Мои руки задрожали. Воспоминания начали расплываться, темнеть и складываться. Прятаться. Снова затягивать меня во тьму. Я видела лицо Хлои в молочной подводной кипени. Ее рот был раскрыт, как будто она звала меня, волосы плавали вокруг ее лица. Я ощущала ее руку в моей руке. Ускользающую, когда море оторвало ее от меня.
— Я старалась удержать ее. Старалась изо всех сил. Но я не знала, где верх и низ, и мне не хватало дыхания. Ее тельце было скользким от солнечного лосьона. Словно рыбка. Ее вырвало у меня из рук. А когда я всплыла, повсюду была бушующая пена, соленая вода, волосы залепили мне глаза, я задыхалась, и… — болезненный комок, застрявший в горле, заглушил мои слова. Я молча сидела и тяжело дышала.
Мартин накрыл мою руку; он тоже молчал, давая мне время и место. Никаких суждений о моих чувствах. Я со свистом втянула воздух в легкие.
— Я кричала и ныряла, я искала, и… спасатели вытащили меня на берег. Я была в истерике и выкрикивала имя Хлои. В море вышли гидроциклы и весельные лодки. Потом появился Дуг. Он бегал по пляжу. Он… он кричал на меня и спрашивал, за каким дьяволом я поперлась так далеко. Разве я не видела предупреждений о приливных течениях? Почему я не осталась в зоне флажков? Разве я не понимала, что условия могут измениться в любую минуту? — Я вытерла пот и судорожно вздохнула. — Катера вышли на поиски, вертолет поднялся в воздух. Была запущена полномасштабная спасательная операция. Но прибой был очень высоким. Ты не поверишь, какие большие волны могут быть в этом месте. Они за секунду меняются от пологих до высоких и убийственных. А на следующее утро она… ее… Моя маленькая Хлоя, моя трехлетняя малышка, — ее истерзанное и окровавленное тело нашли на скалах.
По моему лицу текли слезы, превращавшие крем от загара в жуткую массу с химическим мыльным привкусом у меня на губах.
— Я была во всем виновата, Мартин. Дуг дал мне понять это. Он больше не любил меня и не прикасался ко мне после этого. Он обожал Хлою. Ее утрата погубила наш брак. Дуг возненавидел меня, а я превратилась в ужасный призрак себя, умолявший, чтобы его ненавидели. Я стала безобразным и жирным вместилищем для горя и ожесточенности, и я дошла то точки, когда мне хотелось свернуться клубком и умереть.
Он кивал, глядя на горизонт.
— Это предшествовало… таблеткам? Самолечение и спираль вины?
— Значит, ты читал об этом… разумеется, ты это сделал.
Он сокрушенно улыбнулся.
— После нашего ужина в Дип-Коув. После того, как ты сказала, что Стерлинг — это твой отец. Признаться, я кое-что посмотрел по этому поводу.
— Да, — тихо сказала я. — И мне ненавистно, когда все лицемерно советуют признаваться в своих психических расстройствах, чтобы избавиться от клейма жертвы, но тем не менее всегда осуждают людей с психическими расстройствами. Люди шепчутся и сплетничают у тебя за спиной. Ты становишься посмешищем, или назойливой пьяницей, или наркотизированной психопаткой, которая не может спасти свою внешность или удержать мужа, которого нельзя винить в том, что он уходит от нее. Ты превращаешься во фрика, не способного пережить трагедию из-за побочного ущерба, который лишь усугубляет положение. Ты превращаешься в лакомую пищу для газетных заголовков. Гораздо легче заболеть пневмонией, получить инфаркт или сломать ногу. Такое состояние удобно для людей. Это они понимают, — я с силой втянула воздух в легкие. — Вот видишь? Нам нужно поговорить о психическом здоровье.
Он промолчал. Я смотрела на его профиль в ожидании вердикта.
— Теперь ты ненавидишь меня? — тихо спросила я.
— Иди сюда, Эль.
Он обвил меня руками и обнял. Просто обнял. Наши разгоряченные тела были липкими от пота и лосьона от загара. Но его запах и массивность его тела были утешительными для меня. Он погладил мои волосы и поцеловал меня в губы.
