Турецкий допрашивал Диму Большого, а тот отвечал на все вопросы продуманно и подробно. И если бы не его странное высокомерие, Александр Борисович мог бы предположить, что бандит решил помочь следствию в обмен на какие-то послабления при вынесении приговора. Но очень скоро Турецкий понял позицию Димы Большого – тот гордился своими «подвигами». Его извращенное криминальное сознание рисовало ему картину будущей славы не только в среде себе подобных. Он жаждал, чтобы о нем писали в криминальной хронике в газетах. И даже, чем черт не шутит, может, о нем даже снимут документальный фильм, где во всех подробностях, красочно – возможно, даже с его участием – будет описана его богатая яркими событиями жизнь. Он уже успел небрежно обронить, что, если журналисты пожелают взять у него интервью, он возражать не станет. Турецкий сначала изумленно вытаращился на него, а потом едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Он овладел собой только по одной причине: чтобы не разозлить Диму Большого, пока тот так охотно дает показания. Турецкий сразу понял, что бандит обладает невероятным самомнением, и для пользы дела лучше пока сыграть на этой струне.
А Дунаев давал показания, жалея только об одном: время допроса по закону ограничено. И каждые четыре часа его отводили в камеру, где убогая обстановка совсем не соответствовала тому вдохновению, которое он испытывал, подробно описывая детали совершенных преступлений.
Турецкий перечитывал показания Дунаева, когда к нему зашел Грязнов. Александр Борисович поделился своими впечатлениями:
– Сколько работаю, никак не могу взять в толк, откуда берутся подобные нелюди. Если бы он рос в криминальной среде, тогда понятно. Пример перед глазами, никаких моральных устоев, полное отсутствие представления о нормальной человеческой жизни, всякое такое. Но когда человек растет в нормальной семье, где мать-отец трудяги, учат только хорошему, старший сын тоже может быть примером для подражания… Откуда у этого Дунаева возникло желание крушить, убивать, подчинять себе отбросы общества? Почему у человека возникают в мозгу аномалии, которые делают из него убийцу? Да к тому же возводящему убийства в степень геройства?
– Я когда-то читал книгу, не помню ни автора, ни названия. Там одного такого криминального типа подвергли научному эксперименту. Вживили в его мозг некое вещество. И как только в его голове возникала мысль о каком-нибудь чудовищном поступке, он начинал испытывать дикую боль. Голову прямо разрывало от этой боли. Хочешь не хочешь, все криминальные мысли приходилось гнать от себя подальше. Жить-то охота.
– Ну это из области фантастики.
– Если бы наши научные светила придумали такой проект, мы бы потеряли работу.
– Ну и ладно. Я бы пошел в водолазы. Такая романтическая профессия… Люблю наблюдать жизнь на глубине моря. Мы как-то с Иркой в Коктебель ездили отдыхать. Она весь день на солнышке жарилась, а я под водой сидел. Вернулись – она вся загорелая, свеженькая, сразу видно – человек на юге побывал. А я бледный, как будто весь отпуск проболел. Зато впечатлений набрался! Три года вспоминал.
– Помню, помню этот твой отпуск. Мы тогда решили, что Ирина тебя оштрафовала за твое плохое поведение и весь отдых продержала под арестом в номере… А насчет того, откуда такие нелюди берутся, я сам регулярно задаюсь этим вопросом. И никогда не нахожу ответ, что естественно. Потому как нам не понять психологию убийцы, а им не понять психологию нормального человека. Значит, будем продолжать делать свое дело. А изучать подводный мир в свободное от работы время. В качестве хобби.
– Вернемся к нашим баранам, как гласит восточная мудрость. Сколько уже повязали бандитов из группировки этого «супергероя» Дунаева?
– Сейчас под арестом восемь человек. Шестеро в бегах. Наши оперы работают с ними не покладая рук. Количество материала растет, тома дела распухают, скоро придется на тележке возить. Поремский и Курбатов вовремя приехали.
– За тем и вызывали. Что касается ведения допросов, они у нас спецы.
– Пойдем заглянем к твоим «спецам». Они сейчас допрашивают одного мясника.
Посреди комнаты на стуле сидел набычившийся громила. Руки, закованные в наручники, мешали облокотиться на спинку стула, и он наклонился вперед. Оглянувшись на вошедших, он скользнул взглядом по лицу Грязнова, а на Турецком задержался.
– Что, бугай, влопался? – Турецкий узнал своего недавнего преследователя, когда они с Огородниковым едва не расплатились жизнью во время «экскурсии» в музей.
Тот ничего не ответил и отвел взгляд, всем видом выражая свое презрение к генералу.
