Ознакомительная версия.
Глава 25 ПРОМЕЖУТОЧНЫЕ ИТОГИ
В деревню Щеткин поехал с Китайкиным.
Картина, которую Петр застал в Красном Быте возле дома Вертайло, мало отличалась от той, что была в его предыдущий приезд. Так же при его приближении к дому истошно залаяла собака, так же он прошел вдоль забора ближе к углу и снова увидел под навесом женщину. Только в этот раз она не маслята чистила, а натирала морковку.
Дальше дежа вю стало еще разительнее: Михаил находился в доме и был пьян. Последнее обстоятельство не удивило Щеткина. Он еще в тот раз понял, что Вертайло горький пьяница.
— Вы погодите, я мигом, — сказала Маруся.
Она шустро скользнула в дом, вскоре оттуда донеслось нечленораздельное мычание Вертайло и яростная ругань жены. На крыльце он появился в трусах и в майке, небритый, нечесаный. Сел на лавку, прислонясь спиной к бревенчатому срубу. Закрыв глаза, опустил голову.
Жена кое-как привела Михаила в чувство, поднесла ему ковшик огуречного рассола, который тот выпил в два приема. Подала мужу сигареты, с похмелья он не соображал, где их искать, поднесла зажигалку. Сделав пару затяжек, Вертайло малость пришел в себя.
Заметив Щеткина, он икнул и злобно спросил:
— Чего вы тут забыли?
Не надеясь на память алкоголика, Петр Ильич повторил то, что уже говорил во время первого визита — в генерала Свентицкого стреляли, ранили, он находится в больнице, в поисках преступника следователи собирают информацию.
— А меня-то вы почему спрашиваете?! Я-то тут при чем?!
— Как известно, в свое время вы явились к нему с повинной, получили срок и были освобождены досрочно.
— Легко говорить — досрочно. Мне до освобождения пришлось три года за решеткой куковать, на общем режиме. А у меня была семья, дети. У меня все пропало к чертовой бабушке. Нужно было Свентицкому меня хватать?! Чтоб ему ни дна ни покрышки!
— Вы же сами явились с повинной.
— Чего — явился? — зарычал Вертайло. — Меня вынудили! Он хотел, чтобы все сидели. Для этого зверя нет большей радости, чем посадить человека за решетку! Хлебом его не корми! Не явись я, мне бы, как Медведеву, — подарили «Смит-Вессон» с одним патроном. Поступай с подарком, как знаешь.
— Почему генерал хотел всех посадить?
— Потому что бешеный! Псих высшей марки! Дай бог ему не скопытиться, только дерьмо он первостатейное, ваш генерал. Ох дерьмо! Такое другое дерьмо еще поискать надо…
Оперуполномоченный понял, если Вертайло не остановить, то он десятки раз будет склонять на все лады понравившееся ему слово. Поэтому Щеткин, улучив момент, спросил:
— То есть, вы считаете, он несправедлив?
— Конечно. Ты пойми, голова садовая, что там все воровали — от и до! Там только этим и занимались.
— Некоторые еще и воевали, — сухо заметил Петр.
— Не смеши меня. В Косове? С кем?.. Мы там от безделья маялись. И от безденежья тоже. Нам же боевые обещали заплатить только дома. А там мы находились на скудном пайке. Вот и зарабатывали, кто во что горазд. Иначе получалось обидно. Какой-нибудь замызганный крестьянин ковыряется днем на своем участке. Вид жалкий — грязный, небритый. Вечером же, смотришь, он сидит в баре с такими же дружками. Веселятся, пьют вино, жрут, поют песенки. А мы, по-твоему, должны ходить вокруг и облизываться? Вот и загонишь что-нибудь тем же крестьянам.
Щеткин опять остановил разговорившегося собеседника, норовившего все время увести разговор в сторону от главной темы.
— А все же, Михаил Михайлович, кто, по-вашему мнению, был способен на физическое устранение Свентицкого?
На мгновение ему показалось, что взгляд Вертайло стал осмысленным. В глазах даже мелькнула хитринка. Петр серьезно засомневался — на самом деле тот пьян или валяет дурака? Играет пьяного, чтобы в случае чего отказаться от своих слов. Разрешить мучительные сомнения не успел, Вертайло опять смотрел на него осоловелыми, словно у судака, глазами.
— Неудобно выдавать товарища, только я тебе скажу как на духу: похоже, Витька Гайворонский его шлепнул. Больше некому.
— Вы называете его товарищем?
— Конечно, близкий товарищ, — сказал прапорщик и, безбожно перевирая мотив, затянул песню: — Друг мой третье мое плечо, третья моя рука…
— Поселившись здесь, вы общались с Виктором?
— А как же без этого? Созванивались, встречались. Боевое братство.
— Когда вы с ним последний раз виделись?
