Вернувшись на Петровку, Настя позвонила следователю Ольшанскому. Он, со слов уже допрошенного Томчака, повторил ей то же самое. Получалось, что не узнать Сашу Стрельникова Лариса не могла, в каком бы гриме он ни был. Получалось… то есть опять ничего не получалось. Милу Широкову юный игрок убить мог, а Ларису Томчак – нет. И нужно было начинать все сначала.
– Константин Михайлович, что с Дербышевым-то делать? – уныло спросила Настя следователя. – Его выпускать надо, срок истекает. А у меня никаких идей. Еще утром их было полно, а сейчас все лопнули с оглушительным треском.
– Плохо. Огорчаешь ты меня, Каменская, – очень серьезно ответил тот. – Давай, что ли, попробуем старый испытанный способ всеобщего штурма. Вдруг да поможет.
– Это как?
– А просто. Сажайте Дербышева в спецмашину и везите сюда, ко мне. И вызывайте сюда же на восемь вечера всех остальных – Стрельникова, Леонтьева с женой и Томчака. А к девяти вечера доставьте юную парочку – Сашу Стрельникова и его подружку. Ты, кстати, у нее на фирме побывала?
– Побывала, – вздохнула Настя. – Там тоже все расплывчато, ни два ни полтора. Наталья Загребина на прекрасном счету, квалифицированный и дисциплинированный сотрудник, ни в чем подозрительном не замечена. Прямых контактов с фирмой, где работает Дербышев, у ее организации нет, в том смысле, что они не ведут общих дел. Но это, разумеется, не исключает, что Загребина могла явиться на работу к Дербышеву. Повод найти несложно, поскольку обе фирмы так или иначе связаны с недвижимостью. И еще одна деталь. Загребина, по сведениям нашего адресного бюро, в Москве не прописана, хотя на работе все дружно утверждают, что она коренная москвичка.
– Где сейчас эта сладкая парочка?
– По последним сведениям, дома у Стрельникова-младшего. Мы на это направление бросили Селуянова, он утверждает, что Загребина обычно до пяти часов находится на службе, потом садится в свой сверкающий автомобиль и едет встречаться с Сашей. Как правило, часов до десяти вечера они или находятся в его квартире, или куда-нибудь ездят вместе, а потом отправляются туда, где можно во что-нибудь поиграть. Селуянов, например, выяснил, что в течение последней недели их дважды видели там, где играют в карты по-крупному, и трижды в казино.
– Что еще рассказывает твой глазастый Селуянов?
– Что Сашенька Стрельников носит длинные волосы и имеет щуплое телосложение. И это меня убило окончательно. Длинные волосы – это, конечно, хорошо, в этом случае он вполне тянет на роль неизвестного фотографа, которого видели в конноспортивном клубе. А вот то, что он физически не особо развит, говорит о том, что либо у него был подельник, либо он вообще к убийствам не причастен. Вы помните, на теле Широковой не было следов борьбы. Разве слабенький щупленький юноша смог бы задушить ее так ловко и быстро, чтобы не было необходимости с ней бороться? Он должен был оставить на ее теле синяки и царапины, а их не было. И еще одно. В местах обнаружения трупов Широковой и Томчак не было следов волочения. Если дамы умерли не там, где мы их нашли, их должны были привезти на машине и выбросить. Но взрослая женщина – это же не пустая пачка из-под сигарет, Константин Михайлович, ее невозможно скомкать и просто выкинуть в окно автомобиля. Ее надо засунуть в машину и потом вытащить оттуда. Физически неразвитый человек намучается, пока сделает это. Во-первых, на теле и одежде жертвы обязательно останутся следы от таких упражнений, причем очень заметные и характерные, а их нет. И на земле будут следы волочения. А их тоже нет.
– Стало быть, Стрельников действовал вдвоем с Загребиной. Что тебе не нравится в этом варианте?
– Мне не нравится то, что Лариса Томчак прекрасно знала Сашу Стрельникова. В том числе и знала его голос. Значит, от имени Дербышева ей звонил не он. И на свидание к метро «Академическая» приходил тоже не он. В деле есть еще один мужчина. Похоже, именно он стоит за спиной азартных деток Сашеньки и Наташеньки. Мы сейчас в темпе собираем сведения о Загребиной, может быть, это ее любовник или родственник, хитрый и жестокий тип, который все это и придумал. Только, ей-богу, я не могу понять, зачем он все это делает.
– Мстит Стрельникову за что-нибудь? – предположил следователь.
– Может быть, – согласилась Настя. – Но как он смог привязать ситуацию к Дербышеву? Это самое слабое звено. Из-за него у нас все не состыковывается.
