— Пойми, амиго, — Кирк потягивал грейпфрутовый сок, — оффшорные зоны — это не совсем то, что ты думаешь. И совсем не то, что думают о них люди, никакого отношения к ним не имеющие. Наивно было бы рассматривать их лишь как способ уклониться от налогов. Все гораздо сложнее.
— И все же? — Я вопросительно взглянул на приятеля. — Если не налоги, то что?
— Новые мировые реалии, амиго, — усмехнулся Кирк. — Скрытая форма протеста самой деятельной части человечества против диктата правительств. Вообрази… — Он развел руками. — Сегодня в мире живут и работают примерно два-три десятка человек. чьи доходы вполне сопоставимы — или превосходят бюджеты доброй половины стран — членов ООН. Такие корпорации, как, скажем, «Мицубиси», давно уже являются — де-факто — независимыми государствами с вполне сформировавшейся структурой: со своей мощной службой безопасности, способной в случае необходимости превратиться в армию; с законченным циклом производства, начиная от добычи полезных ископаемых и заканчивая продажей на мировом рынке космических технологий; с огромными людскими ресурсами, уже несколько поколений обучающимися и работающими в замкнутой системе корпорации; с собственной, наконец, социальной программой, куда более эффективной, чем государственная. Я уж не говорю о мощнейшей банковской сети, способной противостоять всем превратностям мировой экономики.
— А хорошо ли это, Кирк? — я в недоумении пожал плечами.
— Неважно, амиго, — покачал он головой. — Это — новая реальность, и все обязаны с этим считаться. В том числе правительства. В данном случае, как ты понимаешь, корпорация заинтересована в существовании правительства с его налоговой системой гораздо меньше, чем правительство — в существовании и процветании корпорации. Естественно, что внутри подобной корпорации зреет глухой протест против бесстыдного диктата государства. Получается, что корпорации не нуждаются ни в государственной полиции, ни в армии — есть свое, более эффективное, — ни даже в государственных банках, которые зачастую больше мешают, чем помогают. Вот тебе, амиго, и объяснение — почему оффшорные зоны приобретают все большую популярность.
— В общих чертах — понятно. — Я допил сок и энергично закивал головой. — Но в твоих рассуждениях… есть прокол. Пока не знаю, где именно, но чувствую: есть.
— Найдешь — скажи обязательно, — рассмеялся Кирк. — Может, разубедишь меня, и я подарю свои банки неимущим. — Он посмотрел на часы и поднялся.
— Пора, поехали в теннис играть, а то зажиреем.
Мы приехали в теннисную школу Дэвида Ллойда, в Вале ду Лобу. Переоделись, вышли на корт. Кирк дважды подавал. После чего бросил ракетку.
— Плечо потянул на прошлой неделе. Поиграй, а я посижу в баре.
Из группы беседующих игроков предпенсионного возраста отделился самый спортивный и направился ко мне. Он был чуть выше меня ростом, широкоплечий, с мощным торсом. Улыбаясь, протянул руку:
— Кирилл Божко, — английский почти безупречен, — подданный Украинского Королевства. — И расхохотался.
Я представился, назвав свое португальское имя, изобразил улыбку и добавил:
— Подданный Солнечной системы.
В теннис он играл значительно лучше меня, поэтому мы почти все время проговорили. Интересный тип этот Божко. Если бы не задание Сармата, мы могли бы стать приятелями.
— А у вас серьезные друзья. Этот парень, что пришел с вами, кажется, Фицсиммонс? Я несколько раз видел его фото в журналах.
— Да. Весь мир знает Фицсиммонса.
— Еще бы! Вы тоже, из мира денег, яхт и банков?
— Нет, я из мира автомобилей «Опель», детективной литературы и ежегодных трехнедельных отпусков.
Он опять расхохотался.
— А я торгаш. Импорт-экспорт. Масштабы не Фицсиммонса, но тоже стараемся.
Знаю я про ваши старания. Если бы ты догадывался, сколько я о тебе знаю, задушил бы меня прямо здесь. Сейчас это не трудно.
Божко пригласил меня, — а через меня и Кирка — пообедать в ресторане. Я отказался, сославшись на режим, и вопрос с Кирком отпал.
Февраль 1996 года. Квартейра, Алгарве, Португалия
Океан выдохся. Вся скопившаяся за осень и зиму дурная энергия пролилась на землю бесконечным двухнедельным ливнем, оставившим в воздухе легкий, едва уловимый аромат тления. Февральское солнце щадило скудный бюджет муниципалитета, выполняя за него работу по просушке отелей, готовившихся через несколько месяцев принять первые партии британских и скандинавских спонсоров-туристов.
