Существует, конечно, и другая сторона медали. Тихий, размеренный образ жизни. Не очень большой, но твердый доход. Не любимая, но и не обременительная работа, отнимающая три-четыре часа в день. И — самое главное — полная, безграничная свобода. Ночи — без кошмаров, прогулки — без оглядки, друзья — без подвоха. Что это? Стабильность? Или болото? Готов ли я всего этого разом лишиться? Вопрос, конечно, интересный…
А почему, собственно, я должен это терять? Выполню задание — и вернусь… Н-да… Дважды в одну реку… Не лги, старик. Сам себе не лги. Слишком много «но». Во-первых: если вернусь. Существует «но», не так ли? Во-вторых: если захочу вернуться. Что отнюдь не факт. Я не португалец. Я русский. Сармат предоставляет мне шанс вернуться. Туда, откуда я так позорно сбежал, окрасив собственную обиду и бессилие красивыми словами, брошенными через плечо. А Сармат — тот остался, и Дед остался. И все четыре года они провели на самой верхней палубе судна, обдуваемые всеми ветрами, обливаемые всеми ливнями, но — у штурвала. А я, как прилипала, присосался к днищу, поросшему сладкой жирной травкой, и щиплю ее понемногу. Благо, надолго хватит. Только вот самый сопливый юнга смотрит на меня теперь брезгливо, потому что имеет на это полное право. Надоем, намозолю глаза — и сковырнут меня ржавым багром. И поплывут дальше… А мне уже их не догнать — мышцы атрофированы.
Все, хватит с меня психоанализа, плавно перешедшего в самобичевание. Так и расплакаться недолго. О своей горькой судьбе. Хм… Ехать пора. Сармат уже ждет.
— Алло. Да, я. Слушай внимательно. Доедешь до коммерческого центра «Мар-а-Виста» на набережной Квартейры. Центр — со сквозным проходом. На выходе поверни направо, в сторону центрального проспекта. На проспекте — еще раз направо. Метров через пятьдесят увидишь «Кадиллак-бар». Жди меня там.
— Понял, выхожу, — ответил Сармат, нисколько не удивившись. Значит, мои подозрения не беспочвенны.
Через десять минут Сармат прошествовал через узкий проход «Мар-а-Висты». Прошествовал, облаченный в костюм такого заядлого туриста, что меня охватила зависть. Подождав еще несколько минут и убедившись, что беременная негритянка, вошедшая следом за ним, «хвостом», безусловно, не является, я двинулся в «Кадиллак-бар».
Сармат потягивал пиво, со страхом поглядывая на экран, с которого прямо на него мчался спортивный автомобиль. Завсегдатаи бара решили, что два соседа-англичанина онемели от удивления, случайно встретившись в забытой богом и нормальными людьми Квартейре.
Разыграв спектакль, мы пересели за угловой столик, расположенный так, что подойти к нам незамеченным не мог никто.
Я знал, что ты согласишься, — обронил Сармат, все еще глядя на экран. Автомобиль летел в обратную сторону, выпуская густые клубы дыма.
— А с чего ты взял, что я согласен?
— Глаза, старик. — Он улыбнулся одними уголками губ. — Глаза у тебя теперь живые. Днем были оловянные.
— Фаш калор, — изрек я с глубокомысленным видом. Сармат с удивлением посмотрел на меня, но промолчал.
Я сделал заказ. Когда бармен удалился, Сармат спросил:
— Прочитал?
— Разумеется.
— Вопросы?
— Есть, — кивнул я. — Во-первых, источники доходов — совершенно очевидные. Торгует человек, и удачно. Во-вторых…
— Погоди. — Глядя в окно на вечерний проспект, Сармат принялся объяснять: — В Европе, в том числе в России и на Украине, уже несколько лет действует разветвленная организация наркодельцов. Они не связаны со старыми производителями и дистрибьюторами. Это не мафия, не триада, не южноамериканцы, не нигерийцы. Вообще непонятно, кто они такие. Есть косвенные — повторяю, косвенные — данные о том, что управляют организацией отсюда, из Алгарве. Мне кажется, тебе не надо знать источники этих данных: легко сбиться с правильного курса. Путем анализа мы отобрали: несколько кандидатур, наиболее вероятная из которых — Божко. Структура его предприятия «Ситас Импекс, С.А.» более всех остальных подходит для выполнения подобных операций. Но дальше — тупик. Легальными методами к нему не подступиться. Кремень. Со всех сторон прикрыт. — Сармат склонил голову набок и развел руками. — Понимаешь, зачем ты понадобился?
— Да уж, — кивнул я, в задумчивости глядя на полупустой бокал. — Твоя неуверенность означает одно: что вас устроит любой ответ — и положительный, и отрицательный. Так?
