Ознакомительная версия.
– Значит, Оля решилась все-таки с Жорой сбежать? – перебивает Кирилл Легейдо собственные излияния. – Ну, и хорошо. Хоть кто-то счастлив, блин! Мы с Ольгой друг друга только мучили…
Дело Степана Кулакова. Семейный разговор
То, что Кротов успокоительно назвал «реактивным состоянием», не проходило. Степан оставался все так же неподвижен, и трудно было сказать, что за видения проходили перед его самоуглубленными черными глазами. Он ел и пил, когда ему давали еду и питье, но сам ни разу не показал, что испытывает жажду или голод. С момента освобождения Кулаков не услышал от сына ни слова, ни звука, который свидетельствовал бы хоть о какой-то попытке установить контакт с окружающими. Сусанна настаивала на том, что Степу надо показать врачам, но Кулаков все откладывал и откладывал этот решительный шаг. Кто их знает, этих психиатров, что они вытащат из мозгов его сына! Поэтому Степан продолжал лежать в своей комнате, без голоса, без движения, вытянув руки вдоль туловища, как будто все еще был связан.
Сусанна все время проводила рядом с сыном: поглаживала его ладони, вполголоса разговаривала с ним, как с младенцем, ловила малейшие признаки его физиологических потребностей. Игорь, редко бывая дома (накопилось много срочных дел) избегал заходить в комнату Степана… Почему? Потому, что жалел своего ребенка? Да… Но рядом с жалостью росло что-то, похожее на гнев, словно Степан, назло отцу, притворяется. Кулаков с трудом удерживался от желания ударить его, уничтожить, если он никогда уже не будет здоровым…
Это напомнило о том, как в детстве он ломал игрушки. С самого раннего возраста Игорек знал, что родители его бедные, не могут ему купить все, что он захочет, а потому свои немногочисленные игрушки берег. Подкрашивал, выправлял, чинил. Но когда подходил срок износа, или в процессе игры солдатик или грузовичок получал необратимые повреждения, с каким же удовольствием Игорь его изничтожал! Разносил на кусочки с самоотверженным пылом, как бы мстя родительской бедности, надеясь, что когда игрушек останется уж очень мало, папа с мамой расщедрятся и купят ему новые…
Да разве Андрюха мог это понять? Он вырос в другой семье: может быть, тоже небогатой, но с другим настроем, где любимым детям отдавали все лучшее. Разве мог он понять, что такое для Игоря несбывшиеся возможности? Если бы Андрюха продолжал гнуть свою линию в руководстве «Нейтроном», Игорь каждый день локти кусал бы, представляя, как бы он развернулся, оставшись один. Он и остался один! И дела «Нейтрона» пошли в гору! Пусть ему плюнут в лицо, если это не так!
То, что Сусанна постоянно находилась при Степане, а Игорь избегал встреч с сыном, давало естественную возможность не встречаться мужу с женой. Оба чувствовали, что так лучше. Но рано или поздно им все равно пришлось бы сказать друг другу что-то, кроме стандартных фраз, – и диалог начала Сусанна. Выйдя из детской комнаты, откуда, как обычно (как стало за последнее время обычным, не доносилось ни звука), она посмотрела на мужа черными глазами, в которых еще сохранялся след Степановой самоуглубленности. Как будто мальчик болен тем, чем можно заразиться… Или, скорее, больна вся семья – болен и ребенок…
– Игорь, – Кулаков вздрогнул – до этого жена избегала звать его по имени, – расскажи, как ты убил. Я же все равно об этом знаю. Как это было? Расскажи.
– Зачем?
– Чтобы не мучиться. Я извожусь, представляю неизвестно что…
– А так ты будешь представлять известно что. Зачем тебе это?
Но Кулаков согласился. К чему уж теперь, в самом деле, молчать? А если милиция на хвост наступит (как там срок давности, еще не истек?), можно будет сказать, что Сусанна все выдумала. И вообще, жена не имеет права свидетельствовать против мужа!
Убийство Игорь начал обдумывать с тех самых пор, когда осознал, что у них с Мащенко не заладилось совместное руководство. Дважды он предлагал перекупить у Андрея его долю акций, и дважды натыкался на отказ. За перипетиями борьбы между бывшими друзьями наблюдал Эдик Биренбойм. Именно он, помнится, сказал Игорю наедине:
«Хоть бы он пропал! Какого беспорядка в цифрах наворотил – дебет с кредитом не сходится. Не начальник, а внутренний вредитель».
Сказано было в сердцах. Однако идея, зароненная в упорный кулаковский мозг, дала обильные ветвистые всходы.
Люди просто так не пропадают. Значит, надо сделать так, чтобы Андрюха исчез. Как это сделать? Нанять бандитов? В те годы киллерский рынок не был еще развит так, как сейчас. К тому же в небольшом городе шила в мешке не утаишь: все будут знать, кто убил и за что. Кому выгодно убрать Андрюху Мащенко? Угадайте с двух раз… Как же сделать так, чтобы и Андрея убрать, и репутация не пострадала? Игорь сердито сопел, но продолжал обмозговывать, обмусоливать мысль, которая никак не хотела отстать от него.