Мелкие предприниматели-алгарвийцы оживали — натирали замшевыми тряпочками пропылившиеся за зиму исхудавшие бумажники. Рыбаки, уставшие от безделья и опухшие от дешевого кислого пойла, громко именуемого «столовым вином», все чаще спорили в прибрежных кабачках, доказывая друг другу преимущества весенней сардины перед зимней. Диспуты сплошь и рядом принимали угрожающий характер и казались театром абсурда, поскольку этих преимуществ никто никогда и не отрицал.
Ртутный столбик на шкале термометра поднялся до отметки +24, и аборигены со вздохом облегчения сбросили с себя куртки и плащи. В воздухе чувствовалось предвесеннее настроение. Все — и природа, и люди, — все чего-то ждали.
Ждал и я. Чего — уже и сам не знаю. Километры изведенной магнитофонной ленты с телефонными разговорами Кирилла Божко свидетельствовали лишь об одном: он, конечно, не святой, но тем, в чем его подозревает Сармат, он не занимается. Всего, что я услышал за несколько месяцев, хватило бы на небольшой штраф от налоговой инспекции, взимаемый в административном порядке. Ничто в «Ситасе» (кроме огромного количества наличных денег в сейфе) не указывало на какую-либо связь с миром наркобизнеса. А деньги, как известно, не пахнут. И доказательством не являются. Иными словами, если бы я был агентом налоговой службы, я бы уже прекратил наблюдение.
Увы, я не агент налоговой службы. Поэтому две недели ливней, когда океан, казалось, переехал жить на континент, я провел в машине, поеживаясь от холода и сырости и изучая манеру господина Божко вести телефонные разговоры. Конечно, глупо было бы ожидать, что Божко по телефону пустится в долгие рассуждения о технологии приготовления героина и способах его транспортировки. Этого я, разумеется, и не ожидая. А чего я ожидал?
Честно признаюсь: не знаю. Наверное, какой-то беседы, не вписывающейся в размеренный ритм работы «Ситаса». Какого-то ключевого слова. Фразы, не похожей на другие.
Но таких не было. Ни слов, ни фраз. На безупречном оксфордском английском Божко отдавал распоряжения о поставках кожи на север Португалии, о поставках обуви из этой кожи в страны Восточной Европы. Об осетрине к черной икре, поставляемых из Ирана в лучшие торговые дома Европы и Южной Америки. О фрахтах судов и долгосрочной аренде складов в морских портах Европы, России и Украины. И так далее и тому подобное…
Несколько тревожных дней я провел незваным гостем на вилле господина Божко в Виламоуре. В компьютере, мирно дремавшем на его рабочем столе, я обнаружил базу данных «Ситаса». Бухгалтерия, естественно, была закодирована, и раскодировать ее мне не удалось. Дискеты со всей остальной информацией были мной тщательно изучены и могли служить учебным пособием для менеджера, собирающегося заняться честным бизнесом.
Полы, стены и шкафы виллы я простучал и прослушал со всей возможной тщательностью, и если бы мне довелось брать подряд на ремонт этой виллы, то я бы точно знал, какую сумму запрашивать. Знал, что в чулане спальни первого этажа вспучился паркет, что в одной из ванных комнат второго этажа подтекает смеситель, что огромный роскошный камин в зале — липа, что если кто-то решит его зажечь — то дышать будет нечем уже через несколько минут.
Вряд ли, конечно, Сармат ждал от меня этой информации. Но другой, увы, не было. А что было? Вы, возможно, станете смеяться, но кое-что имелось. Чутье. Да-да, то самое примитивное чутье, которым руководствовались еще наши пращуры, периодически спускаясь с деревьев к пытаясь твердо стоять на двух конечностях. Чутье, над которым саркастически посмеиваются высоколобые аналитики и которое, как известно, к делу не пришьешь.
Идеальная чистота и открытость операций «Ситаса» настораживала больше, чем миллионы в сейфе. Я — мелкий предприниматель, и масштабы моих операций не достигали и одного процента от операций «Ситаса», но моя рабочая документация (крохи по сравнению с ними) никогда не имела такого полного и законченного вида. И еще один нюанс. Божко иногда закупал товары в странах, которые на этом виде продукции не специализируются, а уж что касается осетрины — вообще анекдот. Иметь такое влияние в Северном Причерноморье (Азовское море и Северный Каспий под боком) — и платить иранским фундаменталистам вдвое больше, чем розничная цена астраханской осетрины…
