Пятая колонка: показания свидетелей: шестьдесят с лишним подкупленных нами чиновников.
Имена и цифры: так и пульсируют перед глазами.
Нунан: «Большинство данных касательно вас и вашей сестры являются косвенными и могут быть истолкованы по-разному, список ваших заказных убийств заполнялся на основе слухов и косвенных выводов, что пять тысяч – весьма соблазнительная сумма, но не более того. Ключевым пунктом собранной информации является то, что вы оба – вы и ваша сестра – можете быть осуждены по обвинению в нарушении семи статей федерального налогового законодательства».
Шипстед: «Я убедил мистера Нунана расширить соглашение об иммунитете, чтобы оно касалось также вашей сестры. В случае вашего согласия Маргарет Клайн Эйджи также будет освобождена от любых федеральных обвинений».
Нунан: «Итак, ваш ответ?…»
Шипстед: «Клайн?»
Тик-так – часы. Тук-тук: сердцебиение: что-то пульсирует внутри меня.
– Дайте мне четыре дня на подготовку, прежде чем поместить меня под арест; также я хочу разрешения на доступ к банковской ячейке Джуниора Стеммонса.
Шипстед тут же проглотил наживку. «Так он был вам должен?»
– Именно.
Нунан: «Согласен – при условии, если в банк вы направитесь в сопровождении агента ФБР».
В лицо мне сунули контракт: кипу страниц, испещренных буковками – мелким шрифтом.
Я подписал его.
– Похоже, ты смирился.
– У этой истории своя жизнь.
– В смысле?
– В смысле… рассказывай.
– Кое-чего ты не говоришь мне. Но ты звонишь из телефонных будок, так что и не надо.
– Сперва мне надо разобраться.
– Ты же говорил, что все утрясется.
– Да, но времени у меня становится все меньше.
– У тебя или у нас?
– Только у меня.
– Не начинай обманывать меня. Прошу.
– Просто пытаюсь кое-что уладить.
– Тем не менее так и не хочешь объяснить мне, что ты делаешь.
– Дело в истории, в которую ты влипла по моей милости. Пока пусть будет так.
– Я сама навлекла неприятности на свою голову – ты ведь мне об этом говорил.
– И кто теперь смирился?
– Люди шерифа снова были у меня.
– И?
– И кто-то из операторов рассказал им, что мы спим вместе. В моем трейлере.
– Они знают, что меня нанимали следить за тобой?
– Да.
– И что ты им на это сказала?
– Что я свободная белая женщина почти тридцати лет и могу спать, с кем мне заблагорассудится.
– И?
– И Брэдли Милтир рассказал им, что вы с Мишаком были не в самых лучших отношениях. Я сказала им, что познакомилась с Мишаком через Говарда и что к нему было нетрудно почувствовать неприязнь.
– Молодец.
– Неужели это значит, что нас подозревают?
– Это значит, что им известна моя репутация.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
– То самое?
– То самое.
– … Ч-черт, Дэвид.
– Вот именно «черт».
– У тебя такой усталый голос.
– Я дико устал. Скажи мне…
– Я знала, что так и будет.
– И?
– И у меня до сих пор барахлит сцепление, да еще Микки предложил мне выйти за него замуж. Он сказал, что «отпустит» меня через пять лет и сделает кинозвездой, а когда доходит до деталей, становится таким же расплывчатым и вертким, каким бывает Дэвид Дуглас Клайн в моменты гиперосторожности. А еще в нем тут нис того ни с сего проснулся актер, и он только и говорит что о своих «репликах» и «вызове на бис».
– И?
– Откуда ты знал, что это еще не все?
– Просто знал.
– Умный парень.
– И?
– И Чик Веккио что-то вдруг зачастил. Такое впечатление…
– … что его отношение изменилось в одночасье.
– Умный парень.
– Не переживай, я с этим разберусь.
– Но не расскажешь мне, что происходит?
– Погоди еще пару дней.
– Пока все не уладится само собой?
– Нет. Просто есть шанс, что я смогу повернуть колесо Фортуны в нашу сторону.
– А если нет?
– По крайней мере, я сам хоть что-то узнаю.
– И снова мне кажется, что ты смирился.
– Время собирать камни. Я это чувствую.
