– Что случилось? Что-нибудь с матерью? – спросила она, вынув руки из карманов и сплетая пальцы.
Я ее успокоил: с матерью все в порядке, мне просто нужно задать несколько вопросов и долго ее не задержу.
– Каких вопросов? – еще больше побледнела она.
– Да вы не волнуйтесь…
– Все это как снег на голову… Вот уже никогда не думала, что моей особой заинтересуются следственные органы, да еще из Абхазии. Наши – куда ни шло, работа у меня такая, а вы… – И она попыталась улыбнуться.
– Нет ли здесь отдельного помещения, Полина Федоровна? – спросил я решительно.
Она мгновение колебалась, потом ответила:
– Спрашивайте прямо здесь, я ни от кого секретов не держу.
– Но зато у нас есть кое-какие секреты, – сказал я тихо. Не объяснять же прямо здесь, что беседа наша должна быть запечатлена в протоколе!
Перегудова, пожав плечами, направилась к двери, за которой оказался крохотный кабинет с двумя маленькими столиками.
– Вы знали Наталью Орестовну Лозинскую?
– А почему вы спрашиваете о ней в прошедшем времени? – бледность сошла с ее щек, и вопрос прозвучал спокойно.
– Она убита, Полина Федоровна…
– Умерла или убита? – ее слегка подведенные глаза расширились.
Я пожал плечами, вздохнул и кивком головы дал понять, что последнее предположение верно.
– Ах, да, да, конечно… Если она умерла своей смертью, вы не приехали бы сюда. – Перегудова прикусила зубами кончик сигареты, и какая-то тень легла на ее миловидное лицо.
– У нас есть сведения о том, что… – я помедлил, – после убийства преступники похитили из квартиры Лозинской старинную шкатулку…
– Так я и предполагала! – с каким-то облегчением в голосе, перебив меня, воскликнула Перегудова. – Предупреждала же я ее!
– Лозинскую?
– Кого же еще? – с легкой досадой произнесла она. – Однажды я удостоилась чести лицезреть ее драгоценности, – не без сарказма начала она, – хранящиеся в той старинной шкатулке, о которой вы упомянули, даже примерила их… Драгоценности были – с ума сойти! – Она по-девчоночьи приподняла плечи и хлопнула в ладоши, слегка выпятив при этом тронутые помадой губы. – Я присутствовала, когда мама возвращала их Наталье Орестовне, и тогда какой-то бес словно подтолкнул меня. Я сказала ей, что хранить такое у себя – очень опасно. Наталья Орестовна ответила, и весьма сварливо, что нечего каркать и накликать на нее беду. Я обиделась и ушла в другую комнату. Больше я не видела ни Наталью Орестовну, ни ее драгоценности.
– Вы можете описать эти вещи? – спросил я.
– Не только опишу, но еще и нарисую. – Перегудова вновь закурила.
– Вот как?
– Они отпечатались в моей памяти, как на пленке. Драгоценности – моя слабость, но муж мало зарабатывает, и я не могу позволить себе такую роскошь. – Только сейчас я заметил в ушах Перегудовой золотые сережки в виде больших капель, а на пальце – кольцо с бриллиантом, и невольно усмехнулся. Все это вместе с золотым зубом свидетельствовало, что Перегудова отнюдь не бедствует. Она меж тем, не замечая моего взгляда и усмешки, продолжала:
– Я навидалась в ювелирных магазинах всяких диковинок, но перед драгоценностями Натальи Орестовны меркнет все… – Полина Федоровна, не вставая, повернулась на стуле, открыла незапертый сейф, вынула оттуда лист ватмана, положила его перед собой и взяла из деревянного стаканчика остро отточенный карандаш.
Перегудова рисовала долго и тщательно. Оказалось, она обладает даром художницы и довольно искусно запечатлела на бумаге каждую драгоценность из шкатулки. Рисунки заняли и другую сторону листа, а в уголочке пририсовала и саму шкатулку. Затем я попросил обвести контуры рисунков шариковой ручкой, что она проделала столь же тщательно.
Я спросил, не занималась ли она рисованием или живописью.
– Было что-то раньше. Я училась в школе живописи и ваяния, а потом… бросила все и перешла в этот… вертеп, – грустно улыбнулась она. – Поняла, что мне не переплюнуть ни Рембрандта, ни Пикассо… – Пёрегудова помолчала немного и уже без горечи добавила: – У меня есть подружка, Света Дроганова, тоже страстная поклонница дорогих безделушек, и когда нам попадается что-то стоящее, рисуем их друг другу. Тем и утешаемся.
– Она художница?
– Нет, с чего вы взяли? Просто набила руку, но рисует, конечно, хуже меня.
– Вы говорили ей о драгоценностях Лозинской?
