Ознакомительная версия.
— …потом я собирался проехаться на свою дачу в Марьино…
— Дачка, я полагаю, этажа в три-четыре?
— Ну что-то в этом роде. А то, знаете, жена за границей, дом без присмотра.
— Вот и отлично. Ваш центральный офис где-то на Ленинском проспекте, правильно?
— Да-а…
— Ну а я живу на улице Чехова. Можно сказать, под боком.
— Да-да, конечно. Совсем незначительный кружок. (Пол-Москвы в обратную сторону. Но когда тебя приглашает такая яркая и неординарная женщина — сама приглашает! — любое направление — по пути.)
— Заскочите на полчасика — и езжайте себе на дачу.
— Договорились. Я так и сделаю.
— Жду вас, Анатолий Николаевич.
Периодически Дина вывешивала у себя в гостиной какие-то наиболее интересные и предназначенные для избранных клиентов картины. Сейчас, увы, ничего мало-мальски путного у нее не было. Ну да не в этом дело, не для торговых же операций она приглашала Анатолия Орликова.
Сигнал домофона прозвучал в начале десятого. «Ага, засуетился мальчишечка!»
— Прошу, Анатолий Николаевич.
Со степенным достоинством приняв огромный букет свежайших роз, Диночка сокрушенно покачала головой:
— Знаете, Анатолий Николаевич, пока вы ехали, я очень критически изучила свою экспозицию и поняла, что, вероятно, зря вас побеспокоила. Определенно, ни одна из этих работ вас недостойна и предлагать их вам я не имею никакого морального права. Уж извините!
— Господи, Дина Леонардовна, о каких извинениях вы говорите? Я невероятно счастлив встретиться с вами, а картины… Ну если вы считаете, что они недостаточно хороши, бог с ними, как-нибудь в другой раз.
— Чего-нибудь выпить, Анатолий Николаевич? Коньяк, виски…
— Я вообще-то практически не пью. Но поскольку день у меня и действительно был непростой, пожалуй что, глоточек виски…
— Шотландский «Grants» вас устроит?
— Я вас умоляю! Я вовсе не такой гурман и знаток. И уж если вы предлагаете…
— Ну что же, вопреки своим правилам, я и себе капну чуть-чуть «Hennessy».
— А вот если бы еще и глоточек кофе…
— Пойдемте на кухню, чтобы каждому из нас не скучать в одиночестве. Для дорогих гостей я не признаю кофе из автоматов. Только в джезве. А это требует некоторого времени.
Дальнейший сценарий был примитивен и банален. Разумеется, ни на какую дачу Орликов не поехал. Единственно, на что его, с трудом продравшего глаза в шестом часу утра, хватило, это заехать на свою городскую квартиру, переодеться, навести приемлемый марафет и вновь отправиться в свои «Инвестиции».
«Ну вот и выстроен классический любовный треугольник. Интересно, посмеет ли теперь что-то выкинуть ревнивый Олежек?»
Олежек пока что вел себя тихо. Дина Леонардовна продолжала с ним встречаться, не так интенсивно, как раньше, но тем не менее… Встречи же с Анатолием воскрешали какие-то почти забытые воспоминания далекой юности: вполне половозрелая, раскрепощенная, но еще не набравшаяся достаточной наглости и дерзости старшеклассница, пока еще стесняющаяся выставлять напоказ свою связь со взрослым, солидным мужчиной. Впрочем, в роли «старшеклассницы» скорее выступала не Дина, а Орликов, изо всех сил стремящийся избежать возможной огласки и прилагавший массу усилий для сохранения законспирированности их отношений. Смешно, честное слово! Взрослый мужик, дочери учатся в Англии, жена большую часть года курсирует между Ниццей, Багамами, Бахрейном и Тирольскими Альпами. От кого скрываться? Да еще с такой тщательностью и мудреными предосторожностями. От Лисицына? Дина была убеждена, что уж кому-кому, а Лисицыну об их интрижке с Орликовым стало известно с первых же минут. Собственно, именно этого она и добивалась.
Но временами Дину Леонардовну охватывал какой-то первобытный ужас. Зная характер Лисицына, зная, на какие безумные выходки он способен, Дина понимала, что затеянная ею игра может привести к самым непредсказуемым последствиям.
— Ну так мы можем все-таки сосредоточиться сегодня на делах текущих, Дина Леонардовна?
— А я ни на секунду от них и не отвлекалась, Ростислав Львович. Итак, послезавтра вы отбываете в Швецию, получаете там свои музыкальные контейнеры вместе с нашими посылочками, встречаете коллектив, проводите первые концерты и перебираетесь для организации дальнейших гастролей в Копенгаген, где именно в это время, по сообщениям наших людей, проводится очень интересующий нас аукцион. Все правильно? (Черт! Не надумал бы этот идиот Лисицын переломать кости моему вчерашнему мальчишке! Одно дело — безызвестный и не включенный в бизнес скульптор, а совсем другое — причастный к нашим делам юный талант, почти что сотрудник, можно сказать. Надеюсь, у него хватит ума… А впрочем, ум и Лисицын…)
— Все верно, Дина Леонардовна. Восхищен! Прямо-таки наполеоновский талант обдумывать несколько дел одновременно.
