думать о Юнис. Как бы он хотел ее повидать. Интересно, что она скажет, если он вдруг явится. Сейчас их ссора казалась ему нелепой, детской. Они взрослые люди, можно сказать, прошли огонь, и воду, и медные трубы. Пора бы уж вести себя, как подобает в их возрасте, а не как ревнивым юнцам…
Браммел миновал дом Юнис, даже не замедлив хода. Он решил ехать в отель «Океаник»: сыщик и охотник победили влюбленного.
Поездка была чудесная, но Браммел не замечал ни зеленых зарослей слева, ни спокойного моря, раскинувшегося справа, ни ласковой прохлады вечера. Он раздумывал об Уоллесе Ли — владельце гоночной машины, о «Малыше», который так сетовал на свою участь. Из писем Ли и рассказа его матери Браммел составил себе довольно ясное представление об этом человеке…
Морской курорт находился примерно в двух часах езды от города. Здешний пляж славился на весь штат. Кроме того, это местечко было достаточно далеко от города, чтобы там околачивались всякие подонки, хотя в последнее время они все-таки стали проникать и туда. Все же курорт считался весьма фешенебельным. Во всех трех отелях обслуживание было отличное: кухня — европейская, официанты — итальянцы и англичане. Номера, столовые, Синий, Мексиканский и Голливудский залы, салоны, носящие названия нью-йоркских улиц, открытые пивные павильоны с яркими зонтами над столиками — все было заполнено светской публикой, богатыми скотоводами, промышленниками, торговцами и праздными юнцами, которые подражали богатым американцам, развлекающимся во Флориде или на Гавайях, и черпали свои симпатии и антипатии из фильмов и иллюстрированных журналов.
«Океаник», у которого остановился Браммел, был самым новым и, очевидно, самым дорогим из трех отелей. Браммел прошел по холлу мимо журнального киоска и остановился у конторки дежурной.
— Мистер Ли у себя?
— У него гости. Как доложить о вас?
— Не звоните ему сейчас, — подумав, сказал Браммел. — Я зайду попозже.
Пусть гости как следует разгуляются, и тогда он зайдет к Ли. «Такие, как он, должны много пить», — пренебрежительно подумал Браммел.
Он прошел в салон, набитый курортниками. Стены салона были расписаны сюжетами из австралийской истории и жизни: джентльмены в мундирах двадцатых годов прошлого века подсаживают дам в экипажи; волы тянут повозки с тюками шерсти; овцы пасутся среди эвкалиптов.
Найдя свободный стул, Браммел уселся за столиком возле бара. Отсюда он мог наблюдать за публикой. Потягивая пиво, он развлекался тем, что старался представить себе, какую жизнь ведут окружающие его люди. Некоторых он узнал по фотографии в газетах; редко случалось, чтобы он забыл лицо, которое видел хоть однажды. Неподалеку от него сидел известный промышленный магнат, директор компании. Он громко и важно втолковывал что-то группе мужчин — своей личной свите, секретарям и управляющим, как решил Браммел. Двое из них особенно забавляли Браммела. Один весь обратился в слух, второй увивался вокруг хозяина мелким бесом: то зажигал ему сигарету, то подзывал официанта. Казалось, он сам готов был превратиться и в спичку, и в официанта, и в кого угодно. К тому же он, видимо, служил мишенью для острот своего хозяина.
Браммел перевел взгляд на хорошо одетого мужчину средних лет, который сидел с молодой привлекательной женщиной и каким-то странного вида парнем, с трудом подавлявшим зевоту. Браммел решил, что молодая женщина вовсе не жена пожилого господина, а скорее его любовница. «А парня они таскают с собой, чтобы законная жена ничего не заподозрила», — подумал Браммел. Таких подставных молодчиков, прикрывающих грешки женатых людей, в Америке зовут «бородками». Браммел улыбнулся: меткое прозвище.
Он продолжал разглядывать публику и прислушиваться к разговорам. Несколько супружеских пар позади него говорили о своих крошках — они воспитывали их для таких вот развлечений.
