Ознакомительная версия.
– На четвертый, – поправил собеседник. – На четвертый день мы с женой переселились на дачу.
– А где вы побывали на четвертый день? После чего вы съехали с квартиры? Ну мы же знаем, о чем говорим. Где вы были?
– На Луне, – тихо ответил человек.
– Долго?
– Как обычно… До конца рабочего дня. А вы?
Не отвечая, Геннадий Георгиевич положил трубку. На кухне все еще всхлипывала жена, из крана бежала вода, под ногами путался и орал голодный кот. Геннадий Георгиевич взял приготовленный с вечера портфель, накинул пиджак, подошел к окну. Оглянувшись, убедился, что никто за ним не наблюдает. Откинул шпингалет, осторожно надавил на раму. Она открылась почти бесшумно – Геннадий Георгиевич еще несколько дней назад смазал петли подсолнечным маслом. Дальше пошло проще – он отодвинул штору, открыл вторую половинку окна и выглянул. Во дворе никого не было. Примерившись, он бросил портфель вниз, стараясь попасть на чахлую клумбу. Не колеблясь больше, взобрался обеими ногами на подоконник, потом сел на него, свесив ноги наружу, посмотрел вниз. Геннадий Георгиевич прыгал из этого окна не то седьмой, не то девятый раз и уже начинал привыкать. Еще раз обернувшись, чтобы посмотреть, не забыл ли чего, он увидел жену. Соня стояла в дверях, и ее мокрые от слез глаза были полны ужаса.
– Гена… – тихо проговорила она. – Гена… Что с тобой? Куда ты? Зачем? Ты решил покончить с собой? Из-за нее… Из-за этой тигрицы?
– Да какая, к черту, тигрица! – в сердцах сказал Геннадий Георгиевич. – Портфель выронил… Как бы не взял кто…
– Господи! – всплеснула руками Соня. – Да принесу я тебе этот несчастный портфель! – И она метнулась по коридору к выходу.
Геннадию Георгиевичу ничего не оставалось, как вернуться в комнату. Но из окна он внимательно следил за Соней. Вот она подняла с клумбы его портфель и быстро вошла в подъезд. Ничего необычного в ее поведении Геннадий Георгиевич не заметил. На лестнице раздались шаги. Соня вошла, закрыла за собой дверь. Щелкнул замок. В последний момент Геннадий Георгиевич с болезненным интересом успел бросить взгляд на площадку. Пыльный солнечный луч, лужа у двери, появилась, правда, розовая нога от куклы…
До начала работы оставалось двадцать минут. Он опаздывал. Вот если бы удалось спрыгнуть с подоконника, он уже стоял бы в гастрономе напротив, пил бы кофе и поджидал, когда в конце квартала покажется девушка в голубом платье. Он бы двинулся ей навстречу, прошел мимо нее, втянув живот, и направился к своей конторе. Контора эта называлась… Впрочем, название было настолько длинное и запутанное, что проще сказать, чем занимались в этой конторе. Так будет проще и короче. Контора следила за качеством продукции, которую выпускали местные предприятия. Но поскольку в городе, кроме детских купальных, костюмов, гвоздей, кабачковой игры и баллистических ракет, ничего не выпускали, работы у Геннадия Георгиевича было немного. И опять же у него всегда находился повод уйти с работы, якобы на проверку качества – все ли со стабилизатором в порядке, не кривые ли гвозди идут на конвейере, соблюдаются ли расцветка и размер детских трусиков, достаточно ли мелко искрошены кабачки для икры…
– Вот, – сказала Соня, протягивая портфель. – Возьми.
– Спасибо, дорогая.
– Только не делай так больше, – попросила она.
– Хорошо, дорогая, – смиренно ответил Геннадий Георгиевич. Лоб его покрывала испарина, руки дрожали, и он никак не мог заставить себя шагнуть к двери – все ждал, когда Соня уйдет на кухню, а она, чувствуя себя в чем-то виноватой, хотела проводить его до двери, с любовью поцеловать на прощание, улыбнуться со всей доступной ей теплотой.
Лицо Геннадия Георгиевича было серым от волнения, страха, от того чувства неизвестности, которое охватило его. Он шагнул к двери, как шагает к люку парашютист перед первым прыжком. Одной рукой взялся за ручку, второй прижал портфель к груди, словно защищаясь от непонятной опасности. Еще раз бросив на жену попрощальный взгляд, он и в самом деле прощался с нею навсегда, нажал на ручку, замок щелкнул, дверь начала медленно открываться. На площадке он не заметил ничего необычного. Нога от куклы, лужа у двери, солнечный квадрат на полу. Сквозь раскрытую дверь была видна Соня, она улыбалась и махала рукой. Он набрал в грудь воздуха, зажмурился и захлопнул дверь. Раздался знакомый щелчок замка. А едва открыв глаза, Геннадий Георгиевич увидел, что противник сидит в противоположном углу, откинувшись на канаты.
