Сергей Бетев - Без права на поражение (сборник)

ему нальют стаканчик для опохмелки.

— И часто так у тебя?

— Нет,— он приложил руку к сердцу.— Честное слово, только сегодня. И то не из-за себя.

Всю жизнь, сызмалетства, привык в бане париться, а в вытрезвиловке без спросу ополоснули

холодной водой. Ну, это еще можно стерпеть. А потом-то не под стеганое одеяло положили, а

под простыню. Сразу и зачакал зубами, как будто к домовому в гости пришел. Теперь неделю не

отогреться, честное слово! Господь спас бы от чахотки, а то копыта отброшу ни за что...

— Что ты тут антимонию разводишь,— не выдержал Алферов.— Каждый божий день

пьешь.

— Так помаленьку же, Василий Васильевич, только и помуслю стакан, чтобы совсем-то не

отвыкнуть, честное слово!

Чернов внимательно следил за ним, видя, как угодливость труса переплетается с

хитростью проходимца, которому ничего не стоит прикинуться дурачком, а если не пройдет —

расплакаться настоящими слезами. Ему противно было участвовать в этом дешевом спектакле, и

он спросил его резко, со строгостью, исключающей всякое пустословие:

— Откуда у вас эти ботинки?

— Чего?! — вылупил глаза Мартьянов.

— Ботинки, которые надеты на вас, откуда, спрашиваю?

— Ах, ботинки!.. Ботинки... Так это же память о производственной деятельности на нашем

Нижнесергинском металлургическом заводе, которому я отдал восемь лет своей трудовой

жизни! Как ушел оттуда...

— Выгнали за пьянку,— поправил Алферов.

— Что вы сказали, Василий Васильевич? — осведомился Мартьянов.

— Рассказывайте,— подхлестнул его Чернов.

— Значит, как освободили меня там от обязанностей, я сначала их не носил,— показал он

на ботинки. И объяснил: — А вот в данный момент маленько обеднял, так что совсем не до

моды стало...

— Расскажите о своей выпивке позавчерашней со сторожем галантерейного магазина

Епифановым,— не давал ему передохнуть Чернов.

— Обыкновенно.

— Что за причина была?

— Так разве по причинам выпивают? — спросил он, взглянув на Чернова. Но столкнулся с

таким холодным взглядом, что поперхнулся и закашлялся.— Как вам сказать? От привычки все у

меня: не могу в одиночестве и глотка проглотить, честное слово!

— Врешь,— констатировал Алферов.

— Да что вы меня позорите зазря, Василий Васильевич? Вроде бы на одной улице с вами

живем, могли бы знать...

— Потому и говорю,— урезонил его участковый.— На нашей улице ни одной канавы не

осталось, в которой бы ты не полежал. И всегда в одиночестве.

— Эх! — обиженно махнул рукой Мартьянов.— Зачем же мешать все в кучу? То, что,

бывало, до дому не мог дотянуть, так ведь это от слабого здоровья: всю жизнь на тяжелой

работе, надорвался уж. А что бы...

— Так расскажите все-таки о пьянке с Епифановым,— остановил его Чернов.

— Выпили, да и все. Давно не виделись, чего тут объяснять?

Мартьянов при разговоре поглаживал все время свои коленки, словно они болели у него. И

вдруг Чернов заметил, что рука у него поранена.

— А где вы поранили руку? — спросил сразу же.

— Там же и поранил, у Епифанова,— ответил Мартьянов машинально, не вникая в суть

вопроса.

— Каким образом?

— По нечаянности, ясное дело. Капусту эту, морскую, откупоривал. ножом, а он

соскользнул. Вот и поранился немного...

— Не везет...— Олег Владимирович соображал, как похитрее проверить его.

А Мартьянов тут же ухватился за его слова:

— Всю жизнь не везет, честное слово! Да хоть бы из-за себя, так не обидно было. А то все

по случайности...

— Вы почему все время ежитесь? Действительно мерзнете, что ли? — спросил его

участливо.

— Сразу же сказал,— оживился Мартьянов,— что лихорадку схватил в вытрезвителе.— И

пожаловался: — Что за порядки ввели: под простыню людей класть, как покойников в

катаверной?

— Мы простудили, мы и вылечить можем,— сказал весело Чернов.

— А как? — весь обратился в любопытство Мартьянов.

— В больницу положим.

