— Каин, что происходит? — заорал Ромеро. — Мне скучно.
Казалось, кличка подстегнула Лукаса, как плеть, и он нанес матери жестокий удар кулаком в лицо. Элена упала, и Лукас пнул ее ногой в живот, заставив скрючиться. Теперь она поняла: для сына нет ничего страшнее, чем разочаровать Падре.
Лукас засмеялся, видя, как Элена корчится от боли.
— Ты правда не собираешься защищаться?
Он подбежал, чтобы снова пнуть ее, но оказался не готов к тому, что Элена не станет покорно сносить очередной удар. И упал, когда она, пересилив себя, ударила его ногой по голени.
— Ну наконец-то началась забава, — оживился Ромеро.
На шоссе Кольядо-Вильяльба — Моральсарсаль выли сирены. Поместье Эррадура, о котором сообщила Марьяхо, находилось за деревней Моральсарсаль, на пути к Серседе. Оно занимало небольшую территорию и состояло из жилого дома и какого-то строения, назначение которого по спутниковым снимкам Google определить не удалось.
— Что мы там увидим?
— Понятия не имею.
— Что будем делать?
— Если надо — стрелять. — Ордуньо был настроен решительно. — Безжалостно и сразу.
Элена была уверена, что позволит сыну убить себя, не сопротивляясь, но что-то ей помешало. Она стала защищаться, стараясь уворачиваться от ударов Лукаса, но не бить сама. Не потому, что не хотела, а потому, что он был превосходным рестлером. Против него у нее не было шансов. К тому же своим ударом сын повредил ей нос, может, даже сломал, и ей трудно было дышать. Она чувствовала, как с подбородка капает кровь.
Вдруг раздался лай. Элена догадалась, что это собаки Ромеро, и Лукас подтвердил ее догадку.
— Это Пешт и Буда, ты их видела? Я часто с ними играю.
Этим он хотел сказать, что, если собак впустят в клетку, его они не тронут.
Теперь не только Лукас наскакивал и отступал: сбросив туфли, Элена тоже начала перемещаться по клетке. Лукас попытался сбить мать с ног, но она успела подпрыгнуть. И приземлилась точно ему на ногу. Он вскрикнул от боли, но тут же улыбнулся.
— Ты сделала мне больно, ты сделала больно своему бедному сыночку! — Лукас сморщился, как будто собираясь заплакать.
Все оглянулись. Вдалеке завыли сирены.
— Закругляйся уже, Лукас! — крикнул Ромеро. И бросил в клетку нож.
Элена попыталась его перехватить, но сын оказался проворней. Он засунул нож за пояс и пристально посмотрел на Элену: игре пришел конец. Лукас бросился вперед и ударил ее кулаком под дых. Элена согнулась пополам от боли, но, когда сын приготовился ее добить, собрав неизвестно откуда взявшиеся силы, она дала ему пощечину, а потом ударила головой в нос. Кровь залила Лукасу лицо, и он окончательно рассвирепел. Сирены завывали все ближе. Лукас снова накинулся на Элену, она упала, Лукас сел на нее верхом. Она больше не сопротивлялась. Лукас выхватил из-за пояса нож, лезвие сверкнуло у нее перед глазами. В лицо брызнула кровь, и Элена удивилась, что в состоянии думать с перерезанным горлом. Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, что это кровь сына. В последнее мгновение Лукас развернул нож и перерезал себе горло, глядя на мать пустым, равнодушным взглядом.
Ромеро тоже не сразу понял, чем закончился бой. Несколько секунд он сидел неподвижно, в полном оцепенении.
Сирены умолкли, и зазвучали выстрелы. Это члены «Пурпурной Сети» отбивались от полицейских из ОКА. Плакать было некогда. Тело Лукаса рухнуло на Элену, и ей оставалось только его обнять. Дверь клетки открылась, в нее вбежали Буда и Пешт. Обессиленная, опустошенная, Элена сама не поняла, как сумела схватить нож, чтобы защищаться от псов. Почти одновременно прогремели два выстрела — Чески и Ордуньо. Обе собаки рухнули, не добежав до Элены.
