— Негодяй! А как идут дела в вашем агентстве?
— Неплохо. Мы расследовали два адюльтера и один случай с признанием отцовства.
— А как тебе Гектор в роли сыщика?
— У него отлично получается. Это очень добросовестный человек!
— И он исчез вместе со своей добросовестностью?
— Вот именно. Представляешь, он следил за мужем одной состоятельной дамы.
— Подожди. Давай-ка все по порядку.
— Позавчера в наше «Эдженси» обратилась дамочка что надо: каракулевое пальто с норковым воротником, ну, ты сам понимаешь.
— Ясно, что дальше?
— Эта дама хотела, чтобы мы установили слежку за ее мужем, так как она сомневалась в его верности. Муж встречался с одной азиаточкой, а дама требовала доказательств. Так как я в то время расследовал одно дело, я поручил распутать этот клубок Гектору… Вчера утром Гектор приступил к делу. Он должен был увидеться со мной в поддень, но не пришел. Вечером его тоже не было. Я начал волноваться, сходил к нему. Но дверь оказалась закрыта, а консьержка сказала, что не видела его с утра… Мне стало не по себе. Я подумал о тебе. Это твой кузен, может быть, ты что-нибудь придумаешь!
Чертов бойскаут! Вздумал играть в Шерлока Холмса в таком возрасте, да еще взял себе в компаньоны этого олуха Гектора!
— Ты видел клиентку?
— Нет. Она ждет от нас новостей. Дама звонила сегодня утром, но наша секретарша ответила, что…
— Да ну! У вас даже есть секретарша?
— Конечно. У нас серьезная фирма. А наше бюро, если ты заметил на обороте карточки, находится на Елисейских полях.
Я удивлен до глубины души. Как этим двум старым тряпкам со дна сундука удалось урвать такой лакомый кусочек?
Разве это не говорит о том, что «Пинодьер Эдженси» — престижная организация?
— Наша секретарша, — продолжает Удрученный, — ответила клиентке весьма уклончиво. Мне бы нужно было что-нибудь сказать ей об этой даме! И как это Гектор мог бесследно пропасть? Лишь бы с ним ничего не случилось!
Фелиси полностью разделяет его волнение. Ну и дела! Я только что вернулся из далекого путешествия и вместо того, чтобы с чувством продегустировать телятину с рисом, попадаю в черт знает какую канитель с терпким вкусом семейного скандала.
— Как фамилия дамы, которая просила вас присмотреть за ее Жюлем?
Пино замыкается, как невинность скромницы в бронированных трусиках.
— Профессиональная тайна, — говорит он.
— Что?! — взрываюсь я. — Месье приходит сюда плакаться в жилетку из-за того, что он не может найти своего компаньона-растяпу, да еще при этом выпендривается, воображая себя сверхсекретным агентом Х-27!
— Ничего не поделаешь, — упорствует Ископаемый. — Профессиональный секрет — это свято, Сан-А.
Я перестаю злиться. Он такой трогательный, мой друг Пинюсков, с глазками в форме запятых и крысиными усищами, так и не научившимися курить.
— Ладно, тогда тебе самому придется сесть на хвост кадру, за которым должен был следить Гектор. Понаблюдай за его поведением, может быть это что-то и даст. Встретимся вечером в твоей конторе. Например, часиков в шесть, годится?
— Идет.
— Послушай, я ведь привез тебе из Мексики сувенир.
Я протягиваю ему фабричную трубу, и он млеет от счастья.
— Спасибо, изумительная вещь, Сан-А. Всё-таки ты славный парень! А что это такое!
— Это трубка мира. Она поможет сохранить тебе усы.
— Настоящая! — восхищается Старый.
— Фирма гарантирует! К твоему сведению, на ней есть даже лейбл с адресом торгового дома в Чикаго.
— Она из племени ацетонов?
— Ацетонов?
— Ну да, там же есть племя, ацетонов?
— Наверное, ты хочешь сказать — ацтеков?
— Вот именно.
— Судя по всему оттуда.
Мы обмениваемся рукопожатием и расстаемся.
Когда силуэт Тщедушного скрывается из виду, я с недоумением смотрю на Фелиси.
— Тревожная новость, да? — шепчет Филиси.
— Да ну! Скорее забавная. Эти двое вообразили себя Пинкертонами.
— Как ты думаешь, что случилось с Гектором?
— Скорее всего тот тип, за которым он следил, отправился в путешествие, и сейчас находится, наверное, где-нибудь в районе Лиможа или Валенсена.
— Гектор — очень обязательный человек. Он предупредил бы месье Пино.
Я того же мнения. Мне это все не нравится. Между нами и замком Иф, у меня такое предчувствие, что этот кретин Тотор влип в какую-нибудь неприятную историю.