Вертайло пристально посмотрел на сыщика, потом перевел глаза кверху, беззвучно шевеля губами. Петр терпеливо ждал, пока прапорщик закончит свои загадочные расчеты. Наконец тот сказал:
— Виделись давно. Точно не помню.
— А где вы с ним встречались?
Михаил Михайлович вскинул на Щеткина глаза, на которые наворачивались пьяные слезы. Он как будто хотел что-то сказать, да передумал и, повернувшись в сторону огорода, закричал:
— Марусенька, ты куда опять водку спрятала?
— Не твоего ума дело! — донесся сердитый женский голос.
— Вот видите, — покачал головой Вертайло, — в каких нечеловеческих условиях жить приходится. А тут еще вы душу бередите. Шли бы вы отсюда куда подальше! — Он встал и со злостью произнес: — Все! Закрываю лавочку! Мотай отсюдова! Не то я за себя не ручаюсь!..
Подбежавшая жена принялась его успокаивать, хотела увести мужа в дом. Тот, все больше распаляясь, грубо оттолкнул ее. Она сказала Петру:
— Все. Сегодня с ним разговаривать бесполезно.
Оперуполномоченный со смиренным видом направился к калитке, где его поджидал Китайкин. Уже когда машина выехала из деревни, молчаливый водитель поделился новостью:
— Мне тут бабки рассказали, что он часто напивается. Алкаш.
В это время Петру позвонил Турецкий. Чувствовалось, что у него хорошее настроение:
— Ну, как живется-можется? Как успехи множатся?
— Не множатся. Какими были, такими и остались.
Щеткин пытался ответить ему в тон, шутливо, однако не получилось, и Александр Борисович сразу понял, что друг чем-то серьезно раздосадован. Правда, спрашивать не стал. Сказал деликатно:
— Знаешь что, Петя, когда вернешься в Москву, подгребай в «Глорию». Мы тут с Антоном устроили военный совет в Филях. Третьим будешь.
— Бутылку брать? — мрачно спросил Щеткин.
— Это уж как подскажет тебе твоя гражданская совесть. От жажды не умираем. Однако, как показали специальные исследования новозеландских ученых, лишняя бутылка в интеллигентном обществе никогда не помешает.
«Что это он так развеселился? — думал Щеткин. — Наверняка есть какая-то хорошая новость. Может, нашелся преступник, и мне больше не придется ездить в деревню, иметь дела с этим пьяницей».
От этих мыслей настроение оперуполномоченного улучшилось. Он даже не стал заходить к участковому, как намеревался сначала, а сразу поехал в Москву.
Но стоило Щеткину войти в «Глорию», как коллеги насторожились.
— Ты чего же по телефону дурака валял? — спросил Турецкий. — Делал вид, будто чем-то расстроен. У тебя же на морде написано, что вернулся не с пустыми руками.
— Нет, это я просто рад за вас. Это вы чем-то довольны. Видимо, вы не с пустыми руками.
— Отчасти, отчасти. Для начала я ознакомлю тебя с новостями из славного града Самары и не менее славного, утонувшего в яблоневых садах Челноковска. Тамошняя милиция сработала очень умело. Я, по мере сил и возможностей, помог им выйти на человека, которому в свое время заказали сделать копию церковной чаши. Тут не могу не сказать о пользе посещения вытрезвителей, не регулярного, разумеется. Я там однажды познакомился с художником Хачиком, который рассказал мне про человека, умеющего делать искусные подделки ювелирных изделий. И сегодня утром познакомил меня с ним. Хачик говорил, что таких умельцев в России мало, они знакомы друг с другом. Оказалось, не просто мало, а всего двое — сам Родион и второй, который живет… Где бы ты думал?
— Неужели в Самаре? — выдохнул Щеткин.
— Совершенно верно. У тамошней милиции уже все было наготове, недоставало единственного звена, единственного свидетеля, на которого и указал Родион. С ним тут же связались. Самарский бедняга был уверен, что действует на благо музея. Не стану вдаваться в подробности, они пока мне самому не все известны, скажу только, что экспонаты воровала сама хранительница, на пару с мужем, который потом сбывал их. Причем одному и тому же покупателю, коим был Сергей Иванович Козорезов. Перед проверкой Зубов, муж хранительницы, хотел выпросить у Козорезова завьяловскую лупу, а тот не соглашался отдавать. Они так ругались, что Сергею Ивановичу стало плохо, он скончался от разрыва сердца. Диагноз экспертизы оказался ошибочным: травму головы Козорезов получил, когда упал, а сердце отказало на считанные секунды раньше. Смекалистый Зубов решил воспользоваться этим трагическим обстоятельством, вытащил из кармана мертвеца ключи и обшарил квартиру. Таким образом оригинал лупы вернулся к нему, а следом и на свое исконное место в музее.
Ознакомительная версия.
