— И вообще, Константин Дмитриевич, я недоволен работой вашего следственного управления. Вы у нас шеф следствия? — Генеральный поморщился, вытащил таблетку, запил ее водой. У него была язва, она время от времени давала о себе знать, и весь аппарат об этом был осведомлен. — Прошло то время, когда результата нужно было добиваться любой ценой. Но когда результативность раскрытия преступлений на нуле, то это свидетельствует о плохой работе не только подчиненных, но и руководства. Я в данном случае говорю и о себе. Значит, мы не умеем руководить. И все прошлые заслуги, которые имеете вы, Константин Дмитриевич, и вы, Александр Борисович, не могут перекрыть данный позорный факт и волокиту по важному делу. Я тут еще прочитал справку Поздеева по делу об убийстве директора Красноярского алюминиевого завода Токмакова. Следствие проведено неплохо, но убийца опять-таки не найден. А утверждение Поздеева, что действовал профессионал, да еще из другой страны, этот вывод, извините, звучит неубедительно. Нам только не хватало сегодня все списывать на зарубежных террористов! Да газеты просто засмеют нас!
Генеральный выдержал паузу. Он в силу старого воспитания очень серьезно относился к печатному слову.
— Словом, пишите рапорт на мое имя, приводите объяснения, почему вам не удалось найти убийцу вице-премьера. Я же склоняюсь к мнению Фомина из ФСБ о том, что здесь естественная смерть. Словом, прекращайте это дело! Мы не можем отвлекаться на неперспективные дела, когда следственное управление буквально завалено работой, и я никого даже в отпуск не могу отпустить! — приказал он.
Конечно, Турецкий мог рассказать о своих подозрениях, причастности двух швейцарцев к убийству Анатолия Клюквина, а тот вместе с убитым Старостиным создавали «фантом Володина», который использовали как орудие убийства, и прекрасную историю, подаренную Эллой Максимовной, о мотивах Станкевича. Он даже хотел все это выложить, если генеральный посоветует ему прекратить дело, но упоминание о Фомине вызвало настороженность. Турецкий вдруг вспомнил, как недавно на одном из расширенных совещаний силовых ведомств в правительстве, куда пригласили и его, Фомин и генеральный сидели рядом и о чем-то постоянно перешептывались. «Они если не друзья, то хорошие приятели, может быть, учились вместе, — подумал Турецкий. — Вместе собираются, чтобы пропустить рюмочку-другую, отметить праздник, и завтра же все это узнает Станкевич. Какие его действия?»
Он вспомнил налитые кровью глаза Шелиша, и ему стало не по себе.
— Я могу обратиться за советом к премьер-министру? — спросил Турецкий.
У генерального от такого вопроса даже округлились глаза.
— Что это за совет? — не понял он.
— Это чрезвычайно деликатная ситуация. В моей следственной практике я еще не сталкивался с подобными проблемами. Они касаются важнейших вопросов экономики государства, и я обязан строго конфиденциально сначала доложить об этом премьер-министру, тем более что Владимир Алексеевич в личном разговоре со мной такое право мне дал, — жестко заявил Александр Борисович.
Генеральный несколько секунд молчал, не зная, что ответить своему подчиненному.
— Я как бы действую через вашу голову, но это ни в коей мере не является ущемлением ваших прерогатив как руководителя прокуратуры. Больше того, если премьер-министр согласится, я готов изложить данную ситуацию в вашем присутствии, но когда вы выслушаете, вы поймете, почему я настаивал именно на такой встрече. Речь идет о безопасности как самого Белова, так и Президента.
От последних слов у генерального пересохло в горле, и он снова налил себе минералки.
— Константин Дмитриевич докладывал вам о тех подслушивающих устройствах, что были обнаружены у меня в кабинете, — не дав генеральному опомниться, заявил Турецкий. — Я тогда посоветовал не поднимать шума, но осторожно провести служебное расследование по этому поводу. Оно проводилось?
Генеральный посмотрел на Меркулова. Константин Дмитриевич развел руками. Турецкий знал от Кости, что именно в этом кабинете ему посоветовали не заниматься ерундой, а проверить лишь безопасность кабинетов. Но чтобы провести даже такую проверку, требовалось просить технику у ФСБ. Только там имелись такие приборы, которые могли бы обнаружить низкочувствительных «клопов», но генеральный не захотел беспокоить начальника ФСБ по таким пустякам. Александр Борисович сознательно свел разговор к этому инциденту, чтобы намекнуть своему высшему начальнику о допущенной им халатности.
