Около года назад эта весьма темпераментная дама, занимавшаяся собственным бизнесом, влипла в историю, связанную с убийством ее зарубежного партнера, да еще и в качестве основной подозреваемой… История в свою очередь попала в Генеральную прокуратуру, прямехонько на стол к Турецкому, которому пришлось вести расследование в компании с представителями ФСБ: партнер подозревался, помимо всего прочего, еще и в шпионаже… Словом, над супругой Семена Львовича Зоскина, известного в столице гинеколога, нависла целая гроздь нешуточных подозрений. И если бы не Александр Борисович Турецкий, еще неизвестно, чем бы все тогда кончилось.
— Лучше скажи, — спросил он, — как ты себя чувствуешь и что говорят доктора?
— Отлично я себя чувствую — это во-первых, и у меня сейчас Катя — это во-вторых!
— Та-а-ак, — обиженно протянул Турецкий, который и в лучшие-то времена ревновал жену к ее лучшей подруге. — Катя, значит… ну-ну! А бедный Шурик, выходит, лишний в этом женском царстве!
— Да ладно тебе, — смягчилась Ирина. — Я ж тебе еще в-третьих не сказала! Кроме того, вечером, после шестнадцати и до восемнадцати, ты вполне можешь приехать!
— И что там в-третьих?
— Шур, мне делали УЗИ после капельницы…
— И… что?
— Да не пугайся ты так, честное слово, смешной какой… Просто они теперь знают, кто у нас будет, мальчик или девочка!
— Чего ж ты молчала?! Кто у нас будет?..
— Не знаю… — И поскольку ее муж растерянно молчал, пояснила: — Я, Шурик, попросила их мне не говорить кто… И ты, если тебе скажут, тоже мне не говори, слышишь?
— Слышу… — пробормотал Турецкий. — А… а почему?
— Нипочему, — жалобно отозвалась Ирина Генриховна. — Просто не хочу знать — и все!
— Ладно, если узнаю, не скажу, — пообещал Александр Борисович. — Я к тебе приеду часов в пять, Ириша. Сейчас вот поговорю с Меркуловым — и сразу к тебе!
Он выключил связь и, поднявшись из-за стола, направился прочь из кабинета: наверняка Косте уже доложили, что он здесь, и тот, понятное дело, недоумевает, почему Турецкий сразу к нему не заглянул… На душе у Александра Борисовича отчего-то сделалось после разговора с женой тяжело, смутная тревога начала расползаться как едкий дым от недогашенного костра… Почему Ирина не желает знать, какого пола у них малыш?.. Что это, один из капризов, которыми столь обильно страдают беременные, или интуитивное предчувствие чего-то… чего-то нехорошего?.. Дурак он, что послушался Ирку и оставил ее там на попечение медсестер и Кати!
Вот завтра как приедет туда спозаранку, так и будет сидеть с ней до следующего утра! В конце концов, у него еще целые сутки отпуска, имеет право!
Уже подходя к приемной Константина Дмитриевича Меркулова, Турецкий подумал о том, что завтра первое судебное заседание над шайкой Цезаря, подгадав к которому они и взяли наконец ее главу и подзадержавшихся вместе с ним на воле сотоварищей… Наверняка Меркулов потребует, чтобы и он, Турецкий, присутствовал на заседании… Ничего, обойдутся! Хватит с них и переданных лично Александром Борисовичем суду сорока томов дела по обвинению Цезаря и его бандитов.
Хочет того Костя или нет, но и он, Александр Борисович Турецкий, имеет полное право на законный отпуск, тем более с учетом семейных обстоятельств!..
Войдя в приемную шефа с самым решительным выражением лица, Александр Борисович на мгновение просиял улыбкой, здороваясь с его бессменной умницей секретаршей Клавой, и, вновь посерьезнев, взялся за ручку начальственной двери. Разумеется, с благосклонного Клавочкиного кивка-разрешения.
Он был уверен, что, если речь зайдет о Цезаре, сумеет настоять на своем и больше, что называется, мизинцем не прикоснется к этому делу… Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает!
3— Честно тебе скажу, Саша, не ожидал я от тебя… Не ожидал! Вот так запросто взять да и похерить собственные немалые труды, продинамив первое же судебное заседание!..
Константин Дмитриевич Меркулов отбросил в сторону ручку, которой что-то писал в момент появления Турецкого, и, поднявшись, выбрался из-за своего стола.
Не ждавший столь активного нападения начальства, можно сказать, прямо с порога, Александр Борисович слегка растерялся.
— Слушай… — он нерешительно посмотрел на шефа, — а что за надобность такая, я бы сказал, не в меру острая?.. Все дела на этих отморозков, включая самого Цезаря, я передал — если помнишь, сорок томов… Да там на три пожизненных каждому хватит, не говоря о самом Пашке!..
