Полетаев встретил Новый год в одиночестве. Почти в одиночестве…
Лишь только Кремлевские куранты пробили двенадцать, Федя Полетаев, совсем не жаждавший праздновать встречу вместе с давно надоевшими Федором Устимовичем и Иваном, немного выпил и в час ночи отправился в зону поздравить своих пациентов, кто не спал, конечно, и заглянуть к новенькому, к Иванову.
Полетаев посоветовался с Кошкиным: что, если попробовать шоковую терапию, которая пусть хоть и редко, но применяется в случаях потери памяти — электрошок, химическая шоковая дубинка… На это Кошкин сказал, состроив таинственную физиономию, что особым лечением потерявших память занимается сам Кузьмин. Кошкин сказал, что как раз застал его в момент, когда главврач вводил пациенту свое новое достижение в фармакологии.
«Любопытную дрянь он синтезировал, — говорил Ваня Полетаеву. — Но только ты смотри, Федя, средство еще не запатентовано… Так что я тебе ничего не говорил, понял?!»
Федор Полетаев пообещал, что он никому не проболтается. А в душе снова страшно позавидовал талантливому Кузьмину, который раньше когда-то работал аж в закрытом институте в Москве!
И сейчас, когда Новый год и все бывшие советские люди празднуют и веселятся кто как может, а он в одиночестве, ему захотелось пообщаться с Ивановым и посмотреть, не произошли ли изменения после введения нового лекарства.
Контролеры пили в своей комнате, на полную громкость орал телевизор, а больные — Полетаев заглянул в несколько квадратных окошечек в дверях, ведущих в палаты, — все спали. Так что поздравлять практически оказалось некого.
У Полетаева был ключ от всех палат своего отделения, но ключ, который подходил ко всем дверям во втором отделении, где находился Сергей Иванов, у него отсутствовал. Но Федя знал, что за исключением особых палат, например той, где содержался Василий Найденов, один ключ подходит ко всем дверям, на которых не амбарные, а тюремные замки.
Полетаев решил не обращаться к контролерам, чтобы не вызывать лишних вопросов. Он поднялся на второй этаж и, подойдя к двери с надписью, выведенной масляной краской, «18», вставил свой ключ в замок, повернул, и дверь открылась, противно визгнув несмазанными петлями.
— Да-да, войдите, — послышалось из камеры, освещенной тусклой лампочкой под высоким потолком.
Это был голос Сергея Сергеевича. Оказывается, он не спал.
«Да он еще и шутник, этот Иванов», — подумал, усмехнувшись, Федя.
— Извините, что разбудил вас, — улыбнулся Полетаев.
— Да я и не спал. Думал…
— Думали? О чем же? Мечтаете, как бы в новом году вылечиться?
— Нет, не мечтаю. Я пытаюсь вспомнить…
— Не стоит слишком напрягаться, Сергей Сергеевич, — мягко сказал Полетаев, присаживаясь на грязно-коричневое одеяло, которым прикрывался Турецкий. — Ничего не вспомнили?
— Пожалуй, нет, — вздохнул Турецкий.
— Надеюсь, трудотерапия поможет. У нас днем все пациенты шьют рабочие халаты, перчатки, верхонки. Но есть и один слесарный станок. Вы же слесарь? Вот когда главврач разрешит, вы сможете приступить к работе. Тогда, надеюсь, — рефлексы обычно не забываются — вы вспомните, как точили детали, как стояли за станком. А за рефлексом, будем надеяться, потянутся и воспоминания. Как думаете?
— Я раньше был слесарем? — хмуро спросил Турецкий.
— Естественно. Да вы посмотрите на свои руки. — Полетаев вытащил из-под одеяла руки Турецкого.
Но руки больного были на удивление тонкими, можно даже сказать, холеными.
Полетаев ничего не сказал, лишь положил руки Турецкого на одеяло.
Очень странно, но руки больного были совсем не похожи на руки слесаря. А может быть, он вообще не слесарь? Может быть, этот мужик даже и не Иванов?! Тогда кто он?!..
Федя Полетаев почувствовал, как сердце в груди забилось не хуже чем Кремлевские куранты. Он понял: с этим Ивановым что-то не чисто. Федя Полетаев понял наконец-то… наконец-то он выяснил для себя, зачем он здесь, в Ильинском, нужен! Зачем здесь торчит, в этой страшной, угнетающей и таинственной психзоне!
Нет, он, Федор Полетаев, здесь не для того, чтобы отрабатывать положенное после мединститута. Он здесь для того, чтобы раскрыть эти многочисленные странности, которые за последний год стали расти, словно снежный ком…
Странные люди без памяти… Странные занятия Кошкина, его подозрительная любовь к патологоанатомии и гипнозу… Странные и, мягко говоря, таинственные, а если быть более точным — засекреченные увлечения Кузьмина…
«Только тайна дает нам жизнь, только тайна!» — подумал Полетаев, вспомнив строчки Гарсия Лорки. И даже выдохнул едва слышно:
— Да, только тайна…
— Тайна? — спросил Турецкий. Он хотел подняться, сесть на кровати, но Полетаев попросил его не беспокоиться.
