Кивинов вздохнул и стал звонить знакомому командиру ОМОНа.
Утром Кивинов, Петров, Волков и взвод омоновцев в полном вооружении, в бронежилетах и касках рассредоточились вокруг стоянки. В кустах небольшого парка напротив то и дело мелькали зеленые куртки. День выдался хороший, дождя не было, и светило уже неяркое, осеннее солнце. Кивинов и Петров пошли на разведку к сторожу.
Тот спокойно сидел в своей каптерке и пил чай из блюдца.
– Здорово, отец. – Кивинов махнул удостоверением. – Мы из милиции. Кто тут на тебя наезжает?
– А, очень хорошо, ребятки, что подошли. – Лицо сторожа расплылось в слащавой улыбке. – Присаживайтесь на диванчике.
– Да ничего, мы постоим. Что тут у тебя за проблемы? Что за наезд?
– Вот слушай. Сижу вчерась здесь, чаек пью, а тут буржуй какой-то на иномарке заезжает, и прямо, понимаешь, на мой газончик. А у меня тут петрушка, укропчик посажен, а он, значит, задним колесом на грядку и наехал. Я, конечно, выхожу и прямо-открыто, в глаза и говорю: «Ты, что ж, зараза, сволочь противная, на грядку наехал? Бельма разуй, что ли. Скоро зима, что я жрать-то буду?» А он: «Кто ж, батя, осенью укроп сажает? Ты бы еще тут киву какую-нибудь посадил». Я ему: «Не твоего, мол, ума дело, не ты саживал, не тебе и наезжать». А он, гад, после этого козлом меня обозвал старым, сел в свою колымагу, газанул мне в лицо и был таков. Ну, я говорю, не на того напал. Не знает он, паразит, что начальник РУВД здесь свою машину ставит и со мною завсегда здоровается. Я номерок-то записал машины, да позвонил. Так и так, Николай Лексеич, наехал тут один на газончик да еще козлом обозвал. Он обещал помочь. Так что, ребятки, принимайте меры, – закончил сторож, протягивая Кивинову бумажку с номерком машины.
Тот долго смотрел на номер и соображал. Ничего не понимаю. А где ж вымогательство? Где же наезд? Может, адрес не тот? Да нет, все верно – КАС-8. Стоп! Он же на газон ему наехал. Все, дошло, вот что значит дедукция. Начальник слово «наезд» услышал и обещал помочь, до конца не разобравшись – занят был, наверное. А это ведь на газон наезд, на укроп, а не рэкет.
Кивинов взглянул на сторожа и произнес:
– Знаешь чего, батя? Козел ты старый. Миша, иди снимай омоновцев, скажи, рэкетиры сами сдались.
Пока сторож не пришел в себя от столь неожиданного оборота, Кивинов с Петровым вышли из каптерки и направились к воротам. Под ноги с лаем бросилась мелкая собачонка.
– Пшла вон! – рявкнул Кивинов. – Пристрелю! – и показал пистолет.
Собачонка нырнула под каптерку.
– Э, нет, молодой человек, подождите. Вы мне сначала фамилию свою скажите, я вам этого так не оставлю, понимаешь ли!
– Ганс Дитрих Геншер, – ответил Кивинов, сплюнул на газон с укропом и пошел к машине.
Вернувшись в отдел, Кивинов упал в кресло. На Петроградку не поехали, сколько там на моих? Одиннадцать. Сейчас передохну и сгоняем. На метро, быстро. Надо все-таки с Балдингом повидаться.
Зазвонил телефон.
– Алло, вы мне не подскажете, я щенка купила, спаниеля, чем мне его кормить? – раздался приятный женский голос.
– А куда вы звоните?
– Как куда? В милицию.
– А при чем тут милиция? – не понял Кивинов.
– Но ведь милиция с собаками работает. Так кому как не вам звонить?
«Логично», – подумал Кивинов, почесав затылок. Чем кормить спаниеля, он не знал.
– Вы дежурному перезвоните, – ответил он и продиктовал номер.
«Сегодняшний дежурный – мужик простой, – подумал он, повесив трубку. – Он уж ей ответит, чем кормить щенков. У нее самой аппетит пропадет. Все – то наезды, то щенки – сваливать надо».
– Миша! Составь компанию!
– Ну и что ты у него узнаешь? С кем Аяврик пил? Или почему он удрал? Да может, у него живот схватило или про утюг невыключенный вспомнил, а ты версии строишь.
Ты слышал, что Дайнего сказал? Он из мафии, и к тому же судимый. С судимыми проще язык общий найти, чем с дилетантами. Они на своей шкуре все испытали. Я тебе по дружбе секрет открою, так уж и быть. Кто нам, в основном, помогает? Стучит, то есть? Как ни странно, судимые. Во-первых, они знают больше, а во-вторых, многие таким образом откупиться хотят. Сам воруй, но и милицию не забывай, что-то доводят до сведения. Вроде как к ним и отношение другое – помягче. Так что Балдинг, может, что-нибудь и расскажет. Рыльце у него, чувствую, в большом пушку. Может, конечно, и не повезет пошлет нас подальше или вообще дверь не откроет. Бывает и так, но мы попробуем. Он пока единственный, кто того мужика может нам сдать, того, с которым Яковлев в «Иве» пил. Судя по всему, тот у Балдинга шестерит, как Молодцов говорил. Так, кажется, это его дом, ну-ка, найди номер.