Из него такой же детектив, как из Жоржа Брассенса6 церковный служка. Но, чтобы как-то успокоить Фелиси, я напускаю на себя беззаботный вид. Мы подсаживаемся к столу, и я начинаю рассказывать ей о моем путешествии. Но по глазам я вижу, что в душе она затаила беспокойство.
Во второй половине дня я собираюсь проведать Биг Босса. Наша конференция длится два часа. Я делаю для него доклад о выполнении моей миссии; мы обсуждаем некоторые детали, после чего я захожу принять стаканчик Божоле к Матьясу. Берюрье взял в этот день отгул, и я жалею, что его нет, тем более, я прихватил с собой его сомбреро и рассчитывал, что он своим видом повеселит нашу легавку.
В шесть часов я подъезжаю к Елисейским полям. Бюро «Pinodére Agency» находится в верхней части этой славной авеню, и в верхней, самой верхней части здания. В действительности оказывается, что это переоборудованная комнатка горничной. Я нажимаю кнопку звонка. Он дринькает, и тут же за дверью раздается стрекотанье пишущей машинки.
— Входите! — тявкают за дверью.
Я поворачиваю ручку и оказываюсь в просторном помещении площадью метр сорок на два метра. Здесь хватает места для маленького стола с картотекой и двух стульев. За столом — восхитительная демуазель лет семидесяти четырех с количеством килограммов, превышающих количество лет. Она похожа на беззубого боксера. На ней сиреневая блузка, вмещающая добрый центнер молочных желез, очки в роговой оправе в стиле Марсель Очкар, шиньон фирмы Полины Картон, бархатный шарфик, кокетливо прикрывающий зоб и серная помада, положенная на четырнадцать тысяч шестьсот семьдесят две морщины ее приветливой мордашки.
Она продолжает шлепать на машинке, не обращая на меня внимания. У этой дамы дико занятый вид. Судя по ее дактилографическому рвению, можно подумать, что она печатает просьбу о помиловании типа, которому через тридцать секунд должны отсечь башку. Так как мой приход оставляет ее равнодушной, я покашливаю, но тщетно. Тогда я решительно приближаюсь к ней, что не требует особых усилий, учитывая то, что нас разделают не более двадцати сантиметров.
— Скажите, милашка, — шепчу я, — что вы посоветуете мне делать в такой ситуации. Может быть, подождать пока вас остановит приступ радикулита или вышвырнуть ваш «Андервуд» в окно?
Продолжая говорить, я знакомлюсь с ее работой и обнаруживаю, что она занята перепечатыванием телефонного справочника.
— Это ведь огромный труд, правда? — сочувствую я ей.
Дама с бубонами замирает от такого неожиданного обращения. Можно подумать, что она проглотила раскаленный утюг! По крайней мере, она не решится утверждать, что это был молодой угорь.
Кокетка награждает меня улыбкой, задорно обнажив десна светло-кофейного цвета, которыми ей вряд ли придется расколоть хотя бы один орех.
— Иссвините! — произносит она тоном потерявшей клапан шины.
Она наклоняется, чтобы поднять с пола свою сумищу7 и, кряхтя, водружает ее себе на колени.
Затем извлекает оттуда предмет, назначение которого сначала представляет для меня загадку, но при ближайшем рассмотрении я признаю в нем вставную челюсть. Она вводит ее в свой хлебальник, неудачно пытается сделать подгонку на месте, снова вытаскивает, берет пипетку, смазывает шарниры, подкручивает опорные клыки, после чего победоносно водворяет на место свою сосисколовку. Ее красноречие возрастает процентов на восемьдесят, по крайней мере, на протяжении первых произнесенных ею фраз.
— Она мне мешает, — говорит она, — я вставляю ее только для рассговора. Фы по какому делу? Директор еще не ферцулся.
— Он назначил мне встречу.
— Если фы хотите еще что-то добавить, — но тут ее челюсть заклинивает, и она застывает с открытым ртом. Я стыдливо отвожу глаза, чтобы не предаться созерцанию ее трусиков. Отважная секретарша при помощи разрезного ножа для бумаг извлекает свой механизм для первичной обработки артишоков. Затем она пытается метать громы и молнии по поводу несговорчивой челюсти, но ей удается лишь жалкое шипение, и я полностью теряю к ней интерес.
Я жду четверть часа, полчаса, час, что в целом составляет где-то около шестидесяти минут и потихоньку начинаю дохнуть от скуки.
Не подумайте, что мне требуется зал ожидания с кондиционером, но эта мансарда с беззубой старушенцией, которая перепечатывает телефонный талмуд, чтобы убедить меня в сверх занятости своей конторы, наводит на меня беспросветную тоску. Не знаю, где эти братцы-подлегавцы отыскали секретаршу, но это нечто умопомрачительное!
