– Какое отношение могут иметь Дроганова и ее брат к… моему делу?
– Понимаешь, Зураб, – Женя задумчиво почесал переносицу, – Дроганов приобрел машину совсем недавно, а угнана она была от ресторана. Расследуя уголовное дело, узнал, что Дроганов неожиданно стал ресторанным завсегдатаем, хотя раньше он туда и не совался… Улавливаешь мою мысль?
– Не совсем, – искренне ответил я.
– А не связан ли Дроганов с убийством твоей… Лозинской? Сестра могла наболтать ему о сокровищах и… Дроганов ранее судим, запомни! Он мне сказал, что это – грех молодости, но учти, сидел он за групповую кражу, а сейчас… машина, рестораны… Рисунок к тому же исчез. Это настораживает меня больше всего!
– Я считаю, нужно поплотнее заняться личностью Дроганова, – убежденно сказал Женя. – И еще: он – любовник Перегудовой.
– Ах, даже так?
– Сведения самые достоверные. – Женя убрал волосы, упавшие на лоб, и сел. – Раньше они были для меня пустым звуком, а сейчас приобрели смысл. О сокровищах Лозинской он мог узнать от сестры или Перегудовой, или от обеих вместе. Кожей чувствую: без Дроганова не обойтись!
– С чего начнем?
– С самого простого. Пойдем к нему на работу и узнаем, отсутствовал ли он в те дни, когда была убита Лозинская.
Мы быстро отыскали ателье «Осанка», где Дроганов работал портным, и зашли к заведующей – Дроганова на рабочем месте не оказалось.
Заведующая – массивная женщина – басом объяснила, что в тот день, когда произошло убийство Лозинской, Дроганов с работы не отлучался. В кассу, правда, денег не вносил, потому что тогда, насколько ей помнится, было мало работы.
Дроганов в этот день так и не появился. Когда мы поинтересовались, почему их работник пренебрегает правилами трудового распорядка, заведующая пояснила, что он отпросился.
По дороге в прокуратуру мы зашли в городскую ГАИ и взяли справку о наличии у Дроганова автомашины. Увы, «Жигули» он приобрел в сентябре прошлого года, тогда как Лозинская была убита в октябре. Я напомнил об этом Жене.
– Один ноль в пользу Дроганова, – проговорил он.
– Нет, два ноль, – возразил я и больше к этому ничего не добавил, но Женя сразу понял, что я имею в виду…
Не успели мы зайти в кабинет, как дежурный сообщил, что пришел Дроганов.
Открылась дверь, вошел молодой высокий – косая сажень в плечах – парень.
– А, Павел Васильевич! – воскликнул Женя. – Легок на помине.
– Привет, Женя, – улыбнулся Дроганов и тут же пошел в атаку: – Зачем тебе нужно было выяснять, работал ли я в октябре прошлого года?
– А-а, пустяки! – отбил выпад Женя. – Нужно для дела.
– Для какого? – напористо наступал Дроганов.
– Твоего… Забыл разве? – Евгений попытался перехватить инициативу.
– Не заговаривай мне зубы, – слишком фамильярно, если не сказать больше, проговорил Дроганов, подходя к приставному столу и, не спрашивая разрешения, уселся напротив меня. Я был далеко не в восторге от его поведения, но Женя незаметно мне подмигнул, потом невинно посмотрел на Дроганова.
– А все-таки болтливая у тебя заведующая, – по-простецки сказал он.
– И что она успела наболтать? – хмуро осведомился Дроганов, окинув меня холодным взглядом. Словно водой окатил.
– Тебе или нам?
– Вам, – поднял палец Дроганов, вновь плеснул на меня ледяным взглядом.
Я молчал, боясь испортить Жене игру.
– Ничего такого, – пожал он плечами. – И зачем ты спрашиваешь? Она же успела нашептать тебе, зачем и почему мы были у нее? Вот женщина, а?.. Раз на то пошло, то где ты был, Пашка, в те дни? – спросил, словно хлестнул, Женя.
– На работе, где же еще! Трудился, как пчелка. Неужели не убедились? – Дроганов подставлял другую щеку.
– Допустим. Почему деньги в кассу…
– Выполнил несколько заказов, – быстро прикрылся щитом Дроганов, – но документики не оформил. Деньги были нужны дозарезу, вот так! – мазнул он ребром ладони по шее. – Их, как известно, всегда не хватает.
– Клиентов подавай. Хочу на них посмотреть! – лез напролом Женя.
– Эх, кабы я знал! – ушел в глухую защиту Дроганов. – О папке с мамкой я у них не спрашивал… Денежки, что они мне дали, опустил в свой бездонный карман.
– Зачем они понадобились? – Женя потер пальцами.
– Обувку для машины купил.
– Покрышки то есть? У кого и где? – Женя пытался раз и на всегда отбить у собеседника охоту к вранью, но тот быстро опомнился и нагло заявил:
– С рук. А вы проморгали! Плохо работаете, Женя, плохо…
– Обул машинку-то? – невинно спросил Евгений.