Большой красный дом на Зеленина, с колоннами на фасаде и гастрономом внизу. Ага, подъезд. Кажется, здесь.
– Что будем делать, если его дома нет?
– Подождем.
– Сколько? Пару недель? А вдруг он тут вообще не живет? Прописан только?
– Звони.
В ответ – тишина. Миша дернул ручку. Дверь распахнулась. Замок – ригель, без ключа не закрыть. Заходи кто хочешь. Тук-тук. Хозяин, ау.
В центре однокомнатной квартиры на пушистом ковре лицом вниз лежал Балдинг, голова его была закрыта подушкой. Кивинов на цыпочках подошел к нему и откинул подушку в сторону. Говоря Мишиным языком, головная коробка была разнесена выстрелом в упор.
В подушке виднелась прожженная пулей дыра. Хороший глушитель. Кивинов оглянулся. А квартирка ничего – аппаратура «Тыр-пырсоник», «маде ин джапан», значит, Тайвань. Костюмчик крутой на покойном, девочки на стенах.
Кивинов вздохнул, вспомнив про «наезд». А могли бы успеть.
«Ну на фига я сюда влез, а? Не сунулся бы, глядишь, и Балдинг жив-здоров был бы. А так лежит тут с коробкой, вернее, с дыркой в коробке.
Все, завязал. Сейчас свалим отсюда и плевать на все, а то самого грохнут, как Балдинга».
– Миша, кончай курить и не гаси хапец о полировку. Значит так: если докопаются, что мы его в «Плакучей иве» искали, скажем, что он драку видел, хотели спросить. И все. А про Аяврика ни слова. Тогда точно нам глухаря возбудят, Соловец меня прибьет.
– А как сообщить, что он умер?
– Ты в детстве хулиганом не был? А я был. Пойдем покажу. Дверь пошире, настежь, звони соседям. А что теперь? Как что? Бежать!
Прошло две недели. Министерская проверка уехала. Соловец истратил все деньги с оперрасходов, впрочем, как и предполагалось. Курьер «отделение-магазин» работал без перерыва. Когда же ревизоры уехали, Соловец так и не понял, что они проверяли.
Опер 22-го убойного отдела Главка, а если официально – отдела по раскрытию убийств, Гриша Борисов развалился на диване у Соловца. Рядом сидел Петров и смолил сигарету.
– Я к вам из Петроградского района, посадили на убийство Балдинга. Глухо как в танке, даже не установить, где работал. А когда перспективы нет, я не люблю, поэтому и сбежал оттуда. Если начальство искать будет, я где-нибудь тут, старое убийство раскрываю. Как говорится, старый труп лучше новых двух. Ха-ха-ха.
Гриша был слегка не в форме. В его «дипломате» что-то перекатывалось с характерным позвякиванием, причем по тембру угадывалось, это «что-то» уже почти пустое.
– Знаешь, Георгич, как говорится в армии, все наши беды от незастегнутой верхней пуговицы.
– Ты это к чему? – не понял Соловец.
– Да вот к чему. Я недавно в Выборгском районе был – там жена мужа по пьяни ножом пырнула, он кровью истек и помер. Местные опера девчонку до полусмерти затра… замучили. Она сидит, ревет и ничего не говорит, а потом вообще какую-то ерунду стала выдумывать насчет того, что он сам себя. А я взял ее, заперся в кабинете, поговорил ласково, успокоил, ну, она мне явку с повинной и написала. Я это к чему – в нашей работе не крик и кулак нужны, а голова. Нужно к человеку в душу влезть, понять его, посочувствовать, а то мы по старинке, нахрапом. Молодежи учиться и учиться у нас, стариков. Вот ты, – обратился он к Петрову, – когда я к тебе заглянул, с кем мучился?
– Так, с мужиком одним. Он деньги у соседки по коммуналке спер, а признаться не хочет.
– Давай его ко мне, сейчас я с ним спокойно поговорю, и он мне все расскажет. Главное – убедить. Миша снял трубку местного телефона.
– Это Петров. Там, в камере, человек за мной сидит, его сейчас Борисов возьмет поработать.
– Где тут у вас место есть, чтобы не мешали?
– Оставайся у меня, – сказал Соловец. – Я все равно скоро уеду, а пока у Миши посижу.
Борисов привел человека из дежурки и заперся у Соловца. Тот перешел к Петрову. Минут пятнадцать в кабинете Соловца было тихо.
– Интересно, расколет? – спросил Петров у начальника. Тот пожал плечами, и в этот момент сокрушительный удар потряс стену кабинета.
– Ого, – удивился Соловец. – Это где?
– Где, где – у тебя!
К Петрову заглянул Кивинов.
– Это у вас?
– Нет, – ответил Соловец, – Это Борисов в душу влезает, и кажется, очень настойчиво. Правильно это он сказал – в нашем деле без головы нельзя, без чужой.
