«Боже упаси», — нервно сказал отец Сентаут. «Нет, просто я случайно встретил старика, и он, похоже, заинтересовался церковью, так что я просто поинтересовался…
Видите ли, он сидел в церкви, когда там было пусто, и я думаю, что он молился. Естественно, я хотел знать, мусульманин он или нет».
«Вы спросили его?»
«Нет, он убежал, как только я подошел к нему. Это было очень странно. Он даже не был достаточно вежлив, чтобы поприветствовать меня. Я надеялся, что, возможно, он заинтересуется католицизмом».
Бруно пожал плечами, его не очень интересовало религиозное любопытство старика.
Мэр постучал ножом по своему бокалу и встал, чтобы произнести обычную короткую речь.
Внимательно слушая, Бруно начал мечтать о кофе после обеда, а затем, возможно, о том, чтобы немного вздремнуть на старом диване в своем кабинете, чтобы восстановить силы перед утомительной послеобеденной административной работой за письменным столом.
ГЛАВА 4
Бруно всегда старался установить хорошие отношения с местными жандармами, которые держали пост из шести мужчин и двух женщин на окраине города, перед небольшим многоквартирным домом, где они жили. Поскольку участок контролировал несколько коммун в большом сельском округе крупнейшего департамента Франции, им руководил капитан, в данном случае Дюрок. Прямо сейчас очень сердитый Дюрок, одетый в парадную форму, агрессивно навалился через неопрятный стол Бруно и сердито смотрел на него.
«Сам префект позвонил мне по этому поводу. А потом я получил приказ из министерства в Париже», — отрезал он. «Приказ прекратить это проклятое хулиганство.
Прекратите это, арестуйте преступников и подайте им пример. Префект не хочет, чтобы из Брюсселя поступали постыдные жалобы на то, что мы, французы, ведем себя как кучка англичан, ненавидящих Европу. Мой начальник в Париже не хочет, чтобы правительственные инспекторы больше уничтожали шины, которые просто выполняют свою работу и обеспечивают соблюдение закона об общественной гигиене. Поскольку мне достоверно известно, что в этом городе ничего не происходит без вашего ведома, мой дорогой начальник полиции, я должен официально потребовать вашего сотрудничества».
Последние слова он почти выплюнул и произнес «Начальник полиции» с насмешкой.
Этот Дюрок был крайне неаппетитным мужчиной, высоким и худым до изможденности, с очень выдающимся Адамовым яблоком, которое торчало над воротником, как какой-то зловещий нарост. Но, подумал Бруно, лучше делать скидку. Дюрок был недавно повышен в звании и, очевидно, нервничал из-за получения приказов сверху в своей первой должности ответственного офицера. И поскольку он пробудет здесь, в Сен-Дени, по крайней мере, пару лет, начать с ним не с той ноги было бы катастрофой. В интересах Сен-Дени Бруно знал, что ему лучше быть дипломатичным, иначе он мог забыть о своих обычных вежливых просьбах позаботиться о том, чтобы дорожная жандармерия оставалась дома со своими алкотестерами в ночь танцев в регби-клубе или ужина в охотничьем клубе. Если бы местные спортсмены не могли выпить несколько лишних бокалов вина в особенный вечер без того, чтобы их не остановили копы, он бы никогда этому не поверил.
«Я все понимаю, капитан», — мягко сказал Бруно. «Вы совершенно правы, и ваши приказы абсолютно верны. Это хулиганство — скверное пятно на нашей репутации тихого и законопослушного городка, и мы должны работать над этим сообща.
Я буду полностью сотрудничать с вами.»
Он лучезарно улыбнулся Дюроку через свой стол, у которого теперь были два белых бескровных пятна на красном лице. Очевидно, капитан действительно был очень зол.
«Итак, кто это?» Потребовал ответа Дюрок. «Я хочу вызвать их на допрос. Назовите мне имена — вы должны знать, кто несет ответственность».
«Нет, не знаю. Я мог бы высказать несколько предположений, но это то, чем они будут. А предположения — это не доказательства».
«Об этом судить мне», — отрезал Дюрок. «Ты даже не знаешь, что такое улики. Ты всего лишь деревенский полицейский, у которого полномочий не больше, чем у дорожного инспектора. Все, что вы можете предложить, — это немного знаний о местных условиях, так что просто не вмешивайтесь и предоставьте это профессионалам. Назовите мне имена, и я позабочусь о доказательствах».
«Найти доказательства будет нелегко, особенно в таком маленьком городке, как этот, где большинство людей считают эти европейские законы совершенно безумными», — резонно заметил Бруно, отмахиваясь от оскорблений. Со временем Дюрок поймет, как сильно ему нужны знания Бруно о местных условиях, и, для его же блага, ему придется набраться терпения, чтобы учить своего начальника. «Здешние люди, как правило, очень лояльны друг к другу, по крайней мере, перед лицом посторонних», — продолжил он. «Они не станут с вами разговаривать — по крайней мере, если вы будете таскать их на жесткие допросы».
Дюрок хотел прервать его, но Бруно встал, поднял руку, требуя тишины, и подошел к окну.
«Посмотрите туда, мой дорогой капитан, и давайте обдумаем это как разумные люди. Посмотрите на эту сцену: река, эти скалы, обрывающиеся к ивнякам, где часами сидят рыбаки. Посмотрите на старый каменный мост, построенный самим Наполеоном, и на площадь со столиками под старой церковной башней.
Это сцена, снятая для телекамер. Знаете, они довольно часто приезжают сюда и снимают. Из Парижа. Иногда и иностранное телевидение. Это имидж Франции, которым мы любим хвастаться, Франции, которой мы гордимся, и я бы не хотел быть человеком, которого обвиняют в том, что он его испортил. Если мы поступим так, как вы предлагаете, если будем действовать жестко и устраивать облавы на детей по подозрению, весь город будет у нас на ушах.»
«Что вы имеете в виду, дети?» — спросил Дюрок, нахмурив брови. «Этим занимаются рыночные типы, взрослые».
«Я так не думаю», — медленно произнес Бруно. «Вы спрашиваете о моих знаниях местности, и я почти уверен, что этим занимаются несколько детей. И если вы начнете задерживать детей, вы знаете, чем это закончится. Разгневанные родители, марши протеста, демонстрации у здания жандармерии. Учителя, вероятно, объявят забастовку в знак сочувствия, и мэру придется встать на их сторону и поддержать родителей. Сюда нагрянет пресса, стремящаяся поставить правительство в неловкое положение, а телекамеры снимут заслуживающие освещения в прессе сцены восстания в самом сердце Франции. Для них это естественная история — жестокие полицейские издеваются над детьми и притесняют добропорядочных граждан Франции, которые пытаются защитить свой образ жизни от бессердечных бюрократов в Брюсселе. Вы знаете, что такое средства массовой информации. А потом внезапно префект забудет, что он когда-либо отдавал вам какие-либо приказы, и ваш шеф в Париже будет недоступен, а ваша карьера закончится».
Он повернулся к Дюроку, который внезапно стал довольно задумчивым, и сказал: «И вы хотите рискнуть всей этой неразберихой только для того, чтобы арестовать пару детей, которых вы даже не можете привлечь к суду, потому что они слишком малы?»
«Дети, вы сказали?»