— Я люблю тебя, Элли Тайлер, — прошептал он. — Я чертовски люблю тебя, и мне жаль, что тебе пришлось пройти через это. Ты хороший человек. Дорогой, удивительный, чуткий и творческий человек. И это не должно было случиться с тобой, и я ума не приложу, как отец Хлои мог бросить тебя после этого, после того, что вам пришлось вынести.
Я рыдала, пока он обнимал меня, мое тело сотрясалось в крупных, резких, припадочных конвульсиях. Я позволила этому случиться. Это было подобно кровопусканию, очищению, выпуску чудовищного пара, накопившегося в моей душе. Рассказать обо всем Мартину и чувствовать, что он по-прежнему обнимает меня — это было лучше любой терапии. Никакая терапия не могла бы сравниться с этим. Я как будто вернулась домой. Вместе с ним я находилась в безопасности. Он понимал и принимал это.
— Поэтому ты не хотела плавать со мной? — спросил он, когда я наконец успокоилась.
Я кивнула.
— Но на самом деле речь идет о морском прибое, правда? О высокой воде, водоворотах и сильных течениях, о больших волнах, которые заставляют чувствовать себя беспомощной?
Я шмыгнула носом, высморкалась и снова кивнула.
— Значит, мы можем с этим справиться. Смотри. Эта лагуна окружена стеной песка и коралловым рифом. Здесь тихо, как в ванне. Никаких течений. Никаких акул. Она мелководная. На поверхности нет даже ряби от ветра. Думаю, если мы войдем вместе и тебе не станет плохо, это будет большим шагом вперед. Ты готова попробовать… вместе со мной?
Я закусила губу и кивнула. Время пришло — время вернуться в море. Пора сделать шаг. Мне хотелось победить ощущение беспомощности, заставить его уйти. Это будет первым шагом, и очень мощным, если я смогу.
Вместе с Мартином, державшим меня за руку, мы вошли в лагуну. Вода была теплой и шелковистой. Мы зашли по колено, потом по пояс. Да, он был прав: здесь не было волн или сильных течений. Мы покачивались и обнимались, — он голый, я в бикини. Он поцеловал меня, и я улыбнулась, потом рассмеялась. Он крепко обнял меня, потом развязал верх бикини и стянул трусики.
Мы занялись любовью на мелководье. В отместку за мои дурные воспоминания.
Потом мы поплавали, не выходя на глубину: я могла встать в любом месте, где хотела. Мои конечности расслабились, на душе полегчало. Это было чистым блаженством.
Мы вместе вышли из воды и рука об руку побежали к пляжным коврикам. Потом лежали на спине с переплетенными пальцами.
— Спасибо тебе, — прошептала я, глядя в немыслимо голубое небо. — За то, что выслушал меня, — я перекатилась на бок и провела пальцем по его животу в сторону пупка. — Думаю, я правда люблю тебя, Мартин Крессуэлл-Смит.
* * *
Позже в тот вечер, когда я сидела перед зеркалом и наводила красоту на вечер, Мартин принес мне бокал вина. Он поцеловал меня в лоб.
— Должно быть, это было ужасно, когда они нашли ее маленькое тело, разбитое о скалы и рифы. Полицейские допрашивали тебя так, словно ты была во всем виновата. Как будто ты умышленно отпустила ее. Мне так жаль, Элли.
Я похолодела.
Потом я смотрела, как он пошел в ванную и принял душ. Пальмовые вайи снаружи шелестели и лепетали над крышей нашего бунгало под порывами вечернего ветра.
— Разве я говорила, что полицейские допрашивали меня? — спросила я за ужином. Мне было известно, что это не попало в газеты, по взаимной договоренности с полицией. Они сдержали слово.
— Да, — он выглядел озадаченным.
Я впилась в него взглядом. Он даже не сморгнул.
— Я полагаю… Я… — Мой голос пресекся, и я потянулась за бокалом.
Выражение его лица перешло от озадаченности к озабоченности с такой скоростью, что я испытала мгновенную панику. Что это, мини-провал в памяти? Вот как это начинается. В глубине своей темноты я даже не помнила, как пырнула Дуга ножом, когда обнаружила его с той женщиной в ресторане. Но я точно знала, что сделала это, потому что это попало на запись камеры безопасности, и там было множество свидетелей, снимавших на мобильные телефоны.
— С тобой все в порядке, Эль?
— Да. Да, ничего особенного.
— Уверена?
— Да. Можешь передать соль?