— В общем, Саня, — Меркулов вздохнул и, подойдя к окну, оперся спиной о подоконник, серьезно глядя на друга, — на судебном заседании завтра тебе надо быть обязательно. Дело вел ты, и всех деталей лучше тебя никто не знает.
— Слушай, Костя, знаешь что! У меня жена в больнице, ее здоровье и здоровье ребенка, можно сказать, на волоске висит! А я, вместо того чтобы находиться рядом, на суде без особой надобности сидеть буду, да еще и в последний день очередного отпуска?.. Нет уж, дорогой, уволь!..
Они немного помолчали. Во время паузы Меркулов хмуро глядел себе под ноги, а высказавшийся Турецкий слегка успокоился. Заговорил Константин Дмитриевич, явно размышлявший о чем-то своем:
— Что, с Ириной совсем плохо?
— Да неважно, особенно по ночам… Я сегодня вообще намерен у нее в палате ночевать, мало ли что…
— А если сиделку оплатить?
— Рад бы в рай… Да у них там и так рабочих рук не хватает! Спасибо большое, что Семен Львович разрешил нам с Иркиной подругой по ночам возле нее дежурить. По большому блату, заметь! Ирка, конечно, сопротивляется, храбрится и все такое, но я сегодня все равно там останусь!.. Костя, ты не представляешь, как я за нее переживаю, просто не представляешь…
— Почему не представляю? — возразил ему Меркулов. — Еще как понимаю… и сочувствую… Но, Саня, я тебе кое о чем еще не сказал касательно Цезаря…
— Ну? — Турецкий хмуро глянул на шефа.
— В общем, дело в том, что этот поганец с первого момента, как его взяли, начал косить под дурака… Мне двадцать минут назад звонили из Бутырок: какая-то там независимая комиссия его уже успела осмотреть… Ему почти верят!.. А что это означает, ты и без меня в курсе: два года в Сербского — и гуляй, Цезарь, дальше… И все наши, по преимуществу твои, между прочим, труды псу под хвост… Вот и все.
Александр Борисович, по мере того как Меркулов говорил, медленно поднимался со своего места, неотрывно глядя на Константина Дмитриевича. — Стой… — произнес он негромко, едва тот умолк. И тут же почти выкрикнул: — Садовничий под дурака?.. Как?!
— Да так, легко, — хмуро буркнул Меркулов, не глядя на Турецкого. — Не забыл, что у него за спиной два курса театрального?.. Ну вот и косит — вполне удачно… Ни с кем не разговаривает, в том числе с собственным адвокатом, только поет…
— Что он делает?
— Поет…
— Что поет?!
— Песни, Саня, он поет, песни… Типа «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед…»
Семен Львович Зоскин, главврач роддома, дожидался Турецкого, предупредившего его о своем появлении, в коридоре, на мягком диванчике напротив Ирининой палаты. Рядом с ним сидела молоденькая медсестричка, красная от смущения, с задорно поблескивающими глазками: похоже, доктор был не из тех мужчин, которые зря теряют время. Однако едва Александр Борисович показался в конце коридора, как сестричку словно ветром сдуло, а Зоскин, моментально посерьезнев, поднялся навстречу «важняку»:
— Присаживайтесь, Александр Борисович, все равно Ирина Генриховна сейчас спит!
— Она там одна? — встревоженно поинтересовался Турецкий.
— Одна, но в этом нет ничего страшного… Ее подружка только что ушла, минут пять назад… Сегодня мы сделали вашей очаровательной супруге полное обследование… Точнее, завершили начатое и затем прерванное ее побегом домой. Вот ждем результатов анализов… Вы как, хотите знать пол будущего малыша или тоже…
— Хочу! — живо отозвался Турецкий. — Кто?
— Девочка. — Доктор улыбнулся.
— Вот и хорошо, это мне как-то привычнее… А если без анализов, что-то вы можете сказать относительно ее состояния уже сейчас?
Семен Львович на секунду задумался, потом кивнул:
— Если вы имеете в виду рекомендацию, то да, Ирине Генриховне сейчас нельзя волноваться… Совсем! Вы и сами, вероятно, понимаете — возраст… Я вас не пугаю, боже упаси! Но ее состояние таково, что даже неожиданный резкий звук может вызвать выкидыш… И еще — я вам как мужчина мужчине советую: будьте сейчас с ней рядом. Я заметил: большая часть волнений вашей супруги связана непосредственно с вами… Понимаю, у вас работа такая, при которой жены за своих мужей спокойными не бывают никогда. Тем более советую вам побыть с ней. Поверьте, дело не в наших с вами отношениях: если бы речь шла о любой другой женщине, я бы тоже пошел на… э-э-э… нарушение правил внутреннего распорядка!
