Ознакомительная версия.
Алексей Александрович засмеялся.
– Я в вас не ошибся, товарищ Зайцев. Вы примитивны.
Он поднял, сложил стульчик.
– Вот видите, у вас был простой выбор: бросить вашу собачку или поймать меня. И что выбрали вы? Но я сегодня добрый. Я вам помогу исправиться. И пока вы тут стоите и обнимаетесь, как пасхальные зайчики, я пойду и спущу собак настоящих, мой дорогой Актеон. Немецкие овчарки очень не любят, когда по территории зоосада разгуливают посторонние. Прощайте.
И его шаги захрустели прочь.
– Ты меня подкинь, – прохрипел Нефедов.
– Как? Ты точнее указания свои дать можешь?
– Ну толкни. Нет, не так. За ступни.
Зайцев, пыхтя, перехватил Нефедова за ступни. Рук своих он почти не чувствовал, мышцы свело напряжением.
– Нефедов, я в цирке не служил.
– Раскорячься. Раскорячься. И вытолкни меня вверх.
Зайцев попробовал согнуть колени. Ему казалось, что они сейчас треснут и, как сломанный рычаг, обрушат его вниз. Он набрал воздух в грудь. И с криком послал свое тело вверх. Ему показалось, что тело не послушалось. Но руки разжал. И тотчас рухнул на спину.
От удара животом об сук Нефедов выругался. А потом добавил обычным голосом:
– Молодец.
Зайцев посмотрел: теперь Нефедов висел животом на суке, перегнувшись пополам, как диковинная гусеница.
– Товарищ Зайцев, теперь на дерево полезайте.
– Да не учи ученого.
Зайцев довольно быстро вскарабкался, на животе подполз к Нефедову. Ногами он сжимал сук. А руками и зубами терзал узел. Потом ослабил веревку на горле, откинул прочь. Нефедов тотчас преобразился. Он уперся руками в сук, как в турник. Молодцевато подтянулся, не забыв по всем правилам искусства вытянуть носки. Сложился вдвое. Перевернулся. И, мелькнув клубком в воздухе, звонко приземлился на обе ноги, вытянув вперед руки. После чего распрямился и потер шею.
– Чуть не сдох, – резюмировал он. И опять впал в свое чухонское спокойствие.
– Поздравляю, – отозвался с сука Зайцев. Повис на руках, упал вниз.
И тут уже они оба это услышали: быстрое движение приближалось. Гибкие и сильные, как железные пружины.
– А теперь, Нефедов, бежим!
Обычная собака бегает куда быстрее обычного человека. Вот только собака плохо представляет себе абстрактную карту местности. Зайцев мчался, не разбирая дороги, протягивая руки вперед. И только по звуку понимал, что Нефедов не отстает. Он бежал к Неве. К воде.
Он не рассчитывал сбить собак со следа. Но в воде псы потеряют преимущество скорости – и прицельного прыжка на горло жертве.
Он сразу увидел, где кончался берег и начиналась вода: большие белые ладожские льдины плавно скользили мимо, направляясь к месту своей смерти, в Финский залив.
– Потонем, товарищ Зайцев! – взмолился Нефедов. – Не переплывем. Замерзнем. Не течение утащит, так льдом зашибет.
Собаки их уже не только чуяли – видели. Возбужденный лай рвался из глоток.
Зайцев, не сбавляя скорости, врезался в обжигающую воду.
– Тебя где черти носили? – ахнула Паша. – Колотит всего.
Раньше Зайцеву казалось, что «зуб на зуб не попадает» – это поговорка, метафора. Теперь он знал, что это не так: челюсть его так и прыгала сама по себе, выбивая дробь.
Паша отперла квартиру ключом со своей связки. Коридор оцепенел в сонной тишине: соседи спали.
– Входи скорее. Вон лужа натекла уже целая. В ванную, быстрее! Сымай все. Да тихо ты!
Зайцев сидел на полу с одеялом на плечах, трясясь всем телом, когда Паша вошла с дымящимся ведром в могучих руках.
– Ну? Да чего я там не видела, – шепотом приказала она.
Зайцев встал босыми ногами в ванную. Ему показалось, что от кипятка с него сейчас слезет кожа. Он чуть не заорал.
Паша подала сперва полотенце. Потом опять одеяло.
Потом он сидел на кровати. Его все еще била крупная дрожь.
Паша вернулась с большой мутной бутылью. В стакане забулькало.
– Пей. Залпом.
Зайцев ахнул стакан, борясь с отвращением. Подождал. Сглотнул позыв к тошноте.
Паша подала второй:
– Пей еще.
Зайцев помотал головой: нет.
– Тебя где это черти носили?
– Я топиться ходил, Паша.
Она так и вскинула руки:
– Из-за Алки, что ли?
– Из-за нее.
Вот все, что Паше можно знать.
– Ну дурак, – потянула Паша. – Нашел тоже из-за кого. Пей.