– Сейчас ты его доконаешь, – сказал тренер, обмахивая Геннадия Георгиевича полотенцем. – Он уже готов.
– Знаю, – хрипло ответил Геннадий Георгиевич.
– Тебе нужно беречь силы, понял? У него нет печенки, селезенки, ничего нет, у него внутри одни легкие, понял? Тебя спасет только нокаут.
– Знаю.
– Он до тебя так ни разу и не дотянулся. По очкам ты его уже задавил.
– Знаю, – повторил Геннадий Георгиевич и с тоской подумал о том, что опять придется звонить на работу и отпрашиваться на консервный завод. И так уже не верят, а если…
Резко ударил гонг. Геннадий Георгиевич легко вскочил со своего стульчика. Руки он поднял к лицу, корпус наклонил вперед, стал чуть боком. От него не ускользнуло то, с каким усилием поднялся этот дылда. Встретившись с ним взглядом, Геннадий Георгиевич понял, что тот боится. Интересно, сколько мне сейчас лет, подумал он почти безразлично. Лет двадцать, наверно, не больше. А этому дылде лет на семь-восемь больше, это уж точно. Какой-то он весь измордованный, я, кажется, ничего поработал… Но и у меня, наверно, тот еще видик… Интересно, он тоже из какой-то двери выскочил или настоящий боксер? Ну да ладно…
И Геннадий Георгиевич пошел на сближение. Дылда увернулся раз, другой, третий. Его отчаявшиеся глаза словно молили о пощаде, тяжелые перчатки оттягивали руки вниз, и он с трудом держал их на уровне груди. Геннадий Георгиевич метнул вперед левую, дылда уклонился, и в ту же долю секунды правая рука Геннадия Георгиевича словно бы сама по себе рванулась вперед и достала потный, горячий, свежевыбритый подбородок дылды. Тот повернулся, крутанулся в воздухе и упал. Геннадий Георгиевич поплелся в свой угол. Руки его висели вдоль тела, начинала болеть ссадина под глазом. Смахнув тяжелой перчаткой пот с глаз, он нашел взглядом на табло часы – рабочий день заканчивался.
Он пришел позже обычного, но, даже поднявшись на свой этаж, не торопился звонить. Поддал розовую ногу от куклы, сбросил ее на первый этаж. Постоял, прислонившись к двери, и наконец нажал кнопку звонка.
– Что с тобой, папаня? – вскричал Вовка.
– Ничего… Все нормально. – Геннадий Георгиевич заплетающейся походкой двинулся к ванной. На ходу он выронил портфель, снял и тоже уронил на пол пиджак. – Мне удалось свалить его в самом конце… Раньше ничего не получалось…
– Что не получалось?
– Понимаешь, Вовка, у этого человека внутри одни легкие и больше ничего. Он дышит, как паровоз…
Геннадий Георгиевич остановился перед зеркалом, не решаясь поднять глаза; когда он все-таки взглянул на себя, то увидел смертельно уставшего человека, которого узнал только по галстуку. Это был он, Геннадий Георгиевич, инженер по качеству. Под глазом у него красовался свежий пластырь, бровь залита йодом, нос распух…
– Так, – протянул Геннадий Георгиевич, открывая краны в ванной. – Так… Похоже на то, что я еще неплохо отделался…
Немного придя в себя, надев халат с поясом, он вошел в комнату и сразу увидел, что окно, через которое сегодня утром надеялся выбраться наружу, забрано толстыми железными прутьями, а его жена Соня стоит тут же с кисточкой в руках и красит прутья белой масляной краской.
– Как это понимать? – спросил Геннадий Георгиевич, хотя сразу все понял.
– Видишь ли, Гена… Мне показалось, что так будет лучше… Я боюсь за тебя, Гена!
– Я тоже, – ответил Геннадий Георгиевич. Потом, помолчав, спросил: – Скажи, Соня… Ты мечтала когда-нибудь о чем-то таком… недоступном… несбыточном?
– Вот еще! – Соня даже обиделась и фыркнула, как кошка, наткнувшаяся на что-то неприятное.
– Ну, может быть, ты хотела выйти замуж за красивого белокурого молодого человека, который бы писал тебе стихи, носил на руках, шептал на ушко нежные слова… А?
– Таких не бывает, – вздохнула Соня, опускаясь на диван перед телевизором.
– Значит, мечтала. – По молчанию Сони Геннадий Георгиевич догадался, что она согласилась с его выводом. – А вот ты думала побывать где-нибудь… на Канарских островах, например, или на горе Фудзияма?
– На Черное море я бы не прочь съездить, – рассудительно сказала Соня. – Куда-нибудь в район Пицунды… Там, говорят, на местном базаре продают потрясающую аджику.
– Аджика – это хорошо, – тихо проговорил Геннадий Георгиевич. – А я вот сейчас вспомнил… Где-то в пятом классе мне взбрела в голову блажь стать боксером, и не просто боксером, а прямо-таки международного класса!
Ознакомительная версия.
