Вы что-нибудь понимаете? Я — тоже. Можно, конечно, заподозрить Божко в незнании основ рыночной экономики, но это, согласитесь, граничило бы с шизофренией. Остается одно: подозревать его в чем-то другом. Но в чем? До этого докопаться мне не удалось. Еще неделька-другая таких поисков — и можно сворачивать работу. Божко гораздо умнее, тоньше и хитрее меня, и своими силами я его не расколю.
Пусть Сармат ищет других исполнителей — помоложе, понастырнее. Поталантливее…
Замигала красная лампочка, сообщавшая о том, что господину Божко кто-то звонит. Послушаем. А вдруг… Чем черт не шутит…
— Алло? Кирилл Игоревич? Это я…
Вот это фокус! Давненько я не слышал русской речи. Стоп, стоп. А это что такое? Господин Божко нервничает?
— Ты что, с ума сошел? Ты где?.
— Здесь, в аэропорту. Надо срочно встретиться.
— Ты в Португалии?! — Божко говорил таким зловещим шепотом, что у меня мурашки по спине пробежали, на лбу выступила испарина. — Ты соображаешь, что делаешь? Встретиться ему надо!
— Надо, — заявил собеседник. — Обязательно. На полчаса, не больше.
— Ясно. — Божко взял себя в руки, — но, похоже, по-прежнему тревожился. Через час на вилле. Только не вздумай к самым воротам подкатить.
…И что же я, позвольте полюбопытствовать, сижу здесь, пытаясь понять природу охвативших меня эмоций? Так, вероятно, сидела бы дочь захолустного помещика на своем первом городском балу… Хотя им, дочерям, наверное, было легче. Они-то о своих желаниях догадывались, только вслух не говорили. Разве не этого я интуитивно ждал полгода? Впрочем, если это — пустышка, пойду утоплюсь в пруду. Или что они там делали в таких случаях? В монастырь уходили?
Дальнейшие приготовления к торжественной, но тихой встрече господина Божко с неведомым мне соотечественником отняли у меня около получаса. В этот срок уложилась поездка в Виламоуру, прогулка пешком до виллы, скромное, без фанфар, проникновение на ее территорию, мучительные раздумья по поводу предполагаемого места беседы.
Погода подсказывала: скорее всего на открытой террасе. Опыт шептал: внутри, на втором этаже, подальше от любопытных глаз. В последнем случае шансы подслушать милый лепет бывших соотечественников приближались к нулю, поэтому пришлось сделать ставку на погоду. Я внимательно и с пристрастием осмотрел прилегающие к террасе кусты, выбрал удобный, с моей точки зрения, пятачок и весьма комфортно — для полевых условий, конечно, — расположился всего в трех-четырех метрах от места предполагаемых переговоров.
Сколько раз в жизни я удивлялся очевидному несоответствию: чем больше у автомобиля цилиндров, тем бесшумнее он ездит. И вот чуть не пал жертвой этого парадокса. Двенадцатицилиндровый «Мерседес» Божко въехал в ворота настолько тихо, что я едва успел пригнуть голову. Василий, водитель Божко, грузный мордоворот моего возраста, остался в машине и, кажется, задремал. А может, сволочь, притворялся. Видел я этого Василия лет десять назад. Он не был тогда таким толстым. Топтался все время в МИДе. То ли охранником был при ком-то, то ли соглядатаем, а скорее всего — совмещал. Словом, гэбэшник бывший. А может, и не бывший — кто их сейчас разберет, современные спецслужбы…
В ворота едва ли не строевым шагом вошел человек, неумело корчивший из себя бездельника-туриста. Строгий темный костюм, модный галстук; военная выправка; тщательно выбритая лысина и затылок, образующий одну плоскость с бычьей шеей; тонкая щеточка седых усов; цепкий взгляд — глаза не желали глядеть рассеянно. Словом, этакий отставной полковник британских колониальных войск явился на свое ранчо.
Божко вышел к гостю, не проявляя, впрочем, особого восторга. О чем они говорили на лестнице, я не слышал, но, к моей великой радости, устроились они все-таки на террасе.
— В чем дело, Роберт? — Божко и не пытался скрыть раздражение. — Мы же договорились: никаких личных контактов!
— Кирилл, мальчик мой. — Вот даже как! На «ты», да еще «мальчик мой»! И все это — спокойным, исполненным превосходства тоном. — Прошу тебя, оставь эти манеры для своих шестерок. Я не хуже тебя знаю, что можно, а чего нельзя. Однако — обстоятельства…
— Извини, погорячился, — Божко понизил голос. — Так что случилось?
— Беда, Кирилл. — Старый боевой конь Роберт чем-то клацнул — то ли металлическими зубами, то ли костями. — Кайхан соскочить хочет. Говорит: сон дурной видел. Завязывать, дескать, пора.
— Сколько мы у него покупаем? — Божко успокоился и говорил теперь вполне будничным, деловым тоном. — В процентном отношении?