Теперь она стояла на коленях возле Лукаса. Сын убил себя, чтобы спасти ей жизнь, и этим доказал, что все еще мог сострадать, что в его окаменевшем сердце осталась тонкая щель, куда Элена могла бы проникнуть, чтобы его спасти. Но не спасла. Хотя сделала все, что было в ее силах. Вся в синяках и ранах, возможно, даже с переломанными костями, скорбя о смерти сына, она впервые за долгое время почувствовала, что жива.
Глава 79
Каждое утро, выходя из дома, Аурора обещала себе, что будет вести себя хорошо, что не станет затевать споров и ссор, даже если ей придется глотать унижения, и сделает все возможное, чтобы не потерять эту работу. Ее взяли в один из супермаркетов Карабанчеля расставлять на полках товары, и за это надо было благодарить бога. У Ауроры не было ни образования, ни трудового стажа, полжизни она провела в приюте, а два последних года — в аду. Найти работу таким, как она, очень трудно, если не сказать — невозможно. Элена устроила ее официанткой в бар, где раньше завтракала, на замену румынскому официанту Хуанито, открывшему в Пуэбло-Нуэво собственное заведение. Аурора продержалась там до того дня, когда Хуан, ее начальник, сказал Элене, что очень сожалеет, но не может больше держать у себя эту девицу. Он прощал ей лень, неуклюжесть и невнимательность, но перебранка с посетителями на повышенных тонах недопустима. А когда Аурора подала холодный кортадо сеньоре по имени Маруха, долгие годы ровно в шесть приходившей в кафе за круассаном и кофе, дело чуть не дошло до рукоприкладства!
Во второй раз девушке помог Сарате, лично знавший заведующего карабанчельским супермаркетом. Аурора терпеть не могла своего начальника, и ей почти ежедневно приходилось сдерживаться, чтобы не ударить его кулаком, но она понимала, что должна научиться терпению. Девушка позволила себе только одну выходку — кражу коробки глазированных конфет в подарок Габриэле. Та их обожала, и Аурора решила хоть немного отблагодарить ее и Абеля за все, что они для нее сделали. Если бы не Мар, Аурора, конечно, переехала бы к ним в Уруэнью. Она стыдилась этой мысли, но иногда ей казалось, что жизнь станет намного лучше, если мать так и не придет в себя.
Элене она тоже хотела что-нибудь подарить, например бутылку граппы, но инспектор попросила больше с ней не общаться: девушка была частью прошлого, которое Элена пыталась забыть.
Платили Ауроре мало, зарплаты едва хватало на съемную комнату, но Элена на прощание подарила ей мобильный телефон, и по вечерам Аурора развлекалась игрой в шарики.
Каждый день она ходила в больницу навещать Мар. Мать по-прежнему была в коме, и врачи уже потеряли надежду, что она когда-нибудь очнется. Ауроре нравилось сидеть около ее кровати, гладить Мар по голове и рассказывать ей, как прошел день. Как ругался начальник, как одна девушка на работе, Ребека, поссорилась со своим парнем, и все в этом духе. Ребека тоже расставляла товары в магазине, и постепенно они подружились. Когда темы для рассказов заканчивались, Аурора играла в шарики, пока медсестра не говорила ей, что посещение закончено.
Раз или два в месяц, в ее выходной, за ней заезжал Абель и отвозил в Уруэнью. Там она проводила целый день, рассказывала Габриэле новости, и они вместе готовили обед. Габриэла познакомила Аурору с бразильскими национальными блюдами; некоторые нравились девушке, другие — нет. Абель и Габриэла обещали, что возьмут ее с собой в отпуск. Габриэла была родом из города Сальвадор-де-Баия; она подарила Ауроре ленту из местной церкви, Носсу-Сеньор-ду-Бонфин-де-Баия. Пока Габриэла повязывала ленту ей на запястье, Аурора должна была загадать желание. Оно исполнится, когда лента упадет с руки, но стаскивать ее нельзя: лента должна упасть сама.
И вот настал необычный день — Аурора поняла это с самого утра. Во-первых, в квартире стояла непривычная тишина. В других комнатах жили шумные румыны и трое колумбийцев, имевших привычку громко петь, собираясь на работу. Но сейчас было тихо.
Во-вторых, подходя к автобусной остановке, Аурора посмотрела на запястье и увидела, что лента исчезла. Может быть, порвалась ночью и вечером Аурора найдет ее в постели, которую застилала второпях. Габриэла верила в чудеса, но Аурора от ленты ничего не ждала, она привыкла никогда не ждать ничего хорошего.