— Так с богом, Ростислав Львович!
— А-а-а…
— А подачки вашим таможенным ребятам мы увеличим. Лишь бы они не наглели чрезмерно.
— Счастливо оставаться, Дина Леонардовна.
— И вам того же. То есть я хотела сказать: счастливого пути!
В аэропорту Шереметьево-1 Турецкого встречала машина из прокуратуры. Уютно устроившись в теплом салоне служебной «Волги», Александр сразу же достал мобильный телефон и принялся звонить своим сотрудникам.
— Славка! Да, привет. Вернулся. Все в порядке. Да, с пользой. Ну вечером расскажу. Да, буду у себя.
— Алло, Галочка, здравствуй, это Турецкий. Спасибо. Да, нормально долетел. Ну что? Удалось что-то узнать? Ага… Так-так. Очень хорошо. Да. Буду у себя. О-кей, все доложишь. Пока.
— Илья Петрович? Турецкий на проводе. Что слышно по нашему делу? Да. Да, все понял. Очень хорошо, жду с докладом.
Дошла очередь и до супруги:
— Разрешите поговорить с Ириной Генриховной? Кто спрашивает? Это из милиции. То есть из этой, как ее… из прокуратуры. Да, дорогая. Прилетел, да. Нет, к обеду не жди. Напрасно старушка ждет сына домой. Что-что? Очень связь плохая. Ах, за старушку мне еще вломишь? Ну хорошо, я дома реабилитируюсь, а то я что-то соскучился. Кто кобель? Так, гражданочка, эти слова будут занесены в протокол! Все, конец связи. Целую крепко, ваша Репка. К ужину буду.
Добравшись до своего кабинета, Александр Борисович еще раз позвонил полковнику Малькову, с которым уже беседовал прежде, и вызвал его к себе.
— Илья Петрович, мне не терпится вас услышать. Итак? Что узнали?
Полковник Мальков почему-то коротко вздохнул, а затем улыбнулся:
— Узнал кое-что, Александр Борисович. Конкретно — биографию господина Вишневского, Ростислава Львовича, искусствоведа, эксперта, администратора и так далее.
— Рассказывайте.
— Ростислав Львович Вишневский родился в 1954 году…
— …в простой советской семье, — докончил Турецкий, доставая сигарету.
— Не совсем. Папа, Лев Владимирович, из дворян, в сталинские годы сидел. Вышел по амнистии пятьдесят третьего года фактически полуинвалидом и протянул на свободе очень недолго. Мать растила долгожданное и любимое чадо одна. А чадо оказалось своевольным и малопредсказуемым. С ранних лет оно выкидывало разнообразные фортели, которые в период отрочества находились уже на грани фола. Ну и, разумеется, вскоре засыпался на достаточно мелочной, но тем не менее предусмотренной соответствующей статьей фарцовке. Тут-то его и прибрали к своим ласковым, но могучим рукам гуманные и вездесущие органы.
— Ах вот как?
— Да, господин Вишневский служил в КГБ.
— Продолжайте, я вас слушаю очень внимательно. — Турецкий придвинулся к собеседнику. — Итак, подцепили на фарцовке?
— А потом ему еще и сто двадцать первая статья светила. — Мальков тоже достал сигареты.
— Да ну? — отчего-то развеселился Турецкий.
— Да-да, господин Вишневский, как теперь говорят, гей. Сейчас он это почти что афиширует, ну, во всяком случае, уж явно не скрывает, а вот тогда…
— Все понятно. Короче, парень влип. И что ж, ему пришлось, так сказать, активно и действенно сотрудничать?
— Одна из странностей в биографии господина Вишневского — именно то, что он не просто сотрудничал, а действительно служил. Это чрезвычайно удивительно. Зная традиции и пристрастия нашей уважаемой «конторы», типчиков, подобных Вишневскому, с удовольствием прихватывали «на короткий поводок» и охотно пользовались их «стуками-перестуками», но включать на полных правах в свои доблестные ряды… Тут, извините, что-то не совпадает. Видно, сработали какие-то особые механизмы, тайны которых, разумеется, похоронены в совершенно недоступных для нас секретных архивах.
— Да и черт с ними, с этими их «фирменными» тайнами! Своих проблем хватает. А скажите, и долго ли наш уважаемый Ростислав Львович сражался с врагами в рядах достославной «железной когорты»?
Ознакомительная версия.
