Он повернул дальше, к душевым. Где-то рядом шумел транзистор, слышался смех. Пассажиры собирались в видеозал. Не верилось, что наверху ночь, ушли последние поезда, а на втором этаже, в транзитном зале, скрючившись, спят дети.
У кооперативного туалета к нему неожиданно подскочил дежурный.
— Поздравляю! Ну, вы… — Восхищенный, он не нашел слов. — Даете!
«Первый человек, который меня поздравил… — подумал Игумнов. — А ведь все могло закончиться по-другому. Мог стать дважды кавалером Красной Звезды…»
Свою первую Красную Звезду он тоже, можно сказать, получил почти посмертно, когда лежал заваленный в ущелье в Афгане.
Задним часом он ощутил тревогу.
— 418-й! Ответьте! — Его вызывал дежурный. — Тебе звонили из Истры, из райотдела. Там кого-то задержали. Он ссылается на тебя…
В Истре у него никого не было, кроме Николы.
— Что-нибудь передали?
— Срочно просили позвонить… — Дежурный с ходу переключился на своё. — А у нас тут аврал. ОБХСС начинает большую игру!
В дверях щелкнул замок. Легкомысленно-беспечный милиционер заглянул в камеру.
— Спит? — показал на Николу.
Никто не ответил.
— Особо опасный. — Ему хотелось поговорить. — Парня зарезал на стадионе. Ребята видели… Кровищи-и! — Он поставил две миски, две кружки, хлеб с маслом.
Никола не пошевелился.
В камере, кроме него, было двое — невысокого роста кавказец и молодой русый парень.
— Выспался? — Русый подсел ближе. Он чувствовал себя хозяином, прокурор санкции на арест не давал — к ночи его должны были нагнать. — Как тебя звать-то? Я — Алексей. Здешний. Истринский. Это Эдик. — Он показал на сокамерника.
— Поешь, отец, — позвал кавказец.
Никола сокамерников своих жаловать вниманием не собирался. Снял брюки, тщательно уложил строчку, постелил. Лег в трусах поверх брюк. Аккуратность в камере — первое отличие вора.
Увидев всего две миски, Никола сразу понял:
«Не закрыли! Сижу не по сто двадцать второй, а по опьянению! Выходит, с потерпевшим не все пока ясно! Живой он!»
Сокамерники оставили Николу в покое.
Он лежал, слушая их бесконечную похвальбу — извечное занятие фрайеров в местах, где и стены имеют уши. Эдик оказался шулером — каталой, ко всему еще котом — организовывал ночные поездки проституток к ресторанам. Истринский хулиган был удачливым грабителем — совершил более десятка грабежей и даже разбой.
— Тебе передать на волю ничего не надо? — спросил он у Николы. — Нас должны сегодня выгнать обоих.
Никола только махнул рукой. В камере тоже кто кого обманет! Его потянули наверх под вечер — к самому подполковнику, заместителю начальника райотдела.
— Садитесь… — предложил подполковник.
Никола подставил себя под пристальный, обыскивающий взгляд профессионала. Одет он был просто и дешево. В маленьких бесцветно-желтоватых глазах уличного кобелька отсутствие ясного выражения и нарочитая замедленность.
Подполковник — старый ас розыска — сразу понял, что за птица ему попала.
— Как же тебя прописали такого?
— Письмо было.
— Из Главка?
— Транспортная милиция.
— Кого ты там знаешь?
— Начальника отделения розыска. Игумнова… — Он ненавязчиво продиктовал телефон. Подполковник записал.
«Что в силах — Игумнов сделает…» — подумал Никола.
— Что же ты так? — Подполковник отложил блокнот, Никола окончательно убедился: терпила жив и будет жить.
— Здорово набрался, с утра пил… — Во рту было сухо, но просить воды сейчас не следовало.
— Ты и здесь на всех накидывался!
— Ничего не помню…
— А это узнаешь? — Подполковник достал из стола огромный ржавый тесак — Никола держал его дома, под половиком в прихожей.
— Куда я ему попал?
— Почти в пах. Счастье — не ниже, не выше.
Выпив, Никола действительно дурел. Только заступничество начальника угро спасало его обычно от нового срока. А не пить не мог!
— Судился за кражи… Так? — спросил подполковник.
— Все известно! — Никола промолчал про лагерное убийство.
— Воров здешних знаешь?
Никола поднял желтовато-бесцветные собачьи зрачки. Наступал единственный тот короткий момент, который судьба предоставляет каждому перед тем, как отобрать у него последний шанс.
— Со всеми бегал. Сейчас уже все паханы. Второй Никола, Сова, Пека…
— Карзубого знаешь?
— Его сестра со мной жила…
Подполковник помолчал.
