прервать. Однако этого не случилось. Наоборот – сообщение сыщика вызвало у девушки прилив энергии.
– Я так и знала! – воскликнула она. – Вы говорите, его оглушили? Тогда скорее всего это те же самые люди, что убили Григория Алексеевича! Один почерк!
– Да, почерк похожий, – согласился Лев.
– Лев Иванович, я хотела вам помочь в вашем расследовании, – продолжала Настя. – Убиты два моих друга, два близких человека. И мой долг – помочь найти убийц. Как я могу это сделать? Какую помощь могу вам оказать? Или вы скажете, чтобы я отошла в сторону и не мешала?
– Нет, Настя, я так не скажу. Вы очень даже можете мне помочь. Прежде всего тем, что поможете мне встретиться с нужными людьми.
– И с кем бы вы хотели увидеться?
– Сначала с Натальей Артюховой, вдовой убитого. У меня нет ее телефона, а я хотел бы договориться о встрече…
– Я сию минуту ей позвоню, договорюсь и перезвоню вам! – заверила Настя.
И действительно, спустя несколько минут снова раздался звонок. Настя сообщила, что Наталья Романовна Артюхова готова встретиться с сыщиком и ждет его.
…Гуров догадывался, что жилье художника Артюхова будет отличаться от обычной квартиры. И его предчувствие сбылось. В прихожей вместо обычных обоев он увидел стену, всю разрисованную как сказочный лес. На ветвях деревьев сидели птицы, а внизу водили хороводы герои разных сказок. В спальне не было обычного телевизора, зато в углу стоял рояль, а на стене висела гитара.
Наталья Артюхова оказалась невысокой, даже маленькой женщиной. Казалось, она еще больше съежилась от свалившегося на нее горя. По привычке (раз пришел гость – надо его угостить) она начала предлагать сыщику чай, но он решительно отказался от угощения и сказал, что пришел беседовать, а не чаи распивать. Они устроились в спальне, и Лев приступил к расспросам.
– Скажите, вы видели последнюю картину вашего мужа? – спросил он.
– Ах, эта картина! – покачала головой Артюхова. – Сколько горя она нам принесла! Нет, я ее не видела, Гриша сказал: «Вот закончу, тебе первой покажу». Он часто так делал, а вот незаконченные картины не любил показывать.
– Но о сюжете картины он говорил? – продолжал спрашивать сыщик.
– И о сюжете не хотел распространяться, и это было очень странно: он обычно не делал секрета из содержания своих новых картин. Я раз спросила, что он пишет, два – он так и не сказал. Я удивилась…
– Удивились или встревожились?
– А почему я должна была встревожиться? Подумала – может, он мой портрет пишет? На него иногда находило такое желание – меня написать. Ну, думаю, закончит, тогда и посмотрю. А оно вон как вышло…
– У вас есть дети?
– Да, двое, сын и дочь. Но оба уже выросли, уехали от нас. Володя в армии служит, в Новосибирске. А Аня в Самару уехала, на дизайнера учится. Я им позвонила уже, сообщила… Только не знаю, на какое число на похороны вызывать. Следователь пока не говорит…
– Скажите, у вашего мужа были враги? Ему кто-нибудь угрожал в последнее время?
– Нет, какие враги! Не было никаких врагов, – покачала головой вдова. – Он со всеми дружил.
– Но он иногда резко критиковал местные власти. У него не было из-за этого неприятностей?
– Нет, неприятностей не было. Разве что на приемы в администрацию не всегда приглашали, на всякие торжественные мероприятия. Люду Сейфулину приглашали, Леню Шмайлиса, Женю – да всех, а Гришу нет. Но он не обижался.
– Вы не замечали возле вашего дома или возле мастерской вашего мужа подозрительных людей? За вами не следили?
– О чем вы? Кто будет за нами следить?
– Но ведь вашего мужа убили! – напомнил Гуров. – И, может быть, причиной была картина, которую он писал. Так что за ним могли следить.
– Нет, я ничего такого не замечала, – повторила Наталья Романовна.
– Скажите, а сам Григорий Алексеевич не говорил вам, что за ним следят?
– Нет, не говорил, – уверенно заявила вдова.
– В тот вечер, когда его убили, вам никто не звонил? Я имею в виду незнакомых людей. Кто-нибудь, кого вы не знаете, не спрашивал Григория Алексеевича?
Артюхова на какое-то время задумалась, а потом ответила:
– А знаете, был такой звонок, часов в восемь вечера. Обычно в это время Гриша возвращался из мастерской. А тут его все не было. Вдруг раздался звонок по тому телефону… – кивнула она на аппарат с трубкой, стоявший на тумбочке. – Мы в последнее время редко им пользовались, все больше эти, мобильные, в ходу. А тут вдруг позвонили и спросили Гришу.
– Кто спрашивал – мужчина? Голос какой?
– Нет, звонила женщина. Такая, знаете, в годах. И голос такой строгий…
– Что она сказала?
– Сказала… Она спросила: «Скажите, Григорий Артюхов дома? Позовите его к телефону». Ну, я ответила, что его еще нет. И она сразу повесила трубку.
– Понятно… – протянул Лев. И задал еще один вопрос: – Скажите, он не держал дома набросков, этюдов своих работ?
– Да, он иногда делал наброски карандашом, – кивнула вдова. – Рисовал в таком большом блокноте.
– Покажите мне, пожалуйста, этот блокнот, – попросил сыщик.
Наталья Романовна встала, направилась к столу. Посмотрела на нем, потом порылась в шкафу, сходила на кухню, на застекленную лоджию. Вернувшись, лишь развела руками:
– Знаете, блокнота почему-то нигде нет. Он всегда держал его дома, в мастерскую не относил. А теперь его нет.
– Спасибо большое, Наталья Романовна, что уделили мне время, – поднялся Лев. – Я поговорю со следователем, который ведет дело, попрошу, чтобы он поскорее выдал вам тело мужа или сообщил точную дату, когда сможет это сделать.
Выйдя из дома, он сразу увидел Настю Марьянову, которая стояла недалеко от подъезда, и удивленно спросил:
– Настя, что вы здесь делаете?
– Вас жду, что же еще, – ответила девушка. – Я же сказала, что хочу