– Значит, я прав, без общего штурма не обойтись, – констатировал Ольшанский. – Соберем их всех вместе в моем кабинете и будем держать до тех пор, пока не выясним, какие между ними существуют тайные связи и взаимные конфликты.
– Как скажете.
Настя положила трубку и уставилась невидящими глазами в окно. Замысел Ольшанского ей не нравился. Совсем не нравился. Но спорить со следователем она не стала просто в силу того, что не могла предложить ничего более продуктивного. Да, такой прием, как «общий штурм», существовал издавна и был хорошо известен, но для его применения надо иметь особый характер. Когда в одной комнате собираются люди с прямо противоположными интересами, люди, которым есть что скрывать и которые не хотят, чтобы истина вышла наружу, велика опасность возникновения скандала с криками, хватанием друг друга за грудки, взаимными оскорблениями, слезами, истериками и даже сердечными приступами. И следователь, собравший в своем кабинете такую компанию, должен быть опытным режиссером, умеющим чувствовать аудиторию, и всю вместе, и каждого участника в отдельности, и дирижировать оркестром так, чтобы в финале вместо чистого завершающего аккорда не получилась какофония. Может быть, Константин Михайлович все это и умел. А вдруг нет? Вдруг из запланированного им на вечер сборища не выйдет ничего, кроме суматошных разборок и невнятных выкриков? А ведь «штурм» – это такое мероприятие, после которого, как говорится, хода назад уже нет. Все участники собрались вместе и друг на друга посмотрели, всем им была выдана определенная информация, и если спектакль не удается, на быстром и успешном завершении следствия можно ставить большой жирный крест. Больше от этих людей уже ничего не добьешься.
За окном стало совсем темно. Настя стряхнула с себя оцепенение и поплелась в кабинет к своему начальнику полковнику Гордееву.
– Ты Костю не знаешь, – заявил Гордеев в ответ на ее сомнения. – У него в кабинете не поскандалишь, он эти номера быстро пресекает. Сама-то поедешь представление смотреть?
– Куда ж я денусь, тем более что Ольшанский велел. Но душа у меня не лежит к этому, честное слово, Виктор Алексеевич. Не люблю я…
– Ладно, ладно, – перебил ее полковник, – при себе оставь. Всем известно, чего ты любишь и чего не любишь. Твоя бы воля, ты бы вообще всю жизнь в тихом уголке просидела в обнимку со своими бумажками и цифирками и строила бы козни из-за угла. Так не бывает, Настасья, иногда приходится и в открытую играть. Конечно, конфликтную ситуацию со множеством участников не каждый выдержит, это верно. Ты – не выдержишь. А Костя – он другой. Плевать он хотел на чужие эмоции.
Настя вернулась к себе, признавая, что Гордеев, наверное, прав. Есть люди, которые «цепляют» эмоциональный настрой собеседника, как вирус гриппа во время эпидемии. Они мгновенно заражаются чужой нервозностью, и их бывает легко втянуть в скандальное выяснение отношений на повышенных тонах. Правда, надо отдать таким людям должное, они и положительные эмоции «цепляют», потому-то и обладают способностью искренне и горячо радоваться за других. Есть и другие люди, которые тоже остро реагируют на разгорающийся в их присутствии конфликт, но при этом не начинают нервничать вместе со всеми, а просто отгораживаются, замыкаются в себе, уходят в свою раковину и уже не в состоянии сделать ничего толкового. По-видимому, следователь Ольшанский не принадлежал ни к первой категории, ни ко второй. Он умел подняться над ситуацией, с любопытством взирая на копошащихся внизу скандалистов, извлекая пользу из каждого сказанного ими слова и вовремя покрикивая на них, заставляя замолчать или направляя разговор в другое, нужное ему русло. Хорошо, если так.
* * *
Неунывающий шутник и балагур Николай Селуянов нес вахту возле дома, где находилась квартира Стрельникова-младшего. Юноша вместе со своей подружкой Натальей Загребиной явился час назад, и Николай приготовился к долгому, часов до десяти вечера, ожиданию. Он наблюдал за парочкой со вчерашнего дня и не переставал удивляться ее… как бы это помягче выразиться… негармоничности, что ли. Длинноволосый хлюпик Сашенька, нигде не работающий, денег не зарабатывающий и вообще не имеющий в активе ничего, кроме собственной хаты, и рослая красавица, хорошо оплачиваемый референт солидной фирмы, раскатывающая на сверкающей иномарке. Что между ними может быть общего? Только неуемная страсть к азартным играм?
