так ли?
Джойс кивает:
— Именно поэтому мы сфотографировали бумаги. Надеюсь, я все сделала правильно, Элизабет?
— Ты все сделала правильно, — соглашается та.
Джойс будто становится выше на целый дюйм.
— Итак, Боб, вы не могли бы открыть фотографии документов, которые у нас есть? Правда, боюсь, вам придется прокрутить несколько снимков пулевого ранения крупным планом…
Боб листает фотографии на высокой скорости, пока не появляется первый документ.
— Из этих бумаг, я совершенно уверена, мы сможем точно выяснить, кому и что он продает, — говорит Элизабет. — И все благодаря Джойс.
— Я тоже помогал, — напоминает Рон.
— Да, он помогал, — подтверждает Джойс. — Он рыдал.
— Молодец, Рон, — говорит Элизабет, и после ее слов Рон тоже вырастает на дюйм.
— Может, пора заварить чаю? — спрашивает Джойс. — Впереди у нас долгий вечер.
— Давайте приготовлю я, — предлагает Ибрагим. — Похоже, всем остальным есть чем заняться.
Элизабет качает головой:
— Похоже, документы зашифрованы, Ибрагим. Вы окажете неоценимую помощь, если займетесь расшифровкой. А чай тем временем приготовлю я.
Рон и Джойс обмениваются взглядами. Такое случилось, безусловно, впервые.
— Правда, я не уверена, что у меня найдется девять кружек, — говорит Джойс.
— Возможно, я тут лишний, — смущенно произносит Боб, но бурные крики «Что вы! Что вы!» плюс Алан, свернувшийся калачиком у его ног, заставляют его остаться.
— Возьму кружки у Элизабет, — решает Богдан. — Заодно передам от всех привет Стефану.
Элизабет сжимает его руку, прежде чем отправиться на кухню.
Богдан не очень любит снег. По его многолетнему опыту, только два типа людей действительно любят снег: те, кто мало его видит, например британцы, или те, кто живет возле гор. В Польше он наблюдал ужасно много снега, и никто при этом не катался на лыжах. К чему Богдану снег?
Он входит в квартиру Элизабет и Стефана. В гостиной горит свет, так что Богдан идет туда. У окна стоит Стефан, вглядываясь в снежную мглу.
— Стефан, — зовет Богдан, — это я.
— Старина, — говорит тот, — происходит что-то странное.
— Окей. Хочешь чаю? Или виски? Смотришь телевизор?
— Я тебя знаю, — произносит Стефан. — Мы беседовали.
Богдан кивает:
— Я твой друг. Ты мой друг. На днях мы с тобой прокатились.
— Так я и думал, — говорит Стефан. — Если я расскажу тебе кое-что, ты не подумаешь, что я съехал с катушек?
— Ты съехал с катушек?
Это нечто новое для Богдана.
— Я съехал с катушек! — внезапно раздражается Стефан.
Он никогда прежде не раздражался на Богдана.
— Рехнулся, спятил, господи!
— Нет, ты на катушках, — возражает Богдан, надеясь, что такое выражение существует.
— Правда, есть лисенок… — продолжает Стефан. — Он приходит меня навещать.
— Снежок?
— Да, Снежок, — отвечает Стефан. — Ты его знаешь? Такой парняга с ушками?
— Я его знаю, — кивает Богдан. — Прекрасный лисенок.
— Он не пришел сегодня вечером.
— Из-за снега, — предполагает Богдан. — Где-то спрятался и греется.
Стефан возражает:
— Ерунда! Лисы совсем не против небольшого количества снега. Лис он совершенно не волнует. Ты что, вообще ничего не знаешь о лисах?
— Не так чтобы много, — признается Богдан.
— Что ж, поверь на слово человеку, который знает. Где он?
— Может, ты скучал по нему?
— Я никогда по нему не скучаю, — уверяет Стефан. — Можешь спросить мою жену, она где-то бродит. Я никогда не скучаю по нему. Мы никогда не скучаем друг по другу.
— Хочешь, я поищу?
— Наверное, стоит поискать вместе, — говорит Стефан. — Я не против признаться, что волнуюсь. У тебя есть фонарик?
— Есть, — отвечает Богдан.
— А мы приятели? Хорошие приятели?
Богдан кивает.
— Я был резок с тобой? — спрашивает Стефан. — Мне показалось, я говорил довольно грубо, хотя не желал этого. Видишь ли, я тебя не ждал, и у нас ничего нет.
Богдан качает головой:
— Нет, ты не был со мною резок. Давай-ка тебя оденем. На улице холодно.
— Кажется, раньше сюда заходил здоровенный парень с бородой и в шляпе, — задумчиво говорит Стефан. — И что-то произошло…
Пока они просматривают документы, позволив Ибрагиму выполнять свою работу, Элизабет слушает их из кухни. В какой-то момент она думала позвонить Кашье — женщине, с которой сотрудничала раньше. Кашья была, пожалуй, величайшим криптографом в истории МИ-6, но теперь она работает на Илона Маска. Но как только Элизабет услышала Ибрагима, объясняющего Джойс: «Видите, A равно единице, Б равно двум и так далее», то поняла, что этот отдельно взятый код, возможно, не потребует вмешательства Кашьи.
Боже, благослови Джойс! Какую же хорошую работу она проделала! Вскоре Элизабет понадобится еще больше свободного времени, так что это только к лучшему.
Элизабет опускает взгляд на кружки с заваренным чаем. Джойс была права: кружек всего восемь, однако даже для них ей пришлось кипятить чайник трижды. К тому же она забыла вынуть первые пакетики, так что чай в некоторых кружках оказался намного крепче, чем в прочих. А потом Элизабет случайно налила миндальное молоко, потому что ей даже в голову не пришло, что оно может оказаться в холодильнике Джойс. И в довершение она рассыпала по всему полу сахар. Разумеется, он был немедленно собран: Джойс как-то сказала ей, что сахар привлекает муравьев. Дважды Джойс окликала ее с предложением помощи, и дважды Элизабет отвечала, что вполне способна сделать чай, спасибо, Джойс.
Однако что-то ей удается, а что-то — не очень.
Занося в комнату кружки на подносе, Элизабет надеется, что чай понравится всем. Конечно, друзья произнесут воодушевляющие слова, в чем Элизабет нисколько не сомневается, но она предпочтет сосредоточиться на выражении глаз Джойс, поскольку они никогда не лгут.
Ибрагим извлек имя, сокрытое в неумело зашифрованных документах.
— Лука Буттачи, Элизабет, — сообщает Джойс. — Если это имя произносится именно так.
— Я произношу его как Буттачи, — ворчит Рон.
— Ты не помогаешь, Рон.
— Я немного погуглил, — вмешивается Боб. — Просто чтобы принести хоть какую-то пользу. Но ничего не вышло. По крайней мере, ничего связанного с наркотиками. Нашлись всякие итальянские мэры, садовники и один школьник из юго-западного района Лондона, но никаких записей о судимостях, арестах или о чем-то криминальном.
— Возможно, это псевдоним, — говорит Джойс.
— Может быть, — соглашается Элизабет.
О боже, теперь она начала повторять за Джойс? Нет уж, довольно! Пришло время брать быка за рога. Она хлопает в ладоши.
— Итак, у нас