Зайцев опрокинул второй стакан. Паша мягко ткнула его в плечо, он завалился на бок. Он еще почувствовал, что Паша, совсем как в детстве, тянет его за ноги и подтыкает одеяло. Под веками его вспыхнули картины: он тащит брыкающегося пса с собой под воду, мощные удары лап, кажется, нет сил сдержать животное, вокруг потоки серебристых пузырей – легкие человека превышают по объему легкие собаки; к тому же зверь не умеет задерживать дыхание…
И умер второй раз за нынешние сутки.
– У тебя, Зайцев, какой-то больной вид, – сочувственно произнес Крачкин справа.
– Да, паскудно выглядишь, – подтвердил Серафимов слева.
Самойлов обернулся:
– Вася, ну и выхлоп у тебя. Я прямо дышу и пьянею. Слушай, я понимаю, ты вчера культурно отдохнул, видать. Но ты бы мяту пожевал, что ли.
– Или кефира выпил, – подсказал Крачкин.
Зал быстро заполнялся. От каждого стука стульев Зайцеву казалось: взрывается его голова. От ропота голосов болели глаза. Он их прикрыл. Тотчас понеслись какие-то огненные шары. Потоки пузырей, мощные конвульсии сильного, обученного убивать животного. Он открыл глаза: как бы тут не сомлеть при всех. Похоже, жар.
Тело казалось легким.
Наконец и президиум за красной скатертью заполнился. Председатель позвонил в колокольчик, отчего Зайцев чуть не взвыл. Его ткнули в плечо, показали жестом дальше. Зайцев посмотрел: в дверях стоял Коптельцев, поманил его ладонью.
– Товарищ, по ногам же топчешь!
– Извините.
Зайцев выбрался из ряда под недовольными взглядами президиума.
– Извините.
Они с Коптельцевым вышли.
– Пойдем, – сказал Коптельцев. – Пошептаться надо.
– Прямо сейчас?
– Это быстро.
Они вышли на черную лестницу.
Коптельцев тотчас закурил. Сделал несколько затяжек.
– Ты зачем в питомник звонил?
Зайцев поразился, как быстро из питомника сообщили.
– Да так. Хотел узнать. Мыслишка одна пришла. Как усовершенствовать использование служебных собак в разыскной работе.
Он все еще надеялся найти Алексея Александровича. Раз собаки того не тронули, значит, он с ними в ладах. Значит, знает как. Немного в Ленинграде мест, где разводят служебных собак.
– М-м-м, – затягиваясь, посмотрел на него Коптельцев. Выпустил дым и добавил: – А Мартынова вычистили.
– Мартынова?
– А то ты удивился?
– Удивился.
– И не спросишь, почему не тебя?
– А я одним днем живу. Вдаль не заглядываю.
– Это правильно.
– А Мартынова почему?
Коптельцев прищурился, сбил ногтем пепел.
– А чтобы тебя здесь оставить.
– Зачем это я вам сдался?
– Мне ты на хрен не нужен.
– А кому нужен?
– Лучше спроси: в каком качестве.
– Ну?
– А паршивая овца нужна.
– Это я, что ли?
– На случай паршивых разных дел. После Петржака все, знаешь ли, ученые. Товарищ Медведь в этом тоже заинтересован.
Товарищ Медведь был начальником ленинградского ОГПУ. Бывшим шефом Коптельцева. Дружком товарища Кирова. Значит, разговор был серьезнейший.
– Ну спасибо. Паршивая, значит, овца.
– А ты оптимистично взгляни. Дела тебе будут поручать отборные. Работать будешь – сам.
– Ну спасибо.
– Пожалуйста. Работай. Показывай результаты. Все в твоих руках. Распутаешь – молодец. Ошибешься – так ты давно в роли покойника.
– Это не паршивая овца называется. А козел отпущения.
– Тебе видней. Профессор.
Значит, теперь его всегда будут ставить на такие дела, чтобы не подставить под удар больше никого. Отличная идея. Что ж, подумал Зайцев, одно располагает к оптимизму совершенно точно: ГПУ от него отстало. И похоже, больше не потревожит. Никогда.
– Что же мне делать теперь прикажешь?
– Не ошибаться.
Коптельцев загасил папиросу об подошву и кинул окурок в пролет:
– Идем, собрание там. Просветят тебя, новости расскажут.
– Какие еще новости?
В коридоре их окликнули из кабинета.
– А, Зайцев, как раз тебя. Из Эрмитажа. Срочно.
– Я догоню, – кинул он в спину Коптельцеву.
– Не точи там лясы, – отозвался тот, не обернувшись.
Зайцев взял трубку.
– Зайцев.
– Товарищ Зайцев! – голос Татьяны Львовны звучал как-то девически-звонко. Видно, и на нее действовала весна. У Зайцева сразу заболело за левым глазом. – Товарищ Зайцев! Аукцион Лепке провалился!
– Куда?
– Полный провал! – ликовала Татьяна Львовна. – В связи с напряженной экономической обстановкой в мире, – занудела она своим экскурсоводческим голосом, – особенно осложнившейся в Североамериканских штатах, богатых покупателей осталось немного. Вы понимаете?
Ознакомительная версия.