— Тут разбой у нас нераскрытый. Слышал? Голову пробили. Сняли шапку…
— Это Алексей. Он сейчас со мной в камере, — просто сказал Никола. — Шапку он завмагу продал в Алехнове. С ним еще был парень. Приезжал в гости к сыну военкома. Они вместе служили…
Подполковник не мог найти слов. Никола сделал ему поистине царский подарок. И, как тут же оказалось, не один.
— …Весной они сняли часы со студента — «Электронику». И импортные очки. «Электронику» загнали продавщице в универмаге. Она стиральным порошком торгует… — Его необременённая воровская память была строго фиксирована: «Кто?» «Кому?» «У кого?» «С кем?»
— А очки?
— Сестра носит — она в сберкассе работает…
— Верно…
Подполковник замолчал.
«Потерпевший жив, — подумал он. — И будет жить. Этого, — он взглянул в бесцветные зрачки Николы, — одна могила исправит. Мораль читать ему бесполезно. Тюрьма ничего ему не даст. Как воровал, так и будет воровать. Но здесь он хотя бы принесет пользу. И уже принес…»
Было и другое немаловажное обстоятельство. Подполковник отправлял в Феодосию жену с двумя детьми и племянницей.
«Четыре билета, целое купе. И всего один поезд в сутки. Билетов никогда нет… А за этого будет просить железнодорожная милиция!»
Он решился:
— Следователь допросит тебя. Там посмотрим. Я лично не стану настаивать на аресте.
Никола не стал ни о чем больше просить. Валявшихся в ногах воров милиция не уважала.
— Да! Вот еще! — вспомнил Никола. — У одного отобрали золотое кольцо и не вернули. В милиции. По-наглому…
— С руки?
— В кармане лежало. Совсем крохотное, с женского тонкого пальца. Кольцо это — ворованное.
— У нас кольца вроде не пропадали.
— Наверное, еще откуда-то.
— В нашем райотделе взяли?
— Нет! В милиции аэропорта.
Игумнов достал материалы об исчезновении обеих женщин. Одна из заявительниц писала:
«Прошу разыскать мою дочь — Старкову Лилю Владимировну, которая вылетела 6 июня вечером из Воронежа. До Москвы она долетела, о чем дала нам телеграмму из аэропорта. Дальше ей надо было ехать электропоездом. Что с ней произошло в пути — мы ничего не знаем. Очень волнуемся. Девочка наша — скромная, застенчивая. Раньше никуда одна не ездила. Я мать, у меня семеро детей…»
Розыск пропавших без вести не влиял на процент раскрываемости. Но заявление Старковой пришло сразу после другого — аналогичного — от мужа Зубрун. Его жена также вылетела из Воронежа в Москву и пропала после приземления в аэропорту.
Это свидетельствовало о сложности оперативной обстановки. Оба заявления были принесены в жертву идолу высокой раскрываемости.
«Пр. переговорить. Картузов» — значилось на приколотой к вырванному из ученической тетради листку записке. Даты не было. Начальство соблюдало десятки предосторожностей, чтобы не оказаться замешанным.
У Картузова был нюх на документы, за которыми обычно следовал хвост. Второе заявление он сунул Игумнову у себя в кабинете.
— Какая-то чепуха. Девчонка уехала, не добралась к месту. Может, сейчас уже дома. — На заявлении не было входящего номера. — Не надо лишней волокиты.
Начальник канцелярии, многоопытная дама, годившаяся по возрасту Игумнову в матери, внимательно читала почту и регистрировала лишь самую безобидную и о преступлениях, совершенных вне территории обслуживания. При этом она ни разу не обманулась в прогнозах, хотя и не имела специального образования.
Остальная почта шла без регистрации на стол начальства и расходилась с записками — «Пр. переговорить», «Разберитесь». Без дат.
Игумнов машинально перечитал телеграмму:
«Татьяна Зубрун монтажница временно прописана Москве общежитии убыла рейсом 541 28 мая месту назначения не прибыла организуйте розыск сообщите Куйбышев воинская часть Зубрун А. Н. сверхсрочник».
Было ясно:
«Ни та, ни другая женщина уже не вернутся никогда!»
Отдел не спал. Игумнов снова отметил присутствие обэхээсэсников с линии, они сидели гуртом в учебном классе — единственном помещении, не имевшем телефона.
«Чтобы не смогли предупредить, если среди них есть предатель…» — ОБХСС по какой-то причине задержал начало операции.
— Генерал звонил… — Егерь отвел Игумнова в сторону, зашептал почти беззвучно: — Дал команду готовить представление. Тебя к Красной Звезде. Старшему сержанту — «За отличную службу». Качана к деньгам…
