Больше всего на свете я желал закончить это следствие резолюцией «дело прекращено ввиду отсутствия состава преступления в действиях подозреваемой». Я знал, что этого никогда не будет. И мне придется принять на себя еще одну ипостась — судьи, выносящего приговор. И от этой мысли у меня так заломило в затылке, что я невзвидел света от боли. Я шел по коридору, и каждый шаг отдавался в голове, как удар молота по наковальне…
Из-за двери кабинета Грязнова доносился пронзительный крик, переходящий в визг. Я открыл дверь и перешагнул через порог, с трудом неся на плечах стопудовую голову. Я не имею права быть больным, это должно пройти, внушал я себе, стараясь переключиться на Грязнова.
— …Да вы не имеете никакого права задерживать человека! Да мне наплевать на решение судьи! Вы нам дело государственной важности проваливаете! Вот я сейчас трубочку передам следователю Московской горпрокуратуры Турецкому! Он вам объяснит все как следует!
Грязнов прикрыл трубку ладонью:
— Это судебный исполнитель Черемушкинского района Кошелева. Они там Жукова арестовали за неплатеж алиментов.
— Что-о-о?
У меня даже затылочная боль на мгновенье утихла, но тут же возобновилась, правда, не с такой силой. С Кошелевой, мослатой бабой с мужицкой рожей, я знаком — спорить с ней бесполезно: это одна из самодурок «при исполнении». А сколько у нас таких — сотни, тысячи…
— Здравствуйте, товарищ Кошелева. Вы можете объяснить, что происходит?
— Здрасте, если не шутите. А происходит то, что согласно статье 122 Уголовного кодекса РСФСР злостное уклонение родителей от уплаты по решению суда средств на содержание несовершеннолетних детей — наказывается лишением свободы на срок до одного года или ссылкой до трех лет, — отчеканила Кошелева. — Вашего гражданина государственной важности я вызвала сегодня по повестке согласно заявлению его бывшей супруги о том, что он больше года скрывается, по постоянному месту жительства не появляется и не платит ей деньги на содержание дочери Эммы двенадцати лет. А ваш государственный деятель вместо того, чтобы признать свою вину и раскаяться, стал орать как оглашенный в присутствии граждан, что он все уплатил, и в присутствии тех же граждан нецензурно выражался… Вы меня не перебивайте, я сама кого хочешь перебью. Мало ли что он тут говорит… Хорошо — у нас все в одном здании, и милиция, и суд. Так его нарядом милиции водворили в КПЗ Черемушкинского РУВД, где он находится в настоящее время.
— Товарищ Кошелева, я сейчас свяжусь с Министерством юстиции РСФСР…
— Да хоть СССР! Связывайтесь с кем угодно. Пока денег не будет, не выпустим.
— Каких денег?
— Чего это вы так испугались? Думаете, взятку вымогаю? Ха-ха-ха! Одна тысяча сто четырнадцать рублей семьдесят три копейки, вот у меня исполнительный лист на вашего незаменимого. Заплатит деньги — сразу выпущу.
— Тысяча?! Да как же он заплатит, если сидит?
— А это его дело. Раньше надо было думать.
— Товарищ Кошелева, я сейчас привезу деньги.
— Сказала же, будут деньги — выпустим. До восьми часов успеете — сегодня получите вашего бесценного, злостного неплательщика алиментов…
Несколько секунд мы с Грязновым растерянно смотрели друг на друга.
— Где ты собираешься достать такие деньги за полтора часа, Саша?
— А хер его знает. Чего ржешь?
— Ой, не могу, лицо у тебя… траурное больно.
— Понимаешь, у меня нет знакомых с такими деньгами.
— Я-то мог бы найти у своих клиентов, но они денежки дома не держат — в сберкассах или тайниках, а то боятся — отнимет ОБХСС их нетрудовые доходы. А времени у нас в обрез.
— А ты можешь организовать машину? У меня есть идея.
Ирка Фроловская как-то мне говорила, что нашла на полатях мои старые книги. Это были книги моего покойного отца, оставшиеся ему от деда. Один знакомый букинист из магазина на Старом Арбате уверял, что они стоят огромных денег. Букинистический магазин в двух минутах ходьбы от моей старой квартиры. Надо успеть.
Минут пять я безнадежно жал кнопку звонка — в квартире никого не было. Это был совсем неожиданный прокол: в моей бывшей резиденции всегда толклись на кухне три-четыре бабки. Я вышел на улицу, обогнул дом со двора. Когда-то я вылезал из коридорного окошка своей квартиры на крышу соседнего дома — мне надо было незаметно выбраться из своего жилища.
Сейчас передо мной была обратная задача. Но эта операция среди бела дня грозила роковыми последствиями — меня запросто могли прихватить за попытку совершить квартирную кражу. Эти опасения остановили меня ровно на пять секунд. Я поднялся по «черной» лестнице на чердак, вылез на крышу и, стараясь не соскользнуть с ее покатой поверхности, добрался до стены «своего» дома. Хлипкая форточка легко подалась под моей ладонью…
Ирка не сменила замок в своей комнате, я знал секрет его отпирания без ключа — черенком столовой ложки, которую я нашел в раковине на кухне в ворохе грязной посуды.
