Ознакомительная версия.
Все-таки отрубил Ваня голову курице, отрубил. Поспешно отбросил пыльное трепыхающееся тело и пошел, не оглядываясь, стараясь быстрее забыть и курицу, и окровавленный пенек ее обезглавленной шеи, и оскверненный топор. Он долго смотрел на искривленную телевизионную антенну, наслаждаясь слепящим синим небом, медленно плывущими облаками, длинным белым следом, оставленным сверхзвуковым самолетом. Потом закрыл глаза и стоял просто так, подставив солнцу загорелую лысину.
Вообще Ваня казался человеком вполне положительным, он им и был – водитель тяжелого грузовика, семьянин, отец двоих сыновей, уже почти взрослых. И если позволял себе в этот день так вызывающе ничего не делать, то виною тому было воскресенье и все та же мысль, посетившая его утром. Маша общипывала курицу, сыновья возились с чем-то, хохотали резко и громко, а Ваня, слыша взрывы глупого юношеского смеха, морщился, отворачиваясь, чтобы не заметили его раздражения. Привык Ваня скрывать свои чувства и от начальства, и от жены, и от самого себя. Так бывает. Почти со всеми. Даже самому себе Ваня признавался в чем-то, когда уже не оставалось никакой возможности таиться и прикидываться дурачком.
Ваня долго сидел на теплой скамейке, и солнечные лучи беспрепятственно скользили по его лысине, придавая ей здоровый преуспевающий цвет – будто он с моря приехал, а то и с океана. Маша тем временем сварила курицу и собралась с нею проведать какую-то свою заболевшую родственницу. Ваня даже уточнять не стал, кто она ему, кто он ей. Только махнул тяжелой ладонью: ладно, мол, навести, если она уж так плоха.
Едва Маша вышла за калитку, Ваня сразу почувствовал, что мысль его набрала силу. Теперь это было уже не просто умственное колебание или непонятное томление души, нет. Он даже поежился от предвкушения скорого осуществления своей затеи, хотя законченной формы она еще не обрела и к действию пока не позвала. Поглаживая светлые волосенки за ушами, Ваня ощущал, как растет в нем радость, вызывая озноб и холодок в лопатках.
– Пап! – отрывисто крикнул старший сын. – Я пойду!
– Куда? – спросил Ваня, стараясь наполнить свой голос заботливой строгостью.
– Гулять.
– Ну, иди, – разрешил Ваня и подумал, что все идет правильно, Игорю действительно можно пойти погулять. – Ты один идешь?
– А что?
– Роман остается? – спросил Ваня и тут же понял, что вопрос его плохой, неосторожный, нельзя вот так сразу выдавать себя.
– Да! – ответил Игорь. – Он кого-то ждет. К нему должны прийти.
– Роман, ты кого ждешь?
– А! Ребят… Мы договорились в парк сходить.
– Ну сходите, – протянул Ваня. – Когда-то я тоже ходил… Уже не тянет почему-то… А надо бы…
Вскоре к Роману пришли соседские ребята. Разговаривали громко, грубовато, будто хотели друг друга в чем-то уличить. Сколько ни прислушивался Ваня к их разговору, никак не мог понять, о чем идет спор. Слова, которые он слышал, не соединялись в наполненные смыслом фразы. Иногда ему казалось, что ребята ссорятся, но тут же раздавался надсадный хохот. Потом шло тихое невнятное бормотание, тоже ни о чем, и опять хохот. Ваня последнее время стал замечать, что и с ним, и с Машей сыновья разговаривают вызывающе, обиженно. Мы ни на кого не обижались, подумал Ваня озадаченно. А тут все с вывертом, с кандибобером каким-то, все себя берегут, как бы кто чего не сказал про них, как бы кто не посмотрел на них без уважения. Глядишь, такими и останутся. Ну ладно, жизнь, она все на место поставит, она вам этих вывертов поубавит, куда все кандибоберы денутся…
Наконец все ушли.
Ваня еще некоторое время слышал с улицы их затихающие голоса, хриплый рык, смех, и постепенно ему становилось все легче, свободнее. Он все так же сидел на солнце, закинув голову и подставив лицо горячим лучам, сидел, не двигаясь, будто знал наверняка, что кто-то хитренько подсматривает за ним, затаившись на чердаке или в ветвях яблони, следит, надеясь, что Ваня неосторожным движением выдаст себя и мысль свою заветную разоблачит.
Убедившись, что из темноты сарая никто на него не смотрит и в доме никто не ходит, не дышит, Ваня, крякнув, поднялся, обошел на всякий случай двор, выглянул на улицу, все это время осторожно посматривая во двор соседнего дома. И дождался. За забором появился хозяин Петя в растянутой майке, синих тренировочных штанах и в шлепанцах, сделанных из старых босоножек.
– А, Петя, – скучающе произнес Ваня, вроде нечаянно увидел соседа. – Как жизнь молодая? – спокойно спросил, равнодушно.
Петя медленно обернулся, нашел среди пестрой листвы поблескивающую Ванину лысину, вяло махнул рукой.
– Привет.