— Правильно понимаешь. — Сармат поморщился. — Все правильно. Разумеется, если этот ответ будет подтвержден неопровержимыми фактами.
— Интересно, — покачал я головой. — А какими именно фактами?
— Хороший вопрос, — кивнул Сармат. — Сразу оговорюсь: о суде речь пока не идет и, боюсь, не пойдет в дальнейшем. Если это Божко нам его до суда не довести. Силенок маловато. Кроме того, твои доказательства в суде звучать не могут — сам понимаешь. Главное — подтвердить наши подозрения. Или опровергнуть. Наша задача — попросту уничтожить организацию. В методах и средствах мы тебя не ограничиваем. Более того, в случае необходимости мы сможем привлечь наших европейских партнеров. Обговорим это отдельно. Теперь — детали. Держи. — Сармат протянул мне ключ и карточку с номером сейфа в страховой компании. — Там найдешь все необходимое спецоборудование и снаряжение. Если чего-то не хватает оставишь там записку, через неделю доставят.
— А если мне понадобятся документы, визы, деньги, в конце концов?
— Все там. — Сармат загадочно улыбнулся. — Несколько паспортов, кредитные карточки. Правда, — он улыбнулся еще шире, — фотографии все разные. Но для тебя, насколько мне известно, это не проблема.
— Не проблема, — согласился я.
Октябрь 1995 года. Квартейра, Алгарве, Португаммя
Если когда-нибудь вы увидите рекламный плакат, с которого загорелые молодые люди с лицами жизнерадостных идиотов будут убеждать вас в том, что в Алгарве никогда не случается плохой погоды — не верьте. Спросите у меня. Я расскажу…
Я расскажу, как с середины сентября ежедневно шли дожди, прогонявшие с пляжей стайки припозднившихся туристов. Расскажу, как несколько раз в этом же месяце проносился над побережьем вихрь, срывавший последние жухлые листья с неприлично облысевших миндальных деревьев. Как горько пили весь месяц в прибрежных забегаловках рыбаки с продубленными ветрами лицами — в море нельзя, шторм. Как бригады «разномастных» строительных рабочих, спугнутых с лесов раскатами грома, выхлебывали в прилегающих к стройкам пивнушках все спиртное. Как часами бродил я вокруг здания, где расположен офис «Ситас Импекс. С.А.», бродил, запоминая лица сотрудников, выясняя график дежурств охраны, фиксируя едва уловимые пощелкивания и помигивания лампочек сигнализации в оконных переплетах, — словом, выполняя всю ту скучную, рутинную, но необходимую работу, предшествующую акции. Все это — с зонтиком в руках и с самым равнодушным видом, на какой только был способен.
Четыре дня назад дожди внезапно — для метеорологов — прекратились, и установилась погода, вполне соответствующая русскому «бабьему лету». Тепло, но не жарко. Сыровато, но не дождливо. Приятно, но скучно.
К вечеру ветер загнал скопившиеся было тучи в океан, и они тонули, взывая о помощи, сигнализируя своими рваными лохмотьями, окровавленными закатом. Растревоженный океан швырял на берег высокие злобные волны, и они шипели, пытаясь сожрать пляжи и подмыть тем самым основу основ алгарвийской экономики, построенной, без всякого преувеличения, на песке.
Откинувшись на спинку сиденья, я еще раз прокрутил в голове все, что собирался сегодня сделать. Только бы кто-нибудь был у Тейшейры. Есть. Очередная дама бальзаковского возраста плачется ему в жилетку по поводу последних двадцати лет, прожитых, по ее мнению, впустую. Похоже, не врет: С такой фигурой трудно было бы прожить их иначе.
— О! Мой друг! Какой сюрприз!
Тейшейра, владелец музыкального бара «Россио», поспешил прекратить разговор с дамой, благо повод появился. Познакомив меня со своей собеседницей, он в нескольких словах рассказал всю мою биографию. Затем усадил вашего покорного слугу за стол.
Когда Тейшейра покупал этот бар — небольшой, на отшибе, в самом конце набережной, — многочисленные друзья недоумевали и разводили руками. Хитрющий Тейшейра молчал, утвердительно кивая головой: да, на отшибе; да, трудно найти; да, далековато от праздношатающейся толпы разноплеменных туристов. Довольно скоро все стало на свои места. Прямо через дорогу от этого единственного в квартале бара располагалась пожарная часть, и пожарники — люди, как известно, самые занятые на свете, — вскоре переселились к Тейшейре, где оставляли значительную часть своего жалованья. Пожары случались крайне редко, и Тейшейра с каждым месяцем все больше шутил, все лучезарнее улыбался, а мудрые друзья-советчики чесали в кучерявых затылках, удивляясь причудам экономической фортуны.