— Все. Других покупателей у него нет. — Роберт как-то «по-волчьи» хохотнул и добавил: — Уже.
— Загрузи все суда, платежи приостанови. Его счета в оффшорах на наших людей? Пусть отзовут доверенности. И еще. Погоди…
На минуту воцарилась тишина, нарушаемая лишь писком мобильного телефона.
— Алло! Брык? Божко… Дело есть. Как скоро ты можешь быть в Стамбуле? Ясно. Хорошо. Возьми с собой кого-нибудь. Роберт тебе все объяснит. Да, как обычно. Все. Пока.
Божко обратился к гостю:
— Завтра в восемь вечера в аэропорту Стамбула тебя будет ждать Брык. Покажи ему Кайхана и обрисуй ситуацию. В общих чертах, деталей не надо. Только предупреди — осторожнее. Он дурак набитый, убить может ненароком.
Позади меня что-то засвистело. Я обернулся — и сердце мое сжалось. Я бросил прощальный взгляд на рубашку от Хуго Босса и смиренно затаился, готовый к любым издевательствам.
— Что это за звук? Кто там? — насторожился Роберт.
— Успокойся, — тихо рассмеялся Божко. — Ирригационная система включилась. Она же автоматическая.
Теперь я мечтал только об одном: чтобы они быстрее распрощались. Все равно не слышал, о чем они говорят. Система полива работала шумно и эффективно, что раздражало вдвойне. Двухнедельный ливень, запиравший меня на весь день в машине, казался сейчас легкой моросью. Распылитель, наверное, сломался, потому что садистски лил воду только на меня, как будто вокруг не было травы.
Я с удивлением отметил, что дурное настроение как рукой сняло, стоило мне услышать шелест шин божковского автомобиля. Мало того, жизнь, казалось, обрела смысл. Кончился, наконец, период слепого тыканья носом в стену. Я знал, что делать. Я знал, за кем лететь. Я знал, куда лететь.
Угадайте — куда? Правильно. Домой, конечно. Просохнуть, переодеться, и — в Стамбул. Срочно.
Февраль 1996 года. Стамбул, Турция
Вы видели когда-нибудь Вавилонскую башню в процессе возведения? Когда закутанные в овечьи шкуры пузатые и носатые банкиры приезжают на золотых колесницах посмотреть, как утекают в вечность их с таким трудом награбленные денежки. Когда кучерявобородые прорабы мечутся от полудиких поставщиков стройматериалов к совсем диким транспортникам, а от тех — к изнеженным и ленивым субподрядчикам., пытающимся бросить стройку тысячелетия на произвол судьбы и прикорнуть в прохладной тени каких-нибудь Садов Семирамиды? Когда контракты навечно высекаются на огромных гранитных глыбах — и не предусмотрено в них никаких форс-мажорных обстоятельств. А может быть, рабы с Эгейского моря и из Египта высекали на них стихи? Прочитать-то все равно никто не мог…
Не видели? Я тоже. И не надо. Скорее Я всего не было ничего такого… А был неизвестный истории великий фантазер, увидевший однажды аэропорт Стамбула и придумавший эту красивую легенду.
Величественное ультрасовременное здание аэропорта густо пропиталось запахом шаурмы и человеческого пота. Здесь продавалось абсолютно все, продавалось по обе стороны таможенного барьера. Да и сам барьер казался крайне неуместным в этой Мекке фривольного обращения денежных знаков.
Здесь поневоле начинаешь философствовать. Стамбул, Константинополь, Царь-град, Византия… Сколько еще названий имел великий город до того, как люди научились их запоминать? Кто знает..? А кончилось все вот так — шаурмой, бараньим шашлыком, духанами вокруг. И так же, как и начиналось. Бег по кругу.
Лысый череп Роберта приветливо мелькнул возле стойки паспортного контроля, задержавшись там, впрочем, всего на несколько секунд. Боковым зрением я зафиксировал еще одну лысину, упорно и без особых усилий пробивающую себе дорогу к первой. Эта плешь заметно возвышалась над окружающим ее морем разномастных голов и прочно сидела на широких могучих плечах.
Наконец лысины встретились, и их обладатели обняли друг друга за плечи. Обладатель второй лысины обернулся, окинув взглядом толпу. Я увидел, кто это, и мне захотелось обратно, в Алгарве…
1978 г. Юг Африки. Сезон дождей
…Четвертый день мы не могли высунуть носа из джунглей. Ребята Совимби стреляли даже по кустам, если они вдруг шевелились на ветру. Связь не работала. Кубинцы не знали, где мы, и не могли нам помочь. Два связных, отправленных мной с промежутком в сутки, не вернулись. Жрать было уже нечего. Пить, правда, совсем не хотелось. Иногда мне казалось, что я весь состою из дождя. Вся моя армия занимала сейчас круговую оборону. Вся армия — это, кроме меня, прапорщик Бражник, специалист-подрывник, огромный хохол с мускулатурой молотобойца, четыре кубинских спецназовца и шесть ангольских бойцов.