— Вы считаете… — смутившись, начал разговор генеральный, и Турецкий, не дожидаясь продолжения фразы, утвердительно качнул головой.
Положение было затруднительное. Выручил Меркулов.
— Раз премьер сам дал Александру Борисовичу такое право, то, я думаю, тут не будет большого нарушения субординации, если он им воспользуется, — мягко сложил фразу Константин Дмитриевич.
— Пожалуйста, воспользуйтесь этим правом, — согласился генеральный, — но я бы хотел присутствовать при этом разговоре.
— Хорошо, — ответил Турецкий.
Вопрос о прекращении дела Шелиша был временно приостановлен до консультации с премьер-министром.
Они вышли с Костей из кабинета генерального, зашли к нему. Меркулов закрыл дверь на ключ, вытащил из сейфа бутылку кизлярского «Юбилейного», который предпочитал всем остальным сортам коньяка, наполнил две двадцати граммовых рюмочки. Они молча выпили.
— Что за осведомитель у нас появился? — сердито поинтересовался Костя.
— Тут можно грешить на кого угодно, — махнул рукой Александр Борисович. — Секретарша генерального Вера в курсе, потому что в последнее время зачастила к Ларе: то зовет ее покурить, то показать модную тряпку, то подарила ей помаду, потом тени. Откуда такая внезапная любовь?
— Ты серьезно? — удивился Меркулов. — Думаешь, он сам?
— Трудно сказать. Но думаю, носит сплетни наверх не она. Ее используют другие.
— Кто?
— Полагаю, что полковник Фомин из ФСБ. Мне Лара сказала, что Вера захаживает на Лубянку. А уж Фомин в элегантной упаковке преподносит нашему. Меня настораживают его симпатии к этому пройдохе. Тот же действует тихо и осторожно, шпигуя шефа «наушной» информацией о пошатнувшейся дисциплине в подведомственном аппарате. А генеральный — человек строгий, принципиальный, ему не нравится, что следователи позволяют себе пропустить рюмочку в течение рабочего дня. Раньше за это с работы снимали. Хотя он и не ханжа, он демократ, он за справедливость. А Фомин тихо гадит. И происходит процесс наращивания кристалла. Видишь, и в тебя камешек уже пущен…
— Да я хоть завтра на пенсию. Мы уже поругались. Вроде была устная договоренность относительно Скопина, приношу приказ о прикомандировании Льва к следственной части, не хочет подписывать. Сказал, за два месяца заплатите, а в штат не возьму! Кого-то своего хочет перетащить из глубинки. Не знаю теперь, как Леве в глаза смотреть. Выдернули парня из аспирантуры!
— Что же ты мне раньше не сказал?! — возмутился Турецкий.
— Он поставил в известность об этом за секунду до твоего прихода к нему.
— Черт! — Турецкий налил себе еще рюмку и залпом выпил.
Подошел к окну и несколько секунд стоял молча.
— Зачем тебе встреча с Беловым? — спросил Костя.
Турецкий тяжело вздохнул.
— Пойдем ко мне.
Костя взглянул на потолок и кивнул. Они зашли в кабинет к Турецкому.
— Мне надо ехать с Питером в Женеву и арестовать этих мерзавцев. Иначе мы ничего не докажем. А они прямые свидетели. Я думаю, что и аппарат они увезли с собой. А бездоказательные показания того же Володина ничего не решат, ты же понимаешь. И естественно, я буду расследовать это дело в нормальный двухмесячный срок, как и предусмотрено УПК!
Зазвонил телефон. Турецкий поднял трубку.
— Сергей Басов никуда не уезжал, — доложил Скопин. — Он и сейчас дома.
— Ты где?
— Я звоню из автомата напротив.
— Я еду, жди! — сказал Александр Борисович. — Встретимся у подъезда.
Он положил трубку.
— Лева? — спросил Меркулов.
— Володин дома. Едем к нему.
— Ни пуха!
— К черту! — Турецкий подмигнул Косте, и первым вышел из кабинета.
Турецкий примчался в район метро «Академическая», где жил Сергей Басов, минут за двадцать. Лева сиротливо потягивал квасок, стоя у будки рядом с ханыгами, которые попивали пивко, с недоумением поглядывая на рослого блондина, глотавшего кислый квас.
Увидев шефа, Скопин оставил недопитую кружку и бросился к нему.
— Может быть, взять бутылочку коньячка? — деловито осведомился он и, заметив недоуменный взгляд Турецкого, смущенно пробормотал: — Нет, я не буду, но иногда для доверительного общения это помогает. Потому что, сами понимаете, разговор будет нелегким… Деньги у меня есть.
