class="p1">Элизабет целует Стефана в макушку. Пытается его вдохнуть.
— Я понимаю, — отвечает она. — Но несмотря ни на какие слова в мире, когда я лягу спать сегодня, твоей руки больше не будет в моей. Это все, что мне известно.
— Подловила, — говорит Стефан. — На это у меня нет ответа.
— Горю нужны ответы не больше, чем любви. И это не вопрос.
— А ты купила молоко? — спрашивает Стефан. — Гости захотят чаю.
— Оставь мне заботы о молоке, — просит Элизабет.
— Я не знаю, зачем мы на этой земле. Честно, не знаю. Но если бы я искал ответ, то начал бы с того, как сильно я люблю тебя. Я уверен, что ответ где-то там — внутри нас. Я уверен. В холодильнике осталось полбутылки, но этого вряд ли хватит. Иногда я забываю, что люблю тебя, ты знала об этом?
— Конечно.
— Я рад, что теперь помню, — говорит Стефан. — И я рад, что больше никогда не забуду.
Веки Стефана начинают смыкаться. Все идет именно так, как говорил Виктор. Именно так, как они обсуждали со Стефаном. Насколько это было в их силах. В последний раз они прочитали письмо вместе.
— Тебе захотелось спать? — спрашивает Элизабет.
— Немного, — отвечает Стефан. — Сегодня был напряженный день, да?
— Именно так, Стефан, именно так.
— Напряженный, но счастливый, — говорит он. — Я обожаю тебя, Элизабет. Жаль, что так вышло. Но ты разглядела во мне все самое лучшее? Так же было не всегда?
— Ты был моей мечтой, — отвечает Элизабет.
В моменты прояснений все сомнения Стефана рассеиваются. Его время подходит к концу.
— Они позаботятся о тебе? Твои друзья?
— Постараются, насколько смогут, — говорит Элизабет.
Но все подумают о выборе, который сделали бы на месте Стефана. Какой выбор сделала бы сама Элизабет? Она не знает. Но Стефан нисколько не сомневался.
— Джойс, — говорит Стефан. — Джойс — это твоя подруга.
— Так и есть.
— Передай Калдешу, что я скоро с ним увижусь. В выходные, если он никуда не соберется.
— Я передам, мой дорогой.
— Хочется на минутку прикрыть глаза, — говорит Стефан.
— Конечно, — отвечает Элизабет. — Я думаю, ты заслужил отдых.
Глаза Стефана закрываются. Его голос становится сонным.
— Расскажи мне, как мы впервые встретились, — просит он. — Эта история моя любимая.
Эта история любимая и для Элизабет.
— Однажды я увидела прекрасного мужчину, — начинает она. — И сразу поняла, что влюбилась. Потом я уронила перчатку возле книжного магазина, а он поднял ее и отдал мне. С тех пор моя жизнь изменилась навсегда.
— Он был красив?
— Невероятно красив, — отвечает Элизабет, и слезы текут из ее глаз потоком. — Ты даже не представляешь насколько. И, знаешь, моя жизнь не изменилась в тот день, Стефан. Она началась.
— Похоже, везучий сукин сын, — сонно говорит Стефан. — Ты будешь видеть меня в снах?
— Конечно. А ты будешь видеть меня в своих, — обещает Элизабет.
— Спасибо тебе, — выдыхает Стефан. — Спасибо, что даешь мне поспать. Это именно то, что мне нужно.
— Знаю, любимый, — говорит Элизабет и гладит его по волосам до тех пор, пока у него совсем не останавливается дыхание.
Джойс
Я даже не знаю, что сказать. Или сделать. Так что просто напишу то, что приходит на ум. Вроде как подумаю вслух.
Скорая помощь приехала около пяти часов вечера. Без сирен, что, как правило, говорит само за себя. Когда уже незачем спешить.
Когда видишь скорую помощь, всегда задаешься вопросом, к кому она едет. Это вполне естественно. Однажды она приедет за вами, и тогда другие люди будут смотреть на нее и обсуждать происходящее. Такова жизнь. Похоронное бюро обычно пригоняет длинный белый фургон. И это тоже не в диковинку для Куперсчейза.
Стефан умер. Элизабет поехала с ним в машине скорой помощи. Я бросилась к ней, как только поняла, что происходит. Но добралась лишь к тому моменту, когда в машину уже клали тело. Элизабет садилась на заднее сиденье. Поймав мой взгляд, она кивнула. Элизабет была сама на себя не похожа — будто призрак какой. Я протянула ей руку, и она ее пожала.
Я сказала, что немного приберусь, пока ее не будет. Элизабет поблагодарила и ответила, что будет только рада. Я спросила, был ли уход мирным, и она ответила, что для Стефана, безусловно, да.
Я видела, как Рон спешит к нам, прихрамывая на колено и бедро. Он выглядел таким старым… Элизабет закрыла дверь скорой помощи раньше, чем он успел до нас добраться.
Рон держал меня, пока уезжала скорая. А ведь я должна была догадаться, верно? Должна была догадаться, что задумали Элизабет со Стефаном. Но что бы я могла им сказать? Что бы вы сказали?
Тут сказать нечего, и все же я хочу кое-что заметить.
Я бы не смогла сделать подобный выбор, это точно. Если бы я была Элизабет, а Джерри — Стефаном, то я бы цеплялась за него до последнего. Я нашла бы ему хорошее место в хорошем доме престарелых и навещала бы каждый день — по мере того как он переходил бы от знакомства со мной к узнаванию меня, к непризнанию меня и даже к тому, что никогда обо мне не слышал. Я бы приняла все до конца. Моя любовь не допустила бы иного исхода. Я знаю многих, кто заботится дома о своих любимых, о тех, кто медленно умирает, и вы бы не пожелали такой участи даже злейшему врагу. Но покончить с этим разом? Покончить прежде, чем придет естественный конец? Я на такое точно бы не пошла. Пока жива любовь, я ни за что не решилась бы ее убить.
Но все это касается лишь моей любви, верно? Что, если бы моя любовь жила, а любовь Джерри уже нет? Что, если я просто думаю о той радости, которую доставил бы мне взгляд на него и возможность его обнять? О той радости, которая продлилась бы гораздо дольше, чем его? И все это понимая, что каждый вечер и каждое утро он будет засыпать и просыпаться в одиночестве, испуганный, сбитый с толку?
Я и в самом деле не знаю. Деменция не лишает до конца радости и любви, даже если чертовски старается. Да, остаются улыбки и смех, но появляются и крики боли. Два года назад или около того у нас в