– Разумеется! Не только говорила, но и нарисовала. Грех упустить такое. Светка была в шоке. Рисунок, по-моему, до сих пор у нее.
– Познакомьте нас с ней.
– Со Светкой? А она тут при чем?
Видя, что я молчу, Пёрегудова улыбнулась и мягко провела ладонью по коротко остриженным волосам цвета соломы.
– Познакомлю, конечно… Она – девка хоть куда! Не то что я – кляча…
Пёрегудова явно напрашивалась на комплимент, но мы с Женей сейчас меньше всего думали об этом.
– Кому еще вы говорили о драгоценностях Лозинской?
– Моему благоверному, – сморщила носик Пёрегудова. – Но он уж очень равнодушен к таким вещицам.
Пёрегудова по телефону договорилась с Дрогановой о встрече и сказала, что двое ребят хотят поговорить с ними. Через час мы вместе с Перегудовой сидели в кафе перед ее подругой.
Дроганова, узнав, зачем мы пожаловали, удивленно подняла брови. Все было хорошо в ней, если бы не крупные зубы, которые она не боялась показывать, потому что была смешлива. Но сейчас она нахмурилась:
– Я-то тут при чем? – спросила она точно так же, как недавно Пёрегудова.
– Она, – я показал глазами на Перегудову – рассказывала вам о драгоценностях старухи из Сухуми?
– Да, – коротко ответила Дроганова. – Полина даже нарисовала мне их, – добавила она, немного подумав.
– Рисунок у вас сохранился?
– Сказали бы сразу – принесла. Вы за этим и приехали?
…После кафе Пёрегудова извинилась и покинула нас, сославшись
на дела в магазине. Я предупредил, что завтра она с мужем должна прийти в городскую прокуратуру для официального допроса, дал адрес, и она согласно кивнула. Из разговора с ней я уже знал, что муж на совещании и вернется поздно вечером. Потеря дня меня не устраивала, но Перегудов был мне нужен.
Мы с Женей поехали к Дрогановой. Она сварила кофе, мы немного поболтали, а затем Светлана встала и подошла к книгам.
– Кажется, рисунок в этой, – сказала она, взяв одну из них. Страницы зашелестели под ее пальцами, но в книге ничего не оказалось.
– Ой, – негромко проговорила Дроганова и посмотрела на нас, – исчез…
– Поищите в других. – Я быстро встал и также начал перелистывать книги. Женя присоединился к нам. Вскоре вся библиотечка Дрогановой была проверена, но рисунка нигде не нашлось.
– Ну и цирк! – раздраженно проговорила Дроганова. – Куда он мог подеваться, скажите на милость?
– Вы никому не показывали или не давали рисунок?
– Да нет… – ответила она неуверенно и поспешно добавила: – Нет, нет.
Я внимательно посмотрел на нее, но Дроганова была невозмутима.
По моей просьбе она привела двух соседей как понятых, и при них я составил протокол о том, что рисунка драгоценностей на квартире Дрогановой обнаружить не удалось.
Отпустив понятых, я решил было тут же допросить Дроганову, но Женя вдруг сказал:
– Я срочно должен поехать на работу. Давай отложим допрос до завтра – ты же все равно решил остаться!
– Да ты что, Женя? – недоуменно спросил я.
– Поехали со мной, – произнес он так упрямо, что я посмотрел на него, как на сумасшедшего.
Мне скрепя сердце пришлось уйти из квартиры Дрогановой. Я только сказал Светлане, куда она завтра должна явиться для допроса.
Всю дорогу до прокуратуры мы молчали. Женя словно воды в рот набрал, а я был недоволен им, и на разговор не тянуло.
– Я знаю эту особу, – сказал Женя, когда мы зашли в его кабинет. Я понял, кого он имеет в виду.
– Вот как! – только сейчас я догадался, что он неспроста привел меня сюда.
– Потерпи маленько. – Женя задумчиво смотрел в окно, словно прислушиваясь к чему-то, потом легонько тряхнул головой и глянул на меня: – Встреча с ней навела меня на кой-какие размышления…
– Какие?
– У нее есть брат… – Женя открыл сейф и вынул оттуда объемистую папку с делом. – Вот: Дроганов Павел Васильевич, – сказал он, перелистав бумаги. – У него угнали машину… Однажды, когда это преступление еще не было раскрыто, он с сестрой был на приеме у прокурора. Там же находился и я, заметил, что она вела себя агрессивнее братца… Знаешь, такая напористая… С тех пор Дроганову я не видел, но запомнил, особенно по ее… лошадиным зубам. Тогда я не знал, что займусь расследованием этого дела.
– Почему дело об угоне ведешь ты, а не следователь милиции? – У меня были и другие вопросы, но я пока высказал этот.
– Мы раскрыли крупную группу – шесть человек: угоны автомашин, разбои, грабежи и даже… убийство, – пояснил Женя.
