до Восточного вокзала. Пытался разобраться, почему стал полицейским. Возможно, потому, что здесь, когда ты что-то ищешь, то имеешь шансы найти: такая профессия. Это примиряет меня со всем остальным. В другое время никто не просит тебя искать что бы то ни было, и ты не рискуешь найти что-то, потому что не знаешь, что искать. Например, листья: я до сих пор не знаю точно, почему их рисую.
Вчера в кафе на Восточном вокзале какой-то тип сказал мне, что лучшее средство избавиться от страха смерти - вести жизнь кретина. Тогда не о чем будет сожалеть. Мне кажется, это не лучший выход.
Я не боюсь смерти, во всяком случае, не очень. Следовательно, по-настоящему меня это не касается. И остаться в одиночестве я тоже не боюсь.
Мне следует обновить все сорочки, я отдаю себе в этом отчет. Вот было бы здорово найти универсальную форму одежды. Я бы купил ее сразу тридцать комплектов, и тогда бы мне до конца дней уже не пришлось мучиться с вещами. Когда я поделился своей идеей с сестричкой, она подняла страшный крик. Ее приводит в ужас даже мысль о том, что могла бы существовать универсальная форма одежды.
А мне бы очень хотелось иметь такую одежду, чтобы больше с этим не возиться.
Еще я хотел бы найти универсальный лист дерева, чтобы тоже больше с этим не возиться.
По правде говоря, я очень хотел бы не упустить Камиллу вчера вечером на улице. Я бы ее догнал, она бы очень удивилась, может, даже разволновалась. Возможно, я увидел бы, как ее лицо дрожит, или бледнеет, или краснеет - не знаю точно. Я бы сжал в ладонях ее щеки, чтобы унять эту дрожь, и это было бы замечательно. Я бы прижал ее к себе, и мы долго стояли бы так посреди улицы. Например, час. Но вполне вероятно, что она не разволновалась бы и не захотела прижаться ко мне. Может, она ничего бы не сделала. Не знаю. Я не отдаю себе в этом отчета. Вполне возможно, что она просто сказала бы: "Жан-Батист, меня ждет такси". Не знаю. Может статься, это вообще была не Камилла. А может, мне вообще на это наплевать. Не знаю. Не думаю.
Я сейчас крайне раздражаю мыслителя Данглара. Да, это очевидно. Я делаю это не нарочно. Ничего не происходит, ничего не говорится, и он от этого сходит с ума. Между тем с тех пор, как Клеманс ушла, произошло самое главное. Но я ничего не могу ему сказать».
Услышав, как открывается дверь, Адамберг поднял голову.
Была жара, и Данглар вернулся из северного пригорода весь в поту. Задержали укрывателя краденого. Все прошло удачно, но это не принесло инспектору удовлетворения. Данглару нужен был более сильный противник, и вызов, брошенный землеройкой-убийцей, представлялся ему вполне достойным. Однако с каждым днем его все больше мучил страх, что наступит момент, когда им придется признать свое поражение. Он даже не осмеливался заговаривать с детьми об этом деле. Сейчас он всерьез подумывал о том, не пора ли приложиться к бутылке вина, и тут в его кабинет вошел Адамберг.
- Мне нужны ножницы, - заявил он.
Данглар вышел и, порывшись в ящике стола Флоранс, принес ножницы. Во время поисков он обратил внимание на то, что Флоранс пополнила запас карамелек. Адамберг, прищурившись, пытался продеть черную нитку в ушко иголки.
- Что происходит? - изумился Данглар. - Вы что, шьете?
- Брюки снизу отпоролись.
Адамберг сел на стул, положил ногу на ногу и принялся подшивать брючину. Данглар наблюдал за его действиями, озадаченный, но умиротворенный. Смотреть, как кто-то сосредоточенно шьет маленькими стежками, с таким видом, будто мир вокруг перестал существовать, - это превосходно успокаивает.
- Вот увидите, Данглар, я отлично умею подшивать брюки, - похвастался Адамберг. - Стежки совсем маленькие. Почти ничего не заметно. Меня научила моя сестричка, когда однажды, как говаривал мой отец, нас надо было куда-нибудь приткнуть.
- А вот у меня ничего не получается, - вздохнул Данглар. - Во-первых, я не умею аккуратно подшивать детям брюки. Во-вторых, меня тревожит наша убийца. Мерзкая старуха убийца. Она точно уйдет от меня, я знаю. Меня это сводит с ума. Я вам честно говорю, меня это сводит с ума.
Он поднялся и направился к шкафу взять бутылочку пива.
- Не надо, - произнес Адамберг, не отрываясь от шитья.
- Чего не надо?
- Пива не надо.
Комиссар перекусил нитку зубами, совсем забыв, что ему принесли ножницы Флоранс.
- А ножницы? - сердито спросил Данглар. - Черт возьми, мне пришлось тащиться за ножницами, чтобы вы аккуратно отрезали нитку, а вы что делаете? А пиво? Что вдруг случилось с моим пивом?
- С вашим пивом случилось то, что вы выпьете сначала пару бутылочек, потом еще и еще, и так штук десять, а сегодня это совершенно невозможно.
- Я думал, вы не станете в это вмешиваться. Это мой организм, моя ответственность, мой живот, мое пиво.
- Договорились. Тем не менее это ваше расследование, а вы - мой инспектор. И завтра мы едем в деревню. И кое-что найдем, я надеюсь. Следовательно, вы мне нужны в здравом уме и трезвой памяти. И со здоровым желудком. Желудок - это очень важно. То, что здоровый желудок - гарантия плодотворного мышления, точно не установлено. Зато абсолютно верно то, что желудок, если он не в порядке, не даст вам собраться с мыслями.
Данглар пристально взглянул в напряженное лицо Адамберга. Невозможно было понять, отчего вид у него стал такой суровый: то ли из-за узла, некстати затянувшегося на нитке, то ли из-за завтрашней поездки в деревню.
- Черт! Нитка в узел завязалась. Как я это ненавижу! Кажется, есть золотое правило: нитка вдевается в иголку в том же направлении, в каком она была намотана на катушку. Иначе образуются узлы. Понимаете? Видимо, я не обратил внимания и вдел ее в иголку наоборот. И вот теперь узел.
- Мне кажется, просто нитка слишком длинная, - предположил Данглар.
Какое все-таки успокаивающее занятие - шитье.
- Нет, Данглар. Я взял нитку ровно такую, как надо: длиной