Сбросив кеды, я подтянулся на руках, оттолкнулся ногой от пианино и вспрыгнул на полати. Я сразу увидел стопку отцовских книжек, аккуратно перевязанных Ириной. Под веревкой торчала бумажка с надписью «Сашины книги». Я вытянул связку из-под вороха старых нот, хлопнув по ней, подняв столб пыли, и увидел Ирину. Она стояла внизу и смотрела наверх, нисколько не удивляясь моему странному местонахождению. Кошачьи глаза ее смеялись и сияли, словно язычки газовой горелки. И мне вдруг совершенно расхотелось идти к букинисту, страховать Женьку у афганского посольства и вообще заниматься какими-то делами, кроме одного: мне хотелось остаться в этой комнате со старым тети Клавиным пианино, сидеть на узеньком Иркином диванчике и смотреть ей в глаза. Я сбросил книги на пол, не очень ловко шлепнулся на пол сам, стесняясь своих не совсем свежих носков.
— Прости, Ириша, за взлом твоей комнаты…
— …столовой ложкой! — засмеялась Ира. Я взял ее за руки и потянул к себе.
— Саша…
— Я не Саша, а идиот, все время был идиотом… Я целовал ее послушные и неопытные губы и все крепче прижимал к себе ее легкую фигурку. Я никогда, никогда не испытывал такого нечаянного счастья, как сейчас, стоя в одних носках в этой обветшалой комнате, где прожил когда-то шесть лет и где теперь жила Ирка, которая безответно любила, меня всю жизнь.
— Тебе… надо… уходить… Саша… — еле слышно сказала она и обняла меня за шею. — Я не хочу… чтобы ты уходил… но тебе надо… я знаю…
— Ты понимаешь, нам нужны деньги. У нас очень глупая история получилась — проваливается серьезная операция.
— «Фауст»! Ты говорил, что ваша операция называется «Фауст».
— Это Меркулов так ее назвал. Вообще-то никакой операции «Фауст» не существует, — говорил я, зашнуровывая кеды. — Пойдем со мной к букинисту, если у тебя есть время.
У Ирины для меня всегда было время.
— А ты знаешь, что такое Фауст по-немецки? — спросила Ирка, сбегая легкими шагами по лестнице. — Это всего-навсего кулак. Причем на немецком языке кулак — женского рода. Знаешь, я всегда путала склонение этого кулака в школе. Как-то привыкли думать, что это мужчина. Я — имею в виду Фауста Гете. И я никак не могла переключиться. Мне даже было смешно — мужчину назвали словом женского рода…
— Да, вот книжечка рублей на семьсот потянет, — говорит букинист, откладывая в сторону книгу Гана «Конструктивисты» — харьковское издание 22-го года — это вам не шутка. И вот эти книжечки об имажинистах господина Крученых — по сто рублей за штуку хорошо пойдут… «Гравюры на дереве» издания «Алконоста», Петроград, 21-й год. Стихи Кустинова… Да это целое состояние. Частным образом вы бы за них, конечно, больше взяли. А так я вам больше чем тысячу семьсот за все дать не могу. Приходите в понедельник, я вам денежки приготовлю.
— Как — в понедельник?! Мне срочно надо, сегодня! Сейчас!
— При всем моем к вам расположении, Александр Борисович, сегодня не могу — касса уже снята инкассаторами, денег в магазине нет.
Полный провал… Уж лучше бы Грязнов поехал по своим «клиентам», ну не отработали бы мы сигнализацию, а тут полный провал…
— А если частным образом? — услышал я Иринин голос.
— Что значит — «частным образом», прекрасная фея? Я государственный служащий, и ваш молодой человек потом меня же и… Как когда-то нашего директора.
— А вы их у меня купите. Молодой человек об этом не будет знать. Его здесь и не было.
Я видел, как у букиниста загорелись глаза, и подлил масла в огонь:
— И фея уступит их вам за тысячу пятьсот.
— Не знаю, право, найду ли я у себя такие деньги…
— Да найдете, найдете… Поищите получше и не спеша, — успокоила букиниста фея.
— Вот ведь заморочка какая вышла, — говорит Жуков, — они там перепутали все на свете — денежки с меня взяли, а через судоисполнителя их не оформили, а моя баба рада стараться — и получить денежки по дубликату исполнительного листа по второму разу, и мне насолить… Ну фиг с ней. Я сегодня звонил Анаит, она перепроверила вчерашний разговор с моими хадовскими дружками — Серого действительно в Кабуле сейчас нет, он в Пакистане, проводит сногсшибательную секретную операцию — делает секир-башка какому-то крупному пакистанскому чину…
