Наверное — будет. Во всяком случае однажды, дабы подтвердить, что маньяк Водяной все это время был жив и умер лишь повесившись с сережками в кармане.
Майору захотелось взвыть!
Но этим делу не поможешь.
«А чем я вообще способен помочь? — вяло усмехнулся сыщик. — Червь кабинетный… С альфонсом-то справился только пулю заработав…» Стыд за свое бессилие и ярость обожгли щеки, майор зажмурился… Из глаз вытекли две жалкие слезинки.
Стас ударил себя левой ладонью по щеке:
— Слюнтяй! Немочь безмозглая! Думай, думай!
Над четырьмя ступеньками беззвучно распахнулась обитая железом дверь. В подвал деловито спускался Водяной.
Подойдя к пленнику, убийца поставил у его бедра бутыль с водой.
— Я ненадолго, — произнес. — Янина спит, ты тоже подремли…
Что-то в голосе убийцы зацепило Гущина. Нервы сыщика были обнажены и взвинчены до предела, в противном случае, он не обратил бы внимания на крохотное интонационное непопадание. Миша говорил немного странно, прежде, чем он произнес вполне обычную фразу его дыхание на мгновение сбилось, а тембр ушел вниз… Так, так… Убийца волновался…
Но почему?
Взвинченные нервы не только обостряют восприятие, но еще и способствуют мозговому штурму. Гущину — о, чудо! — хватило нескольких секунд, чтоб просчитать возможные варианты!
Майор мгновенно понял, что в корне был неправ: «Водяной с самого начала меня морочил! Недавно он ринулся ко мне, якобы, собираясь ударить. Но он не мог меня пинать и оставлять в подвале следы крови, а тем более, не мог меня душить. Так как, пришлось бы войти в прямой контакт, а я вполне способен его оцарапать или укусить… Но он сегодня должен быть абсолютно — невредимым! Все окружение Янины будут подозревать, и если на сыне отчима будет хоть одна царапина или синяк, ему уже не отвертеться. Михаил не стал бы рисковать, он бы ко мне на расстояние пинка не подошел бы! То есть… он с самого начала притворялся.
Но почему?! Зачем ему понадобилось затягивать разговор… Ведь все, что нужно, он узнал в первую же минуту…
Ему что… и вправду поболтать хотелось?! Время скоротать?!
Нет. Это вряд ли. Нервы у Миши — стальные, как наручники. Тогда зачем весь этот цирк с киношными признаниями, излитием души…
Так, так… Убийца пил со мной воду из одной бутыли… Допил остатки и принес еще…
Все! Понял! Он демонстративно выпил остатки принесенной для меня воды, усыпил мою бдительность… и в новой порции уже — снотворное!
Или яд. Психопат не может подойти, поэтому, прежде чем отстегивать тело от трубы, он должен меня усыпить или отравить!»
Постаравшись выровнять взбунтовавшееся дыхание, Гущин поднял на убийцу глаза…
Водяной — ждал. Выражение лица его почти не выдавало, но глаза как будто приказывали пленнику «пей, пей, пей!». Нетерпение во взоре все-таки проскальзывало.
Гущин наклонился, взял бутылку и начал отвинчивать крышечку.
— А знаешь, Миша, — остановил движение, вроде как, в нерешительности, — я тоже хочу сделать тебе подарок. — Стас вскинул голову и прищурился. — Я не хочу, чтобы Янина сгорела в этом подвале. По-этому, слушай.
— Слушаю, — вздохнул убийца.
— Скажи мне, твое алиби основано на том, что тебя сейчас нет в этом доме?
— Да, да, — торопливо согласился Водяной. — Я сейчас за тридевять земель. Говори, что собирался.
Следователь усмехнулся:
— А вот не вышел у тебя каменный цветок, приятель. Твоя собака сейчас сидит на крыльце. А все твои сторожа знают, что если псина на крыльце, значит ее хозяин — дома. Они, прежде чем за стаканы взяться, ходят сюда проверять — дома ли хозяин или можно расслабиться? — Челюсть Водяного медленно поползла вниз. Глаза остекленели, Водяной стремительно осмысливал слова заложника. — Твоему алиби, Миша, грош цена, — добивал майор. — Даже если ты проезжаешь на участок с тыльной стороны через лес, твой пес и работяги разобьют это алиби в два счета! Для них ты, Миша, — здесь. И работяг об этом — спросят.
Водяной предусмотрел многое. Подстраховался многократно. Но вот того, что ушлые подчиненные наловчились с проверочкой… он знать не знал! Стас отлично подредактировал рассказ кривоногого воришки и выдал его — мама, не горюй!
Убийца издал рычащий горловой звук и опрометью бросился вон из подвала. Побежал на улицу пристегивать собаку к цепи у будки. Пусть сторожа решат, что хозяин наказал собаку или попросту забыл отстегнуть ее от цепи… Без разницы! Главное, чтобы пес не лежал на крыльце!