Браммел начал скучать. Около десяти часов он поднялся и снова подошел к дежурной.
— Где мистер Ли принимает своих гостей?
— Позвонить ему?
— Нет, спасибо. Я поднимусь.
Ли веселился на третьем этаже. Браммел вошел в лифт и заговорил с лифтером, хитрым парнем, который привык обделывать для гостей всякие делишки и помалкивать. За это он получал комиссионные.
— Мистера Ли знаете? — спросил его Браммел.
Лифтер подмигнул.
— Вот оно что! — сказал Браммел.
— Все у него первый сорт.
— Как это он умудряется?
— А я почем знаю.
— Он в последнее время не был в трауре? — спросил Браммел.
— В трауре? А чего ему плакать? У него есть все что душе угодно.
— И деньги тоже? — спросил Браммел.
— Хватает, — ответил лифтер. — Говорят, у его отца две большие фермы.
— Это он сам говорил? — спросил Браммел.
— Точно не помню.
Лифтер вышел из лифта и показал Браммелу кабинет, где Ли принимал своих гостей.
Браммел приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Вокруг стола, уставленного закусками и винами, сидели четверо молодых людей и четыре девушки. Браммел мгновенно узнал Уоллеса Ли — так ясно он его себе представлял. На нем был кремовый пиджак, на шее бантом повязан черный шарф. Ли удивленно взглянул на мужчину в дверях.
— Простите, — сказал Браммел и, прикрыв дверь, пошел назад к лифту. Гости Ли продолжали веселиться; Браммел разговаривал с лифтером, когда тот останавливался на этаже. Прошло еще полчаса, прежде чем гуляки вышли из комнаты. Они были порядком навеселе. Ли шел в обнимку с девушкой, они сговаривались поехать на уединенный пляж, в нескольких милях от отеля. Когда компания остановилась у лифта, Браммел тронул Ли за рукав.
— Могу я с вами поговорить? — спросил он.
Ли недовольно обернулся.
— Нашли время для разговора!
— Важное дело.
— И так срочно?
— Да, — твердо сказал Браммел.
Дверь лифта отворилась.
— Поезжайте, я вас догоню, — сказал Ли друзьям.
Дверцы лифта захлопнулись, и Ли остался наедине с Браммелом, который нарочито бесцеремонно оглядел его с ног до головы. Ли был красив и хорошо сложен.
— Что все это значит? — нахмурившись, спросил он Браммела.
— Хотел убедиться, что не ошибся, — ответил Браммел. — Да, это вы. Как поживаете, «Малыш»?
Ли побледнел.
— Кто вы такой? — спросил он, стараясь говорить грозно, хотя голос у него дрожал.
— Инспектор сыскной полиции Браммел. — Он показал удостоверение. — Пожалуй, нам лучше пройти к вам в номер.
Ли смотрел на него, обезумев от ужаса. Потом он оглянулся вокруг, словно ища, куда бы скрыться. Но скрыться было некуда.
— Мой номер на следующем этаже, — ослабевшим голосом сказал Ли.
— Подождем лифта?
— Может быть, пешком поднимемся, если не возражаете? — спросил Ли.
— Нисколько.
Они молча поднялись на следующий этаж. Едва они вошли в комнату, как Ли с трагическим видом упал в кресло и уставился в невидимую точку на стене, словно актер, играющий роль человека, получившего страшное известие. В горе он стал еще красивее. «Не удивительно, что женщины так льнут к нему», — подумал Браммел. Эта гордая голова с волнистыми волосами и смуглое гладкое лицо с ямочкой на подбородке созданы для женских ласк.
Браммел, стоя у двери, наблюдал за ним.
— Я уже давно разыскиваю вас, Ли.
— Я, кажется, ждал вас, — прерывистым голосом сказал Ли, едва ли сознавая, что говорит.
— Почему, Уоллес? — с нагловатой фамильярностью спросил Браммел.
Ли готов был откусить себе язык.
— Совсем не по той причине, по какой вы думаете, инспектор, — сказал он, стараясь исправить ошибку.