«Лос-Анджелес Геральд Экспресс», 21 ноября 1958 года
Город шокирован убийствами в Хэнкок-парке
Убийства преуспевающего инженера-химика Филиппа Херрика, пятидесяти двух лет, и его дочерей – 24-летней Лоры и 21-летней Кристины вновь шокируют южный Лос-Анджелес и ставят в тупик полицию своей безотчетной жестокостью.
Полицейские предполагают, что днем 19 ноября в тюдоровский особняк, принадлежащий вдовцу Филиппу Херрику, в котором он проживал со своими дочерьми, проник неизвестный. Экспертизой установлено, что преступник проник в дом через неплотно запертую заднюю дверь, отравил двух собак, принадлежавших семейству, затем застрелил Филиппа Херрика и изуродовал его тело и трупы отравленных собак найденными тут же садовыми инструментами. Вещественные доказательства указывают на то, что в этот самый момент неожиданно вернулись домой Лора и Кристина и застали убийцу врасплох. Аналогичным образом он расправился и с ними, потом смыл кровь и позаимствовал чистую одежду из гардероба мистера Херрика. После чего он ушел или уехал – по иронии судьбы никто не слышал, как совершались эти зверские убийства. Почтовый служащий Роджер Дентон, пришедший доставить посылку, увидел изнутри на стеклах окон кровь и немедленно отправился в соседний дом, чтобы вызвать полицию.
– Я был потрясен, – сообщил Дентон корреспондентам «Геральд». – Ведь Херрики были очень славными людьми – к тому же на их долю и так выпало достаточно.
Семья Херрик: беда не приходит одна
Пока полиция опрашивает соседей в поисках возможных свидетелей, а техники из криминалистической лаборатории огораживают окрестности, надеясь найти улики и вещественные доказательства, собравшиеся вокруг дома, напуганные и ошеломленные произошедшим обитатели Хэнкок-парка поведали нашему корреспонденту о череде несчастий, постигших семейство.
Многие годы семья Херрик счастливо жила в своем доме в престижном Хэнкок-парке. Филипп Херрик, химик по образованию и владелец небольшого предприятия, поставлявшего химикалии в химчистки и прачечные южного Лос-Анджелеса, принимал активное участие в деятельности Клуба Львов и Ротари-клубов[28]. Джоан Херрик урожденная Ренфро, также занималась благотворительностью: в частности, устраивала для обездоленных праздничные обеды в День благодарения. Лора и Кристина хорошо учились – одна в старших классах школы для девочек Мальборо, вторая – в Калифорнийском университете а сын Ричард, которому сейчас двадцать шесть лет, получал образование в привилегированных заведениях для мальчиков и играл в школьных оркестрах. Но грозовые облака постепенно сгущались: в августе 1955 года Ричи Херрик был арестован за попытку продать смесь героина с кокаином полицейскому, работавшему под прикрытием. Его признали виновным и приговорили к четырем годам в Чино – приговор чересчур суровый для первого раза – так вершил правосудие молодой судья, решивший заработать репутацию сурового и беспощадного борца с преступностью.
Соседи утверждают, что именно тюремное заключение Ричи разбило сердце матери, Джоан Херрик. Она стала пить, забросила благотворительность; многие часы несчастная женщина проводила в одиночестве, запершись в комнате и прослушивая джазовые пластинки, что рекомендовал ей Ричи в своих длинных письмах из мест лишения свободы. В 1956 году она предприняла попытку самоубийства; в сентябре 1957-го Ричи Херрик бежал из известной своей ненадежной охраной тюрьмы Чино и ударился в бега – полиция полагает, что он не предпринимал никаких попыток связаться с матерью. Джоан Херрик впала в состояние, которое некоторые знакомые определили как «состояние фуги», и 14 февраля этого года покончила с собой, приняв большое количество снотворного.
Почтальон Роджер Дентон: «Чертовски жаль, что на таких хороших людей обрушивается столько несчастий. Я помню, когда мистер Херрик решил установить эти окна с залитыми свинцом рамами – он ненавидел шум. д вот теперь полицейские говорят, что из-за этих тяжелых рам никто не услышал, как их убивают. Мне будет не хватать Херриков, и я буду молиться за их души».
