Расторгуев, после обмена репликами с Реддвеем неподвижно сидевший на раскладном стуле с каменным лицом, ничего не говоря, встал и направился к выходу. Реддвей бросился ему наперерез и преградил дорогу.
— Простите, мистер Реддвей, мне необходимо выйти, — сказал Расторгуев как можно вежливее, хотя в голосе его сквозила неприязнь. Не хватало еще, чтобы ему, генералу ФСБ, приходилось спрашивать у кого-то разрешения выйти в туалет.
— Извините, господин генерал, вам придется потерпеть. Еще раз прошу прощения, но слишком многое поставлено на карту. Мы не можем рисковать.
— Вы хотите сказать, что, выйдя по нужде, я демаскирую наше укрытие? — Расторгуев улыбнулся: — По-моему, подходы к нашему КП замаскированы очень искусно.
— Дело не в этом. Мы должны находиться вместе.
— Ах, даже так?
— Да, именно так. Если желаете, можете воспользоваться горшком.
Турецкий чуть не поперхнулся от душившего его смеха. Комичнее всех в данной ситуации выглядел даже не Расторгуев, а офицер-связист. Он не понимал ни слова по-русски и, исполненный чисто армейского уважения к высоким чинам присутствующих, почтительно наблюдал за их спором о проблемах общемирового значения.
Несси по традиции, начавшей откровенно ей надоедать, в напарники достался Билл Мазовецки. Поскольку засада грозила растянуться на неограниченно долгий срок, а разговаривать с Биллом ни о чем она могла не более нескольких минут, пришлось искать неординарный выход. Некоторое время назад ей попалась брошюра с китайскими головоломками. Предчувствуя перспективу торчать в засаде до полного опупения, после своей экспедиции в подвал монастыря она выучила добрую половину брошюры на память, и теперь они развлекались разгадыванием древнекитайских шарад.
— Слушай, буддистский монах, набравший учеников, в первый день сказал им: «Вы не должны думать о сути вещей, расчленять и собирать их в своем сознании — не значит постичь их, вы должны слить свое «я» с окружающим миром. Удар палкой тому, кто скажет, что он что-то знает, два удара — тому, кто не знает ничего…»
— Маразм, — прошептал Мазовецки, — давай следующую.
— Помолчи. Затем он принес маленький кувшин и крупного жирного гуся. «Нужно поместить гуся в кувшин. Кто не ответит, как это сделать, получит один удар палкой».
— Эти узкоглазые еще уверяют, что их буддизм — самое ненасильственное учение.
— Профессионалов нужно муштровать, иначе ни черта не выйдет, ученики так никогда и не превратятся в профи.
— Ладно. Нужно не давать гусю пить, а кувшин наполнить водой. Через некоторое время он исхудает, измучается от жажды, сам как-нибудь изголится и пролезет внутрь.
— Узкоглазые тебе не нравятся, гуманист нашелся, — фыркнула она. — Ты сам можешь наниматься на полставки инструктором по китайским пыткам.
— По-моему нормальная версия, вполне себе в русле восточного мировоззрения. Приобщили домашнюю птицу к своему учению, нужно вести здоровый образ жизни, думать о вечном, тогда не только от лишнего веса избавишься, но и достигнешь просветления.
— Заработаешь миллион баксов и попадешь на обложку «Times». Они со всякой живой тварью похлеще зеленых носятся. Погоди, по-моему, ты что-то умное сказал, дай сообразить.
— Беру тебя в секретари. Будешь ходить со мной повсюду и ловить на лету гениальные изречения. Потом издашь книгу «В двух шагах от гения». Автор — В. Корриган, личный биограф и ближайший друг Билла Мазовецки. Звучит!
— Скажи еще личная жена, — зашипела Несси. — Не отвлекай. Думаешь, легко подбирать за тобой крупицы здравого смысла?
— Ну, ну. Можешь весь подобрать, зачем перебиваться крупицами?
— Да заткнись наконец, я поняла: нужно принять гуся в класс, ему тоже придется отвечать, а точнее, продемонстрировать…
— Точно. Пальцем в небо.
— Внимание! — В миниатюрных динамиках, закрепленных у каждого за ухом, зазвучал голос Реддвея. — С северо-востока, со стороны Мюнхена, приближается вертолет. Расстояние пятнадцать километров. Ориентировочное время подлета — семь минут.
— Сейчас начнется. — Мазовецки бережно покрутил затекшей шеей и посмотрел в оптический прицел на вход в здание музея, через который Несси ранее пробиралась в подвал — их участок ответственности.
— Прорицатель, — съязвила она, — экстрасенс! А, прости, снимаю шляпу! Ты же и вправду экстрасенс: ночью без миноискателя за десять секунд в луже по колено нашел гранату.
