и Рагнар Сканокер – в стрельбе. Но боксерский финал в полутяжелом весе – это нечто особенное. Вся страна затаила дыхание.
Особенно Норрботтен. Когда Бёрье Стрём уже гарантировал себе серебро, в Олимпийской деревне произошло событие, поставившее под угрозу не только продолжение спортивного праздника. Палестинская террористическая группировка «Черный сентябрь» ворвалась в Олимпийскую деревню, убила двух израильских легкоатлетов и еще девятерых захватила в заложники. Игры были приостановлены, а 6 сентября немецкая полиция и военные начали спецоперацию. В результате были убиты заложники, несколько полицейских и пятеро террористов. Но Олимпийские игры было решено продолжать, и страсти вокруг финального поединка накалились до предела. Газетные заголовки кричали со всех стендов на улицах – «Бёрье Стрём победит! Никакой уступки террористам!»
Все это заставило семейство Сису-Сикке не только вернуться с картофельного поля, но и успеть вымыться в бане к двум часам дня. В четыре сели обедать – жареный окунь с картошкой. В пять, наконец, включили телевизор.
Все собрались в большой комнате. Взрослые заняли места на раскладном диване, принесли из кухни плетеные стулья. Молодежь расселась на тряпичных ковриках на полу. Телевизор стоял на раскладном столе. Брат Сису-Сикке накануне долго провозился с антенной и обеспечил отличный прием.
Старшие братья Сису-Сикке раздали взрослым пиво. Дети получили трокадеро [58] в обмен на обещание не пролить ни капли. Заразившись спортивным азартом, малыши выкрикивали надписи на пивных банках – бесконечный рекламный сериал. «Скажи мне, о Перикл, когда «Туборг» вкуснее всего?» – «Всегда». Пока старшие братья Сикке не заставили их замолчать, пригрозив выдворить из большой комнаты.
– Мы с тобой должны быть там, – вот уже в сотый, наверное, раз повторил Ниркин-Юсси Сису-Сикке, когда Бёрье Стрём появился в кадре.
Тренеры сопровождают своих питомцев на Олимпиаду, таковы правила. Но шведская боксерская ассоциация предпочла послать в Мюнхен стокгольмского тренера. Ниркину-Юсси и Сису-Сикке нечего было возразить на это, да и кто стал бы их слушать. Бёрье звонил накануне полуфинала и сказал, что видел того «тренера» разве что мельком. Похоже на то, потому что стокгольмец понятия не имел, как Бёрье боксирует, выкрикивал много глупостей и только мешал. А теперь, когда Бёрье обеспечил себе по меньшей мере серебро, у этого «тренера» хватило наглости стоять с ним в обнимку и улыбаться перед камерами.
Гонг.
Кубинец Эмилио Мартинес бросается с места в карьер. В нем сто восемьдесят пять сантиметров и восемьдесят один килограмм мускулов. Его правая рука работает как электрический поршень, и Бёрье отступает. Такое начало явно его нервирует, но на второй минуте он снимает гард, чтобы парировать левый хук, чем и создает «окошко», так нужное кубинцу. Мартинес наносит прямой и попадет в цель. Над мюнхенским стадионом стоил рев, когда Бёрье опускается на пол.
Не меньший рев наполняет большую комнату с телевизором в Куоксу. Бёрье поднимается на счет «три», и Мартинес тут же обрушивает на него град ударов. Остаток раунда Бёрье блокирует атаки поднятой левой рукой. Но получает свое, и один из ударов приходится в левую бровь.
Жены старших братьев Сикке выходят из комнаты, не выдержав этого зрелища, и кричат из кухни: «Ну что там?», «Кровь еще идет?» Мужья под угрозой развода велят им замолчать.
Во втором раунде Бёрье выходит с мазью на брови. Теперь он знает, как работает этот «правый поршень». Кубинец продолжает молотить, Бёрье медленно продвигается вперед, блокирует удары и наносит несколько, на первый взгляд, бессмысленных хуков в плечо соперника. Ниркин-Юсси и Сису-Сикке переглядываются. Они довольны. Это умный стратегический ход. Он не прибавит Бёрье очков, но должен обезоружить «правую молотилку». Ближе к концу раунда оба спешат. Зрители, и в Мюнхене, и в Куоксу, поднимаются с мест и подбадривают боксеров дружными возгласами. Бёрье сыплет знаменитыми апперкотами, нагнетает хуками, бьет по почкам. Мартинес явно метит в поврежденную бровь. Он знает слабое место Бёрье – тренер правильно посоветовал ему вскрыть рану.
Зрители вопят так, что голос комментатора почти не слышно. А затем происходит то, что и должно было произойти. Мартинес разбивает бровь Бёрье. Кровь заливает левый глаз, Бёрье отступает. Мартинес бьет попеременно то по голове, то по корпусу. Бёрье приседает, отходит, напрягает оставшийся правый глаз.
Ниркин-Юсси кричит в телевизор, что судья должен предупреждать удары ниже пояса, а потом поворачивается к Сикке:
– Видишь? Плечо кубинца?
– Вижу.
Плечевой мускул Мартинеса дергается каждый раз перед правым ударом.
Ниркин-Юсси рвет на себе волосы и вопит как сумасшедший:
– Плечо! Плечо!
Но стокгольмский тренер, похоже, не собирается помогать Бёрье.
Секунды тянутся, как туман над лесным болотом, пока наконец не раздается гонг. Бёрье уходит в угол. Он истекает кровью, как забитая свинья, – его выдают белые полотенца. Поэтому Сису-Сикке и предпочитает использовать красные, чтобы скрыть от противника реальное положение дел. Но Сису-Сикке там нет, он в нескольких сотнях миль от Мюнхена. Зато там есть врач, и он наблюдает за ходом поединка.
Неужели это конец? Будет ли вообще финальный раунд?
Сису-Сикке поднимается и подходит к телевизору. Становится так, чтобы не загораживать экран остальным. Он смотрит на Бёрье, только на Бёрье. А когда тот выходит из кадра, видит его своим внутренним оком. Губы Сикке шевелятся, формируют слова, которых никто не может слышать.
Мать Сису-Сикке поднимается, смотрит на экран и на сына огромными, круглыми глазами. Она первая поняла, что происходит. Останавливать кровь – это у них в роду. Ее прадедушка по материнской линии, новопоселенец в Сокетреске, спас жизнь полковой лошади, пострадавшей во время русской оккупации 1808–1809 годов. Лошадь получила двадцать восемь сабельных ударов и была обречена на мучительную смерть. Но прадедушка матери Сису-Сикке остановил кровь и выхаживал животное всю зиму после капитуляции. Так говорят. Он якобы повредился в уме после этого случая. Лечил больных животных, предоставляя жене одной управляться с лесом, землей и хозяйством. Бóльшую часть времени сидел в конюшне и будто о чем-то размышлял. Там он и умер от анемии в тот год, когда родился его четвертый ребенок – бабушка Сису-Сикке. Спасенной лошади к тому времени было уже за тридцать, но она все еще помогала вдове возить дрова и пахать землю. Летом паслась в лесу. Пока хозяин был жив, лошадь и в летнюю пору приходила навестить своего спасителя.
Бабушке Сису-Сикке трудно было отказать людям, приходившим к ней со своими недугами. Но после
