Ознакомительная версия.
— Те самые?
— Они, голуби, — подтвердил Грязнов. — Покажи Ирине, чтоб ее зря не дергать, а после проведем уже официальное опознание.
— А у меня для тебя, между прочим, тоже есть кое-что, — таинственно сказал Турецкий.
— Ну не томи!
— А вот поедем ко мне, покажу…
бабки в этот день они решили подбить в кабинете Александра Борисовича. Настроение было почти отличным. И главным образом за счет того, что на стоянке возле МУРа теперь уже прочно будет находиться до появления господина отставного генерала Питера Джеймса Реддвея эксклюзивный, будь он неладен, автомобиль. И никто больше не сможет его украсть. Хотя, как говорится, не «кажи гоп»! Но все остальное практически несущественно по сравнению с проделанной работой.
Меркулов, к примеру, мог бы теперь торжествовать: Россия не посрамила, не подвела, а обещание заместителя генерального прокурора чего-то да стоит! Но Кости у себя не было, еще не вернулся с какого-то очередного совещания.
Однако самым важным в настоящий момент оказался «поистине потрясающий финт Сани», как назвал операцию с фотороботом восхищенный генерал Грязнов. И добавил:
— Учитесь, молодежь! Вот что такое настоящая интуиция! Вот где настоящее умение владеть ситуацией! А вы между тем…
— Но ведь для этого, Вячеслав Иванович, — скромно потупясь, заметил Филя, — необходимо в первую очередь, как лично мне представляется, обладать очень специфическим и притом весьма заинтересованным кругом лиц, с которыми можно… Простите, на которых можно… Ну чего там? Подскажите, ребята.
Если дружный хохот можно назвать подсказкой, то… да, все были согласны с мягким и тактичным выступлением Филиппа Агеева, отдавшего должное профессиональным качествам Александра Борисовича. И что можно возразить, если факты говорили сами за себя. Теперь только хорошо бы, чтоб кто-то из таганских, либо задержанных милиционеров подтвердил идентичность Дмитрия Сергеевича и мифического Митяя, в чем, конечно, все находившиеся в данный момент в кабинете Турецкого были просто убеждены. Но личного убеждения здесь мало, нужны железные улики. А вот их-то пока и не было.
Что же касается догадок…
Ну, например, такая. Чем, какими чрезвычайными обстоятельствами вызван странный совет Дмитрия Сергеевича Саломатина, переданный им через Ирину Александру Борисовичу Турецкому, ни для кого загадки уже не представляет. Ясно, что он крепко обеспокоен активностью «важняка», действующего по двум направлениям. Первое, будем считать, джип. Хотя непонятно, Саломатину-то какое до него дело? Для него, что ли, украли машину? Нет, для Муслима Алиева. Значит, это Муслим просил его помочь разобраться? А кто такой Саломатин, чтобы устраивать подобные разборки? Ответ напрашивается простой — он и есть именно тот, кто может. А может у нас тот, у кого под рукой послушные ему отморозки. Дальнейший вывод понятен.
Второе. История со строительством в Новокосине. Там уже много начальства лишилось стульев. И это пока начало. Продолжения и наверху, во властных структурах, и среди тех, кто обеспечивает порядок снизу, не желают. А раскрутка дела Гусарова ведет именно к этому. Значит, и тут напрашивается — никто не станет возражать против оправдания младшего следователя, но и копать дальше крайне нежелательно. Не надо поднимать ил со дна уже устоявшейся воды.
И первый и второй выводы сходятся к одному — слишком много шума, слишком большое внимание уделяется практически решенным либо также легко решаемым проблемам. А в аналогичных случаях всегда остается опасность в самый последний момент напороться на собственные мелкие просчеты, которые, вместе взятые, могут загубить на корню огромное дело.
Тогда в чем решение проблемы? А уже сказано — в тишине. Самая лучшая музыка — это тишина. Фигурально выражаясь, это серьезное предупреждение: подумай, Турецкий, и реши, зачем тебе гром фанфар и, вообще, на кой черт шум вокруг не бог весть какого расследования, не добавляющего к твоей уже устоявшейся известности решительным образом ничего нового, когда можно все аккуратно спустить на тормозах — тихо и без огласки? И твоя жена тому лучший свидетель… Или дочка, катающаяся на снегоходе…
А теперь, собственно, о жене. По расчетам Александра Борисовича, Ирину возили именно в Уборы, где у Саломатина свой большой дом, или дача, как назвала Эмма. И среднестатистическое время, и ровная правительственная трасса на это обстоятельство указывали несомненно. А если побродить по той даче, наверняка можно будет найти и пустую комнату с лампочкой под потолком и сырыми стенами, где так удобно допрашивать людей. Даже пытать их, если возникнет крайняя необходимость. Криков-то все равно не слышно! А следы? Да что следы! Кто специально станет вынюхивать, брать соскобы на экспертизу, применять новейшие методы обнаружения следов крови или чего-то иного?..