И додумался! Прежде, чем Мащенко уберется у него с дороги, нужно убрать кое-кого еще…
Эдик, с которым Кулаков поделился своим планом, сперва замахал руками: «Ты что? Я тебе ничего не советовал! Что ты выдумал?» Игорь гнул свое: ему необходим был сообщник. Конечно, Игорь – мужчина, а Наталья – женщина, но такую увесистую тушу в два счета не одолеть… Исход решило то, что Эдуард был человеком, зависимым от Кулакова, а с таким хозяином, как Мащенко, по мнению главного бухгалтера, на фирме можно было бы ставить крест. Короче, они договорились. Кулаков изложил свой план. Эдик, услышав нечто конкретное, вроде бы успокоился и начал вносить в этот план дельные коррективы. У него вообще был талант, – отличное вИдение ситуации. По шахматам первый разряд имел… И хотя на деле все получилось не совсем так, как рассчитывали, в итоге все сошло, как по маслу…
Собственно празднование дня Октябрьской революции Игорь Кулаков почти не помнит: какие поднимались тосты, какие рассказывали анекдоты… Он был поглощен тем, как бы, поближе к одиннадцати часам, когда все напьются и утратят наблюдательность, подсыпать в рюмку Мащенко клофелин. В те годы редкая желтая газетенка не писала о «клофелинщиках», которые грабят, предварительно одурманив свои жертвы. Лекарство отличное, причем продается в каждой аптеке… Почему было не подсыпать клофелин также Наталье Авдеевой, – ведь так с ней было бы легче справиться? У Игоря было и такое намерение, но Эдик возразил, что экспертиза выявит его содержание в крови трупа, а это будет истолковано в пользу Андрея.
И еще запомнилось Игорю, что Наталья для праздника надушилась какими-то тяжелыми, затхлыми, сладковатыми духами: точь-в-точь мертвечина! Игорь то и дело взглядывал то на ее круглые, бледные, подернутые еле заметным пушком щеки, то на виднеющуюся из декольте ложбинку между грудями, в которой выступил пот, и всячески настраивал себя против нее. Толстуха, уродина! Как Андрюха с ней спит? Как ее вообще земля носит? Устанавливал дистанцию между ней и собой, чтобы легче было убить. Говорят, что легко убить либо совсем близкого человека, которого страстно ненавидишь, либо совсем незнакомого. Просто знакомого – трудно. Ни незнакомых, ни близких Игорь не убивал, а насчет просто знакомых судит по собственному опыту: трудно, но можно.
Напились в то застолье изрядно… Игорь в какой-то момент почувствовал, что у него поплыла голова, но усилием воли вернул ее на место. Эдик вроде бы употреблял воздержанно, обошелся совсем без водки, хотя в другое, спокойное время уж он бы своего не упустил… В общем, наверное, они остались самыми трезвыми из участников застолья. Не считая Натальи. Она вообще не пила – теперь Игорю известно, почему…
– А если бы тогда вам стало известно, изменило бы это что-нибудь в том, что вместе с любовницей Андрея вы убиваете ребенка? – вмешалась Сусанна.
– Нет. Все уже было расчислено. А насчет ребенка, – здесь вы, бабы, ловчите! Когда вам надо, называете то, что у вас внутри сидит, ребенком, а когда хотите сделать аборт, – ах, это еще не человек, это сгусток клеток… Не было там никакого ребенка, ясно? Сгусток клеток был!
«Это он о ком-то другом… о какой-то другой, – сообразила Сусанна. – Я никогда не делала от него аборта…» Опасаясь нарваться на еще худшие разоблачения, она дала себе слово не перебивать…
Дело Кирилла Легейдо. Убийство, которого не было
…Итак, отношения Ольги и Кирилла Легейдо зашли в тупик. Но дело не в браке, который – если воспользоваться расхожей шуткой – оказался браком во всех смыслах. Заноза сидела глубже. Ольга для Кирилла была частью той жизни, от которой он хотел бы избавиться. Жизни активной, наполненной трудом, уважением заказчиков и любовью сотрудников, а на деле – насквозь фальшивой. Принимая заказ на рекламу того или иного продукта, который сам он никогда не купит, Кирилл чувствовал смутное познабливание: разве об этом он мечтал? Он шалил, куролесил, реклама была для него веселым упражнением, ответом на брошенный вызов, и когда ему удавалось способствовать продаже того, что без него никто бы не купил, или расколоть на бабки скуповатого заказчика, он чувствовал такое удовольствие, как если бы выиграл партию в шахматы у чемпиона мира. Он шел к высотам бизнеса играючи.
Ознакомительная версия.