Едва убийца вышел, Гущин развинтил на бутылке пробку и, дико вытянувшись, вылил большую часть содержимого в канализационный слив, которым, к счастью, был снабжен технический подвал.
Потом вновь завинтил крышечку, поставил почти опустошенную бутылку между ног и расслабленно откинулся назад.
Что за отраву добавил в воду психопат, майор не знал. Там могло быть обычное снотворное, но мог быть и яд. Гущин полуприкрыл глаза и начал ждать.
О том, что он возможно лишил девушку-заложницу единственной надежды, Стас старался не думать. Навряд ли приметливый воришка Антоша станет откровенничать с приехавшими в рыбхоз полицейскими. Это во-первых. Бывший зек привычно замкнется, и потому, о собаке, лежащей на крыльце, либо пристегнутой к цепи, Мартынов все равно не узнает. А во-вторых… и это главное… дом — заминирован. И нет уже никакой разницы, пойдут ли полицейские на приступ, или начнут Мишу разрабатывать на мягких лапах… Водяной взорвет свое логово при первом же намеке на опасность!
Так что, Стас использовал единственную возможность и заставил Водяного выйти из подвала. Что будет дальше… зависит от того, как верно сыщик просчитал убийцу. Если ошибся и никакой отравы в воде нет, то все пропало. Убьет ли Миша заложника уже этой ночью, оставит ли пожить, как обещал — не важно. Чтобы выпутаться, спасти себя и девушку, у Гущина есть один-единственный шанс. Второго Водяной не даст.
Но пока Станислав надеялся, что разгадал все верно и нужно притворяться полуобморочным. Не уснувшим накрепко, а так… слегка обмякшим, дезориентированным, поскольку крепкий сон изобразить сложнее. И уж потом, по реакции убийцы выстраивать дальнейшее. Если Мишу обрадует обморочное состояние сыщика, надо следовать выбранному курсу и притворяться дальше. Если же плачевный вид пленника убийцу удивит, то… все пропало. У Гущина не получилось его просчитать.
…Водяной не возвращался слишком долго. И сыщик стал привычно анализировать, постарался догадаться, что могло отвлечь убийцу: «На то, чтобы выйти из дома и пристегнуть собаку к будке, требуется не более пяти минут. Но Миши нет уже гораздо дольше, так чем он занят?… Побежал проверять, что делают его работники? Позволили себе расслабиться или уже убедились, что хозяин дома и охраняют территорию?… Навряд ли. Навряд ли Миша выбежал за ворота, он все же поостережется здесь показываться… Но проверить все-таки захочет…»
Как?
А очень просто. В хозяйском доме, стоящем на холме, наверняка есть бинокль. Хозяину нет надобности пешком прочесывать немаленькую территорию, ему достаточно все оглядеть с высоты второго этажа…
А если он сейчас у Янины?!
«Не думать об этом, не думать!.. Я все сделал верно, я убийцу напугал, он сейчас занят более важным делом и пленница его уже беспокоит несколько меньше…»
На этот раз убегавший из подвала Водяной не прикрыл за собой железную дверь, и Стас услышал тихое шарканье подошв по бетону.
Майор расслабился! Принял позу, предшествующую полнейшей отключке!
Через щелки глаз увидел, как Водяной спускается по ступенькам.
Полуобморочный вид майора убийца понял правильно. Он знал, что так должно быть, поскольку почти пустая бутылка стояла между раскинутых ног Гущина.
Стас вяло, якобы из последних сил, зашевелил губами:
— Ты меня чем-то отравил, ур-р-род?…
Убийца не ответил. Подойдя к Стасу, несильно пнул его мыском ботинка по щиколотке. Нога майор слабо колыхнулась.
Стас ждал. К сожалению, Водяной продолжал проявлять осторожность и глупо не подставился. Он подошел к майору сбоку, встал так, чтобы внезапно выброшенная вверх нога заложника не ударила его в пах.
И Гущин ждал. Одного-единственного момента, последнего шанса. Второго, как он давно понял, у него не будет и рисковать нельзя — спешка хороша лишь при ловле блох, а Миша тварь куда более опасная. Стас расслабленно лежал на полу и вспоминал слова старинного приятеля капитана полицейского спецназа Пети Кириллова.
Петр, помнится, пришел этой весной в больницу навестить Стаса с задранной вверх загипсованной ногой. Полюбовавшись лежащим на больничной койке другом, Кириллов глубока вздохнул:
— Эх, Стасище, дружище… Ну я же тебя, нюня-интеллигент, сто раз предупреждал — ты не боец, дурило, не боец! Ты, Стасище, на всяческие там пощечины-тычки не рассчитывай. Тебе ответят кулаком или, вот как сейчас, пулей… Запомни, Гущин, навсегда и на носу себе заруби — ты успеешь сделать только один удар! Причем, в твоем случае, прости, дружище, подлый. Так что, всяческие там свои интеллигентские пихания — забудь. Бей один раз, исподтишка, но чтоб наверняка. Хотя бы убежать успеешь.