— Я говорю, что я люблю всяческие тайны… А вы, Сергей Сергеевич?
— Я тоже, — бодро ответил Турецкий.
— Скажите, а что вы любите вообще… ну, допустим, читать вы любите? Или какие фильмы любите, какие герои больше нравятся?
— Я люблю книги… Люблю читать про следователей. Кинофильмы — тоже, — ответил Турецкий.
— Надо же, как у нас совпадают интересы. Значит, про следователей?
— Да, именно. Я, видимо, сам когда-то хотел стать следователем, но не получилось, — вздохнул Турецкий.
— Ну ничего страшного, получится когда-нибудь. А кинофильм «Любимая женщина механика Гаврилова» вам не нравится? Там Гурченко играет. Не помните?
— Кажется, видел. Нет, не помню.
— Ясно, — вздохнул Федор Полетаев. — Жена, дети у вас есть или нет? Тоже не помните?
— Нет.
— Ну ничего, дорогой, обещаю, что займусь тобой, — вставая, похлопал по руке Турецкого Федор Полетаев. — Еще раз поздравляю с Новым годом. Мы тебя обязательно вытащим. Только если ты будешь помогать мне, помогать вспомнить…
— Помогу, если смогу, — хмуро ответил Турецкий. — Значит, уже Новый год? И давно?
— Да сегодня наступил, — улыбнулся Полетаев. — Не забыл, какой по счету?
— Нет, — в ответ улыбнулся Турецкий. — Это не забыл. А как называется больница? Я ведь болен, значит, я в больнице?
— Да, ты, конечно, болен, но ты не совсем в больнице. Ты совершил уголовное преступление, из-за того что был нездоров. Ты немного порезал ножом своих товарищей, а потом хотел перерезать себе вены стружкой от деталей, которые вытачивал на заводе. Но обошлось. Товарищи, на которых ты кидался с ножом, остались почти невредимы… А тебя, как видишь, откачали… — Полетаев вновь взял руку Турецкого и посмотрел на запястья. Обе руки были чистые, без шрамов, без малейшего намека на порез…
«Дурак ты, Полетаев, — подумал Федя. — Только круглый дурак мог раньше не догадаться обо всем!»
— А имя Сергей тебе нравится, Серега? — спросил врач.
— Нет.
— Тебе не нравится, как тебя зовут?
Турецкий прикрыл глаза и неопределенно ответил:
— Нет, пожалуй, не очень.
— Ясно… Ну держись, мужик, мы тебя постараемся никому не отдать… Только у меня просьба будет. Ты сны видишь? Запоминаешь сны, если видишь?
— Кажется, да.
— Пожалуйста, постарайся запомнить все, что тебе приснится, потом расскажешь мне.
— Договорились, — улыбнулся Турецкий.
Полетаев еще раз похлопал по руке лежащего Сергея Сергеевича и, тихонько скрипнув дверью, вышел из палаты-камеры.
А Турецкий вдруг вспомнил! Вспомнил, что забыл спросить, в какой местности находится это заведение, в котором оказался. Он вскочил с постели и бросился к двери:
— Постой! Подожди!
Полетаев, обеспокоившись, что на крик Турецкого придут контролеры, быстро открыл дверь:
— Тише! Что еще надо?
— Скажи, где наше заведение находится? В Германии?
— Почему это в Германии? — удивился Федор.
— Не знаю, мне так показалось…
— Нет, мы в Смоленской области, неподалеку от села Ильинского. Тебе это о чем-нибудь говорит?
— Кажется, ни о чем, но что-то очень знакомое, — протянул Турецкий.
— Ладно, если кажется, что знакомое, то закажи себе сон, чтобы приснилось то, что тебе хоть немного знакомо. Попробуешь?
— Попробую, спасибо тебе, товарищ…
— Зови меня просто Федя. Федор я, — улыбнулся Полетаев и зачем-то протянул Турецкому руку.
Турецкий пожал протянутую крепкую ладонь Федора Полетаева, и от этого рукопожатия ему передалась спокойная уверенность.
— Я буду надеяться, что ты меня вылечишь.
— Только не ори тут ночью, понял, а то санитаров накличешь. И не говори никому, что я приходил к тебе, все понял? Не забудешь?
— Уж это-то не забуду, — кивнул Турецкий.
Полетаев осторожно закрыл дверь на ключ и, никем не замеченный, вернулся через свое третье отделение к выходу. Распрощался с контролерами и отправился домой.
«Надо будет завтра поздравить Кошкина и Кузьмина с Новым годом и хорошенько подпоить. Завтра же надо их расколоть… Попробовать, по крайней мере», — думал, шагая по скрипящему под ногами снежку, врач-психиатр Федя Полетаев.
