Маккуиллен снова пожал плечами. Он больше не хотел разговаривать.
– Сукин вы сын. А теперь вы свободны.
Бывший коп самодовольно улыбнулся.
– Ценю вашу любезность.
– Хорошо. А теперь оцените вот что. Двадцать пять лет я считал, что с вами поступили несправедливо. А теперь думаю, что все было сделано правильно. Вы плохой человек, значит, были плохим полицейским.
– Ни черта вы не знаете обо мне, Босх.
– Знаю вот что. Вы для чего-то явились в номер «Шато». Поднялись по пожарной лестнице не просто ради того, чтобы выразить обиду Ирвингу. Мне наплевать, как с вами поступили раньше. Зато не все равно, что вы не помешали Ирвингу прыгнуть с балкона, хотя знали о его намерении покончить с собой. Более того, вы способствовали тому, чтобы это случилось. Для меня это не мелочь. И даже если не считается преступлением, должно считаться таковым. Когда все кончится, я буду обращаться ко всем известным мне обвинителям, пока не найду такого, который предъявит дело Большому жюри. Сегодня можете идти, но в следующий раз так благополучно не отделаетесь.
Пока Босх говорил, Маккуиллен кивал, давая понять, что с трудом терпит тираду детектива. Потом равнодушно ответил:
– Полезно узнать, в каком ты положении.
– Это точно. Был рад просветить.
– Каким образом я доберусь до таксомоторной компании? Вы обещали подвезти меня.
Босх встал и направился к двери.
– Вызывайте такси.
Когда Босх вернулся в отдел, Чу повесил телефонную трубку.
– Что-нибудь удалось узнать? – спросил его Гарри.
Отвечая, напарник сверялся с записями в блокноте, лежащем на его столе.
– Да, отель обеспечивает номера виски «Джек Дэниелс». В бутылках в форме фляжки на двенадцать унций. Да, в номере семьдесят девять такой бутылки недостает.
Босх кивнул. Это было еще одним подтверждением версии Маккуиллена.
– Что насчет результатов анализа крови на алкоголь?
– Еще не готов. В лаборатории говорят, что сделают на следующей неделе.
Гарри досадовал на себя за то, что не подключил Киз Райдер и с ее помощью не поторопил экспертов. Он подошел к столу и начал складывать отчеты в стопку поверх папки с делом об убийстве. С Чу он разговаривал, повернувшись к нему спиной.
– Как тебе удалось затормозить статью?
– Позвонил Гони-Гони и сказал: если она опубликует материал, я пойду к ее шефу и скажу, что в обмен на информацию она предлагала с ней переспать. Полагаю, даже у них это считается аморальным поступком. С работы ее за это не выгнали бы, но пятно осталось бы. Она понимает, что на нее смотрели бы совсем по-другому.
– Ты справился с этим делом как истинный джентльмен, Чу. Где распечатки операций по кредиткам?
– Вот. Чем мы сейчас занимаемся?
Чу подал папку с распечатками, полученными из компаний, работающих с кредитными картами.
– Я забираю это домой.
– А что с Маккуилленом? Ты его припер к стенке?
– Нет, он ушел.
– Ты его выставил?
– Вот именно.
– А что с ордером на часы? Я собирался распечатать его.
– Он больше не нужен. Маккуиллен признался, что душил Ирвинга.
– Он признался, что душил Ирвинга, и ты его отпустил? Ты что…
– Слушай, Чу, мне некогда тебя просвещать. Если тебе так интересно, чем я занимаюсь, посмотри пленку. Хотя нет, лучше дойди до «Стандарда» на Сансет-Стрип. Знаешь где это?
– Да. Что мне там делать?
– Загляни в круглосуточный ресторан и возьми диск с камеры наблюдения с записью с воскресного вечера до утра в понедельник.
– Хорошо. Что на ней?
– Должно быть алиби Маккуиллена. Позвони мне, если подтвердится.
Босх сложил отдельные документы в портфель, а толстую папку с делом об убийстве, которая не влезла туда, понес отдельно. Он уже находился у выхода из закутка, когда его окликнул Чу.
– Что ты собираешься делать?
Гарри обернулся и посмотрел на напарника.
– Начать все с начала.
Больше он не останавливался. Только задержался у двери в коридор, где висело табло лейтенанта, снял свой магнит и опустил в ячейку, означающую уход с работы. Снова повернувшись к двери, он увидел, что на пороге стоит Чу.
– Ты не сделаешь этого со мной.
– Ты сам с собой все сделал. Твой собственный выбор. Я больше не хочу иметь с тобой дел.
– Пусть я ошибся. Но я же сказал тебе… нет, обещал, что заглажу свою вину.
Босх взял напарника за руку, мягко отодвинул с дороги и, не говоря ни слова, вышел в коридор.