– Не-а, пусть пока побегает в старой, – ответ был столь же невинным.
– А где новые?
– Покрышки, что ли? Дома, Женя, дома. Могу хоть сейчас показать. – Дроганов был за крепким забором.
– Верю, верю… Откуда, Пашка, выцарапал деньги на машину? – совсем по-дружески спросил Женя.
– С миру по нитке – голому рубашка… Родственнички расщедрились, – охотно ответил Дроганов, и я понял, что он был готов к этому вопросу.
– До-обрые они у тебя, а?
– Пока не жалуюсь.
– А мне что-то никто помочь не хочет. Вот и хожу пешком, – сказал Женя. – Научи, Пашка, как подход к моим родственникам найти.
– Как-нибудь в другой раз.
– Ладно, – легко согласился Женя, а потом вздохнул: – Ну что ж, Пашка, друг мой ситный, напиши-ка обо всем этом вот туточки. – И он через стол протянул Дроганову бланк протокола допроса и шариковую ручку.
– Зачем это? – с неприязнью посмотрев на меня, сказал Дроганов, отложил в сторону бланк, ручку и сцепил пальцы,
– Ну что ты, Пашка? – вроде бы шутливо, но настойчиво вытягивал его из укрытия Женя. – Ты меня хочешь обидеть? И напиши грамотно, чтобы я твои ошибочки не исправлял. Худо будет, если я тебе двоечку поставлю.
Дроганов писал медленно, долго. Молодец Женя, вытянул. Теперь пора поставить его на место.
– Пять с плюсом, – мурлыкал Евгений. – Не ожидал. – Отложил подписанный протокол в сторону, полузакрыв глаза, неожиданно сухо произнес: – Ну что ж, будь здоров. Иди пока, скоро вызову.
Глаза Дроганова забегали. Он поспешно кивнул, протянул руку. Даже мне. Ладонь вялая, липкая. Стараясь не стучать высокими каблуками, вышел.
Я засмеялся, хотя веселиться не было причины – день заканчивался, а результат – ноль.
Утром явились Перегудова, ее муж и Дроганова, и я их допрашивал почти до самого обеда. Но ничего обнадеживающего.
Под вечер, когда я оформлял командировочное удостоверение у прокурора, Женя позвал меня в свой кабинет, где я увидел Дроганову.
– Посмотри, что она нам принесла, – кивнул Женя на лист бумаги, лежащий на столе.
Я сразу узнал характерные штрихи.
– Это – тот рисунок, который я вчера не нашла, – пояснила Светлана. – Вложила его в старый журнал да и позабыла…
Я понял, что поездка в Краснодар окончилась ничем.
По приезде домой узнал, что прихворнула мама. Это усугубило и без того плохое настроение. Нужно было редкое лекарство.
В эти дни работа не клеилась, но, когда все волнения остались позади, вошел в колею и занялся расследованием других дел, которые были у меня в производстве. Они тоже требовали внимания. Меня завертело, закружило, появились другие заботы, и дело Лозинской пришлось поневоле отодвинуть в сторону… Ахра утешительными новостями пока тоже не баловал.
Через две недели я получил от Жени телеграмму: «Дроганов убит. Веду расследование. Скоро буду Сухуми. Дегтярев».
Я присвистнул. Вон как обернулось. Даже стало жаль, что я хотел, чтобы Пашка знал «свой шесток».
Женя выглядел загорелым, с облупившимся носом, белесые его волосы еще больше выцвели. Он объяснил, что на два дня вырвался в деревню, помогал отцу косить, вот и изжарился.
Заметив мое нетерпение, Женя стал подробно рассказывать: – Так вот, после убийства Дроганова, от его сестры я узнал, что она проговорилась ему о драгоценностях Лозинской и показала рисунок. Как я понял из ее рассказа, это было в конце сентября прошлого года… Она сказала, что брат рассмеялся ей в лицо, дескать, все это – блеф и мираж. Больше она не интересовалась рисунком и даже не заглядывала в ту книгу или журнал, куда его вложила. По ее словам, пропажу рисунка она заметила в тот момент, когда мы побывали у нее. Когда мы ушли, Светлана сразу же поехала к брату в ателье и спросила, брал ли он рисунок, Тот ответил утвердительно, а утром вернул, но ей показалось, что он выполнен заново… Ну как?
– Занятно, – пробормотал я.
– Брат велел ей держать язык за зубами и передать рисунок нам, как будто только что нашла, – продолжал Жекя. – Самое интересное в этой истории то, что даже Перегудова не отрицает, что, по просьбе Дроганова, заново нарисовала ему драгоценности вечером того же дня, когда мы беседовали с ними… Но при этом добавила, что ей было невдомек, зачем Павлу понадобился новый рисунок. Перегудова заявила, что ее рисунок, его исчезновение и убийство, Дроганова – звенья одной цепи…