– Ну что замолчал? Щебечи дальше, – подстегнул Поремский допрашиваемого.
– …Ну тогда я нажал на газ и протаранил его тачку, – неохотно продолжил свой рассказ мордоворот.
– О ком речь? – перебил его Турецкий.
– О мэре под номером четыре, Николае Портнякове. Выясняем, кто подстроил автомобильную аварию, в результате которой Портняков погиб, – ответил за амбала Поремский. И задал следующий вопрос: – Откуда ты знал, что Портняков будет проезжать именно в это время по улице Нефтяников?
– Его вел Санай, он у него сидел на хвосте от самого дома. А мне по рации передавал его маршрут.
– Кто дал команду убить Портнякова?
– Дима Большой. А ему кто – меня не колышет. Мое дело маленькое.
– Да, такое маленькое, что на десять лет точно потянет. В последнюю ходку сколько отбарабанил?
– Семь лет, от звонка до звонка.
Турецкий и Грязнов вышли.
– Галя как раз вчера читала дело о гибели Портнякова, – сказал Грязнов. – Против него ведь тоже было возбуждено уголовное дело. За «превышение должностных полномочий». Сначала я думал, что слухи о его художествах преувеличены. Но факты подтвердились, он действительно построил на бюджетные деньги семьдесят два коттеджа на берегу Черного моря и продал их. А денежки себе. Кстати, львиную долю денег он успел перевести в швейцарский банк. И собирался в ближайшее время ими там воспользоваться.
– Откуда известно?
– У него в загранпаспорте уже стояла швейцарская виза.
– Он что, собирался там остаться?
– Вряд ли. Виза на две недели. А по окончании действия визы его при первой же проверке выдворили бы из страны. Думаю, хотел просто отдохнуть, пошиковать. Да не успел.
– Понятно.
Вот и сбылись «пророческие» слова Певцева, когда он с Сатановским говорил, что народу может не понравиться, если Портняков тоже окажется вором. Только «народом» он считал именно себя. Поскольку это он дал команду убить Портнякова. С согласия Сатановского, естественно. Дима Большой на допросе подтвердил, что указание убрать Портнякова он получил именно от Певцева.
– А остальные бандиты ведь тоже раскалываются… Наши следователи даже особых усилий не прилагают.
– Еще бы, если их главарь рот открыл, чего им играть в несознанку? Раз уж загремели, им только и светит, что срок мотать. Так что теперь стараться будут, закладывать друг друга, топить, чтобы на меньший срок попасть.
В гостиницу Грязнов и Турецкий вернулись в одиннадцатом часу. В номере Грязнова делились впечатлениями трудного дня, вспоминая особенно яркие эпизоды.
– Ты знаешь, Слава, что мне не дает покоя? – вдруг перебил сам себя Александр Борисович. – Мы с тобой до сих пор не выяснили истинное имя Зорге. Человек провел такую грандиозную работу, жизнью рисковал ради дела, а мы его называем чужим именем. Пора бы уже познакомиться по-настоящему. Утром свяжемся с ним, пускай представится.
Грязнов согласно кивнул:
– Пускай, страна должна знать своих героев. А что ты о нем знаешь вообще?
– Никаких подробностей, кроме того, что мне успел сообщить Огородников. Он с ним воевал в Чечне.
– Судя по шрамам на его лице, воевал он храбро.
– Да, он прошел огонь и воду. Служил в подразделении Майкопской бригады. Один из немногих остался в живых после новогоднего штурма Грозного. Помнишь, эта бригада почти целиком погибла в грозненской мышеловке, когда министр обороны приурочил штурм к своему дню рождения. А потом еще не раз попадал в тяжелейшие ситуации. Из последнего боя его вытащила нынешняя его жена, Теплякова. Жизнь ему спасла, на себе тащила под пулями.
– А-а, теперь она ему здесь помогала, – вспомнил знакомую фамилию Грязнов, – это же у нее в больнице Романова встречалась с Зорге?
– Ну да, настоящая боевая подруга. Бывают же женщины – первые подруги мужьям… – почему-то погрустнел Турецкий.
Грязнов не придал значения особому тону Турецкого, думая о чем-то своем.
– Кстати, – наконец подал он голос, – я когда летел в Нефтегорск, познакомился в самолете с одним американцем, он сидел рядом со мной. По-русски чешет, будто на родном. Рассказывал, что всю Россию исколесил, работает спецкором в «Тайме». О Чечне говорили…
– А, вот почему ты вдруг этого америкашку вспомнил? – понял наконец Турецкий, почему Грязнов заговорил о журналисте.