По дороге домой он заехал в Восточный Голливуд и остановился за фургоном «Эль матадор» на Западной авеню. Вспомнил замечание Чу о том, что название Западная авеню странно звучит в Восточном Голливуде. Такое возможно только в Лос-Анджелесе, подумал Босх, вылезая из машины.
Было еще рано, и очередь у фургона не собралась. Хозяин такерии только готовился к людному вечеру. Босх попросил его положить побольше тушеного мяса в четыре тако и упаковать с собой, а к ним четыре кукурузные лепешки в фольге. Хозяин добавил соус гуакамоле, соус сальса, рис и все положил в пакет. Пока он занимался этим, Босх послал дочери сообщение – написал, что едет домой с ужином, поскольку вечером будет занят работой и не успеет приготовить еду. Она ответила, что ее это устраивает, так как она проголодалась.
Спустя двадцать минут он вошел в дом. Дочь, сидя в гостиной, читала книгу и слушала музыку. Гарри остановился на пороге – в одной руке пакет с ужином, в другой портфель, под мышкой папка с делом.
– Что с тобой? – спросила Мэдди.
– Ты слушаешь Арта Пеппера?
– Очень хорошо идет под книгу.
Босх улыбнулся и пошел на кухню.
– Чем будешь запивать?
– Уже пью воду.
Он положил дочери тако и приправу на тарелку, затем вернулся на кухню и съел свою порцию, стоя над раковиной. Закончив, наклонился, запил водой из крана и, вытерев лицо бумажным полотенцем, сел за обеденный стол работать.
– Как дела в школе? – спросил он дочь, открывая портфель. – Опять пропустила обед?
– Тоска. А обед пропустила, потому что готовилась к контрольной по алгебре.
– Написала?
– Наверное, провалила.
Босх понимал, что дочь преувеличивает. Она хорошо училась, хотя алгебру не любила, потому что не представляла, каким образом она ей когда-нибудь пригодится. Особенно теперь, когда она вздумала стать полицейским, или по крайней мере так говорила.
– Не сомневаюсь, ты решила все как надо. Читаешь по программе?
Мэдди подняла книгу, чтобы он видел обложку. Она читала «Противостояние» Стивена Кинга.
– Это мой роман по выбору.
– Слишком толстый для школьного чтения.
– Зато хороший. Ты не ешь со мной и задаешь вопросы, чтобы уйти от темы двух винных бокалов?
Дочь раскусила его.
– Я ни от чего не ухожу. У меня много работы. А почему бокалы оказались в посудомоечной машине, я уже объяснил.
– Но не объяснил, почему на одном из них до сих пор губная помада.
Босх поднял глаза на Мэдди. Губную помаду он упустил из вида.
– Кто в нашем доме детектив? – спросил он.
– Не увиливай, – ответила дочь. – Дело в том, папа, что тебе незачем говорить мне неправду о твоей подружке.
– Она не подружка и никогда не станет подружкой. У нас с ней ничего не выйдет. Извини, что не сказал тебе правду. А теперь оставим эту тему. Если я когда-нибудь обзаведусь подружкой, тут же извещу тебя. Надеюсь, и ты, если заведешь себе приятеля, скажешь мне об этом.
– Договорились.
– А у тебя, случайно, нет приятеля?
– Нет, папа.
– Хорошо. Хорошо в смысле, что ты ничего от меня не скрываешь. А не то, что у тебя нет мальчика. Таким отцом я не хотел бы быть.
– Учту.
– Вот и славно.
– В таком случае почему ты так выходишь из себя?
– Я… – Босх запнулся. Мэдди точно угадала его настроение. Он злился по определенному поводу и переносил это чувство на что-то другое.
– Помнишь, минуту назад я спросил, кто в нашем доме детектив?
– Помню, я же слышала тебя.
– В понедельник ты смотрела запись с человеком, который регистрировался в отеле, и все правильно определила – сказала, что он прыгнул с балкона. Основываясь на тридцатисекундном ролике, решила, что он покончил с собой.
– Ну и что?
– А я гонялся за собственным хвостом, пытаясь отыскать убийство там, где его не было. Думаю, ты была права. С самого начала все поняла, а я, наверное, старею.
Лицо дочери выразило искреннее сочувствие.
– Папа, не дергайся, в следующий раз просечешь все как надо. Сам же говорил, нельзя раскрыть каждое дело. Ты же в конце концов понял, что случилось.
– Спасибо, Мэд.
– И еще: не хочу тебя сильнее расстраивать, но…
Босх поднял на дочь глаза.
– Выкладывай.
– Никакой помады на бокале не было. Я обманула тебя.
Он покачал головой.
– Вот что, девчонка: настанет время – тебе не будет равных в комнате для допросов. Твоя внешность, твой опыт, перед тобой будут выворачиваться наизнанку и строиться в коридоре в очередь – только допроси.