— А...— разочарованно протянул он.— Можно, конечно, и полечиться, да долго

продержат. Не люблю я без дела лежать...— И спросил с надеждой:— А если в больницу

положат, за вытрезвитель будут штрафовать или нет?

— Зачем же больного человека штрафовать? Конечно, нет,— ответил Чернов,

усмехнувшись про себя тому, что Мартьянов сам помог ему выйти из затруднительного

положения.

— И то правда! — обрадовался Мартьянов. И согласился, как будто делал одолжение: —

Не вредно, конечно, денька три-четыре и подлечиться. Говорят, если болезнь сразу захватить,

так быстро поправляются...

...Через час Мартьянова поместили в городскую больницу. Чернов позаботился о том,

чтобы его приняли как настоящего больного. Главный врач больницы пообещал, что анализ

группы крови Мартьянова представит Чернову не позднее двенадцати часов дня.

На утренней оперативке Чернов попросил участковых продолжать устанавливать

приезжих людей, которые вызывали подозрения. А молодому участковому по центральной зоне

города посоветовал сделать подворный обход с целью установления возможных свидетелей. Да

и остальных просил не упускать этого из виду.

— Не забывайте, что ночная смена на заводе заканчивается в час ночи, и рабочие уходят во

все концы города. Так что спрашивайте обязательно каждого.

После оперативки почувствовал, как всего сковала усталость. Ноги стали ватными, глазам

было больно от яркого дневного света.

Начальник спросил:

— Ты не заболел?

— Нет, конечно, но башка чугунная. В общем, прибалдел немного от сегодняшней ночи.

— Иди поспи хоть пару часов. Кому ты такой нужен?

— Ладно. Только сначала Васюкову накажу кое-что по заводу сделать.

После разговора с Мартъяновым, из которого Олег Владимирович узнал, что ботинки тот

получил на заводе с комплектом спецодежды, ему пришла в голову мысль поинтересоваться,

какую обувь выдают там сейчас. Если по-прежнему — ботинки, то ясно, что кражу мог

совершить кто-нибудь из заводских.

Но, чтобы не сузить поиски преступника, Олег Владимирович наказал Васюкову

обзвонить и другие производственные предприятия, где рабочие также получают спецодежду.

Сам он, например, знал, что в конторе связи монтерам выдают сапоги, так как им приходится

иметь дело с когтями. А рисунок подошв рабочих ботинок и кирзовых сапог почти не

различается. Так что пренебрегать ничем нельзя.

Когда собрался уходить домой, зазвонил телефон. Взяв трубку, услышал голос

заведующего горторготделом.

— Олег Владимирович! — кричал тот, словно Чернов находился по крайней мере в

Москве.— Получали мы папиросы «Дели» четыре месяца назад. Цена — двенадцать копеек.

Сам не курю, не знаю, но папиросы — барахло, наверное, если судить по цене...— И спросил

сразу: — Чем могу быть полезен еще?

— Спасибо большое! — тоже закричал Чернов.— Вы даже не представляете, как нам

помогли!..

Положив трубку, сказал Васюкову, стоявшему у стола:

— Наш наблудил, нижнесергинский. Были папиросы «Дели» в продаже четыре месяца

назад, причем в десятиштучных пачках, какую мы нашли на чердаке магазина. Искать его надо,

Васюков! Кровь из носу, чтобы вот как искать! И папиросы тоже. Видимо, завалялись они в

какой-то забегаловке. Пускай участковые облазят все прилавки, какие есть в Нижних Сергах!

Понял?..

Васюков уже давно все понял. Но он никогда еще не видел своего начальника таким

возбужденным. Ведь Чернов был человеком удивительного спокойствия. А тут вон как

разошелся: аж искры из глаз сыплются,

И посоветовал заботливо:

— Шел бы ты домой поскорее, Олег Владимирович. Падешь ведь так-то, как загнанная

лошадь.

— Иду, иду,— успокоил его Чернов.

9

Проснулся как от толчка. Сначала показалось, что за окном уже вечер, поэтому со страхом

схватился за часы.

Было три часа дня.

Охватило негодование на себя. Лихорадочно оделся и выскочил из дома, отмахнувшись от

жены, предложившей обед, словно она была виновата в том, что он проспал. Бежал в горотдел,

прикидывая на ходу, как лучше распределить время до отхода вечернего автобуса на Свердловск.

На этот раз решил съездить в научно-технический отдел сам.