Побродить, посмотреть, потом Ирине показать… И что на это ответит Дмитрий Сергеевич? А может, он еще и покажет заодно то помещение, в котором скрывался, будучи официально похищенным, известнейший бизнесмен, а в недавнем прошлом вице-премьер российского правительства Михаил Михайлович Фрадкин? Тот самый, который в настоящий момент быстро набирает себе политические очки, что-то там спонсируя накануне широкого празднования юбилея обожаемого президентом города.
Порадовали присутствующих и первоначальные выводы Александра Борисовича относительно ближайших перспектив Николая Сафиева, и особенно те, что касались гаража. Тут же прикинули, чем следует заняться на следующие сутки. И родные, и близкие приятели — это не та категория людей, которых следует искать с собакой. Тем более если речь идет о татарах. Значит, надо немножко встрехнуть осведомителей. Чтоб жизнь им сладкой не казалась…
Тут же и распределили обязанности — кто и чем конкретно с утра займется.
Себе и Вячеславу, с согласия последнего, Турецкий оставил все, связанное с Митяем.
Еще не время было, конечно, подводить окончательные итоги, но у всех появилось единое ощущение некоторого душевного облегчения — лед все-таки, наконец-то тронулся, а ледоход всегда считался на Руси явлением хоть и грозным, но уж больно красивым…
Вячеслав Иванович первым ощутил сгущавшуюся в кабинете Турецкого атмосферу некоего всеобщего ожидания. Более того, он даже готов был предугадать, чем их заседание сегодня закончится. И поэтому, чтобы не затягивать зря драгоценного времени, кинул такую реплику: а нету ли случайно у друга Сани в его сейфе чего-нибудь соответствующего моменту?
Но не успел он произнести свою витиеватую фразу до конца, как в дверь кабинета деликатно постучали.
— Заходите! — громко разрешил Турецкий, и все обернулись к двери.
В кабинет сперва заглянул, а потом и степенно вошел сам Константин Дмитриевич. Остановился посреди кабинета, показав вскочившим с мест сыщикам, чтоб сидели, обвел всех чуть ироническим взглядом и спросил:
— Праздновать собрались, что ли? А разве у вас имеется к тому серьезный повод?
— Прошу заметить, — сказал, поднимаясь и протягивая руку для приветствия Вячеслав Иванович, — не мы, а именно ты, Костя, первым произнес это слово.
— Какое? — неискренне изумился Меркулов.
— Так — повод! Ну и где твой обещанный Питер Реддвей? Машинка-то ведь стараниями этих молодцов уже у меня на стоянке. И где его обещанный гонорар?
— Что?! Честное слово?! — не поверил Меркулов. — Ну, ребята!.. Так я просто бегу звонить в Германию!.. Нет, подождите, вы там чего-то говорили еще по поводу того, что при передаче автомобиля ее владельцу должны присутствовать представители изготовителей и страховой компании?
— Изготовители теперь нам и на фиг не нужны, а вот из службы безопасности человечка пусть подошлют, — сказал Турецкий. — Вместе с Питом, разумеется. И пусть он заранее продумает, как машину вывозить. А то ж ведь наши артисты ухитрятся с него еще и таможенные пошлины за что-нибудь содрать. Они ведь со всего могут пенку снять… Так, Константин Дмитриевич, извините, я вас как-то не понял, доставать, что ли? Вы разве только за этим и зашли?
— Нет, ну вы видели нахала! — Меркулов даже руками всплеснул. — Кто бы позволил себе осмелиться в таком тоне!..
— Да еще с кем! — подхватил Грязнов. — Ай-я-яй, Саня! Впрочем, уважаемый Константин Дмитриевич, ему в самом деле можно сегодня изображать из себя победителя. Мы тут уже спели ему дифирамб…
— Батюшки, да что с вами происходит?! Теперь Вячеслав, оказывается, слова-то какие знает! — восхитился Костя, глядя на Грязнова. — А с чего это ты в столь возвышенном тоне-то заговорил, скажи на милость?
— Он же теперь новейшую французскую литературу изучает, — многозначительно подсказал Турецкий, поигрывая надетым на палец кольцом с ключами. — Уже за Жан-Поля Сартра принялся. Сравнительный анализ переводов… — Он сосредоточенно уставился в потолок, вспоминая. — Ага, Яхниной, Зониной и… по-моему, Сиротинской. Я бы ни за что на такое в моем возрасте не решился, а вот он… — Турецкий картинно развел руками, отводя глаза от яростной вспышки во взгляде Славки. — А впрочем, что особенного? Каждый из нас однажды чувствует непреодолимую тягу к высокой культуре, к которой… ну да, которую раньше просто не испытывал — тягу, я имею в виду! По причине вечной занятости. Лови ключи, Вячеслав Иванович! — засмеялся он. — Там, на нижней полке, ты все знаешь… А нам с тобой, Костя, очень желательно было бы завтра, прямо с утра пораньше, если Славка может… — Александр Борисович взглянул на Грязнова, и тот в ответ кивнул. — Встретиться для серьезного разговора.
Ознакомительная версия.