– Что-то давно тебя не видно. – Ваня подошел к забору, давая понять, что не торопится и не прочь немного поболтать. Петя подошел к забору со своей стороны, и Ваня, протянув руку, поздоровался уже со всем почтением.
– Будто сам не знаешь, – ответил Петя тонким сипловатым голосом, так не подходящим к его большой рыхловатой фигуре. – Хозяйство… Работа… Жена…
– Да, – сочувственно протянул Ваня и понял, что пора. Наступило время, когда он должен провернуть дело, ради которого проснулся сегодня. – Слушай, Петя… это… Деньги у тебя есть?
– А что? – насторожился Петя. – Зачем тебе?
– Одолжи пятерку, а?
– Зачем?
– Нужно.
– Зачем нужно? – допытывался Петя с таким упорством, будто Ваня просил у него не пятерку, а дом.
– Да бутылку хочу купить! Вот пристал!
– Бутылку? Сказал бы сразу… А то вертится вокруг да около… Я уж подумал черт знает что… Надо у Надьки спросить.
– А чего у нее спрашивать? – заволновался Ваня. – Ты что, без разрешения и пятерки дать не можешь?
– Дать-то могу, – неопределенно протянул Петя. – Да вот только знаешь, как это бывает… По-всякому может получиться… – Не договорив, он размеренно зашагал по кирпичной дорожке в дом. Ваня проводил его тоскливым взглядом и уже хотел было вернуться к себе, но, подумав, повздыхав, остался. Петя вернулся минут через десять, постоял молча, обломил с яблони сухую ветку, отбросил ее, посмотрел, куда она упала, и наконец заговорил, глядя на эту сухую ветку: – Ты это… В общем, Надька говорит, что если он хочет купить бутылку, то пусть у нас и покупает.
– Это у тебя, что ли?
– Почему у меня? – Петя повел округлыми плечами, поправил майку, сбившуюся на локоть. – У Надьки. Она ее делает… Говорит: если купит, то дай ему пятерку.
– А если я возьму в магазине?
– Тогда, говорит, пусть одолжит у кого-нибудь другого.
– Эх! – Ваня с отчаянием обвел взглядом двор, помолчал, затаптывая в себе чистое и светлое пламя обиды. – Ладно. Давай. Куплю у твоей Надьки бурду ее вонючую. – Ваня пытался как-то восстановить уважение к самому себе, однако Петя не заметил его злых и оскорбительных слов. В кармане своих обвислых штанов он долго вылавливал зеленую поллитровку, заткнутую пробкой из газетной бумаги. Ваня осторожно скосил глаза в сторону его дома и увидел за остеклением веранды напряженно изогнутую женскую фигуру. «Надька наблюдение ведет», – подумал Ваня, и стало ему не то чтобы противно, а как-то паршиво. Он увидел, что жидкость в бутылке слегка мутноватая, а на дне клубится молочный осадок.
– Процедила бы она ее, что ли…
– Не хочешь – не бери.
– Да беру, беру!
– Нет, погоди. – Петя зажал бутылку под мышкой и протянул деньги. – Вот тебе пять рублей. Смотри… Трояк, рубль и еще один рубль, железный. А теперь отдавай обратно.
– Зачем? – не понял Ваня.
– Ты просил в долг? Я дал. Ты мне должен пятерку. Согласен? Вот… А сейчас покупай у меня эту… Так… – Петя опять сгреб деньги и вручил Ване бутылку.
Ваня уже жалел, что затеял все это дело. Светлая утренняя мысль, не успев исполниться, оказалась загаженной и обесчещенной, а тихий праздник, который, казалось, становился все ближе, исчез, оставив после себя кисловатый дух самогонки.
– Эй, сосед! – окликнул Петя обеспокоенно. – Неужели сам будешь пить?
– А тебе-то что? Могу сам выпить. Тебе-то что?
– Угостил бы… Посидим, покалякаем…
Ваня остановился, помолчал, пытаясь осознать происходящее. Он, конечно, мог поступить как угодно, сосед вел себя дешево, однако его сбивала с толку простая и ясная мысль – Петя его как-никак выручил, он держит в руках бутылку с вонючей, но все-таки достаточно крепкой жидкостью, и пить ее в одиночку действительно нехорошо, получается, что вроде он ничуть не лучше того же Пети…
– А у тебя что, и выпить не осталось? – спросил Ваня.
– У Надьки есть, но не дает, паразитка. Ругается.
– Так… – Ваня с тоской посмотрел на листву, на покосившуюся антенну, скользнул взглядом по бутылке, ставшей вдруг тяжелой и несуразной. – Ладно. Пошли.
Петя с неожиданной ловкостью перемахнул через забор и настиг Ваню у порога, подтягивая на ходу штаны.
Сообразили все очень быстро. Ваня пожарил яичницу, нарезал толстой влажной колбасы, на огороде выдернул из грядки две луковицы, поставил стаканы. Петя суетливо резал хлеб, смахивал крошки со стола, чистил лук да еще находил время потирать ладонями так сильно и яростно, будто хотел избавиться от нестерпимого зуда.
Ознакомительная версия.