После того как Реддвей указал Расторгуеву его место, культурно выражаясь, на горшке, на командном пункте дышать стало легче. Генерал устроился у стереотрубы и занимался рекогносцировкой, больше не вступая в бессмысленные прения по поводу поимки Мефистофеля. Турецкий увлек Реддвея в дальний угол, и они стали держать военный совет. Говорить приходилось шепотом.
— У меня этот твой генерал в печенках сидит. — Реддвей покосился в сторону недавнего оппонента. — Как бы он ни выкинул чего-нибудь, когда запахнет жареным.
— У тебя просто аллергия на гэбэшников. Расслабься, чувствуй себя как дома. Чтобы тебе было спокойнее, обязуюсь за ним присматривать, пока ты командуешь своим войском.
— Считай, частично утешил. Меня еще один вопрос мучает: что мы будем делать, когда прилетит этот проклятый вертолет?
— Как что делать?! Всех хватать и — в кутузку. Мефистофеля как-нибудь отличим от серой массы. Его — в отдельную камеру.
— У нас проблем с помещениями нет, можем всем предоставить отдельные камеры, хоть двухкомнатные.
— Двухкомнатные камеры — это все ваши буржуазные излишества, — перебил Турецкий.
— Молчал бы уже, мистер плейбой, про буржуазные излишества, — огрызнулся Реддвей, до сих пор, по-видимому, не простивший Турецкому его вандализма и надругательства над казенным имуществом. — Что, если лично Мефистофель здесь не объявится? Из предосторожности. Он-то лично мешки таскать не будет.
Турецкий не нашел сразу, что возразить. Подобную перспективу он до сих пор не рассматривал.
— Погоди, неужели ты считаешь, что он позволит своим подручным загрузить три сотни миллионов баксов в вертолет, а сам будет спокойно дожидаться где-нибудь в укромном месте, пока верные слуги подберут его на борт? Как же, подберут они его, держи карман шире! Брось, Питер, бред это все, детский сад. Если он клюнул — прибудет сюда собственной персоной. А здесь мы за рога его — и в стойло.
— Ты сам рассуждаешь, как в детском саду. Мало ли какими средствами он держит свою гвардию в узде? Может, он бомбу сунул им под хвост и не снимает руку с красной кнопки. Может, он отца родного за штурвал посадил, а здешним бойцам дал указание всех лишних порешить, когда закончат погрузку. А скорее всего, нет лишних, только самые преданные или вообще один, самый-самый.
— Бред! Не будет он такие сложные пасьянсы раскладывать, если не дурак. А он не дурак! Когда речь идет о сотне миллионов, и на родного отца полагаться нельзя, да и стар он наверняка для таких передряг.
— Приближается гражданский вертолет со стороны Мюнхена, — объявил связист, — дальность десять миль, скорость 80 узлов, высота сто футов — предельно низко, втрое ниже установленной границы для этого района. Очевидно, стремится идти незаметно для радаров. Сигнал очень слабый. Снизится на несколько футов — мы его потеряем.
«Черт бы побрал весь англоговорящий мир с их футами и дюймами, — выругался про себя Турецкий. — Тут война, а я должен арифметикой заниматься, пересчитывать все к человеческим единицам…»
— У нас в войсках ПВО в 87-м году, после приземления Руста, восстановили должность наблюдающего за воздухом, — подал голос Расторгуев, не отрываясь от прибора. — Старо, но эффективно! Советую использовать опыт.
— Один-один. — Турецкий толкнул Реддвея в бок.
Несси точно так же, как и напарник, повращала шеей, у нее это вышло без громового хруста, размяла слегка затекшую левую руку и принялась рассматривать в оптический прицел вход в музей. Если заварится каша, они должны успеть проскочить в здание и заблокировать выход из подвала. Главное — никому не позволить взять в заложники туристов или сотрудников музея. Совсем закрыть музей для посещения Реддвей не рискнул — боялся спугнуть тех, кого они ловили. Конечно, ответственность он на себя брал колоссальную: допустить присутствие гражданских на месте боевой операции — да случись что, его разорвут на мелкие клочки. Но, очевидно, шеф верил в профессионализм своих сотрудников, кроме того, на него постоянно давил мистер Турецкий. А что ему, с него, согласно русской же поговорке, как с гуся вода. Да как, черт побери, быть с этим гусем?
Мазовецки гусь волновал даже больше, чем Несси. Ему до чертиков хотелось утереть нос заносчивой напарнице, но, как он ни старался, ничего толкового придумать пока не смог. Правда, и обстановка не располагала к интеллектуальному досугу. Если у толстяка шефа верные сведения, то до посадки вертолета и начала заварухи остается три минуты, а появится он в поле зрения через несколько секунд. Собственно, они с Несси находятся в арьергарде и, вполне возможно, вообще не сделают ни единого выстрела и не надерут ни одной задницы. Жаль будет.
