— Простите, у меня что-то с головой. — Саша, опустив голову, помотал ею из стороны в сторону и, сощурившись, попробовал разглядеть своих мучителей, сидевших во мраке, за столом. Свет от лампы задевал край стола, на котором лежали документы Турецкого, деньги, носовой платок, пачка сигарет и зажигалка. Безумно захотелось курить. И он заявил об этом. Елейный не стал возражать, более того, он разрешил даже отстегнуть одну руку Турецкого от стула. Стоявший за Сашиной спиной шагнул к столу, и Турецкий узнал того, кто в машине делал ему укол. Ну точно, Наркоман. Тот протянул сигареты и зажигалку. Саша торопливо закурил и хотел было сунуть пачку в карман, но парень бесцеремонно забрал у него сигареты с зажигалкой и небрежно швырнул обратно на стол.
— Повторяю свой вопрос, — негромким, каким-то педерастическим голосом прогнусавил Елейный. — Кто такой Рослов Владимир Захарович, которого вы, господин Турецкий, и ваши легавые с таким упоением искали всю последнюю неделю?
«А ведь вопросик-то совсем уже по делу…»— подумал Саша. Он и сам хотел бы знать ответ на него. Примерно так и ответил Елейному. И того, кажется, удовлетворило это сообщение. И снова пошли вопросы про Кочергу. Что он делал в Германии? Какое дело у него тут? Зачем отправил его в Германию Алмазов?.. Кстати, последний вопрос заставил призадуматься и Турецкого. Как же это он не принял во внимание и такой возможный вариант?! Ведь он очень многое менял в раскладе сил. Надо обдумать… Но когда?! Оставалось лишь горько усмехнуться своим несбыточным желаниям. Елейный сразу же обратил внимание на это обстоятельство и поинтересовался, о чем размышляет господин Турецкий. Саша, полагая, что в данной ситуации правда больше может пойти ему на пользу, ответил честно, о чем сейчас подумал, и счел, что для этих уголовников признание следователя-«важняка» в своих просчетах и ошибках — для них как елей.
А ведь они прослушивали, и очень внимательно, а главное — давно. Вот в чем основная и теперь, пожалуй, непоправимая ошибка. Но что же они еще знают? Пока вопросы-то особым разнообразием не отличались. Просто Елейный, как опытный, видимо, третейский судья, — таких особо ценят при всякого рода разборках между преступными группировками, на воровских сходняках и вообще считают крупными авторитетами, — обладал определенными знаниями в области психологии. А если он к тому же сиживал на допросах у толковых следователей и сумел разобраться в отдельных специфических особенностях их работы с подследственным, то наверняка усвоил и некоторые из этих правил и приемов. В частности, и этот — задавать, казалось бы, одни и те же вопросы, но в разной последовательности. Человеку надоедает, осточертевает это однообразие, он раздражается, нервничает, ожидая подвоха, и немедленно прокалывается. Конечно, наверняка думают они, с таким недалеким следователем, который и «важняком»-то стал, поди, по блату, особо церемониться нечего, тем более что он и сам только что признался в своих просчетах. Но пора бы им и тему сменить. Раз уж они так все внимательно прослушивали…
— А кто вам помогал составлять фотороботы на тех, как вы говорите, киллеров, которые гонялись за вашим Кочергой тут, в Германии?.. А как вы считаете, получилось удачно?.. А кто это мог бы подтвердить?
Последний вопрос мог быть задан, на первый взгляд, идиотом. Но Саша понял, что им нужны были еще свидетели, а значит, и новые жертвы. Обойдутся.
— Ну, во-первых, их достаточно подробно описал сам Кочерга. Он же был, как вам известно, боксером, следовательно — обладал острым зрением… А во-вторых, — Турецкий решился хорошо блефануть, — их вполне четко обрисовал и директор гостиницы «Урожайная» Волков, где они проживали у него в одном из люксов.
«Валяйте теперь, проверяйте Волкова, который наверняка если уже не под следствием, то в бегах… А он так вам правду и скажет».
Вероятно, это новое известие сбило Елейного с толку. Или он имел совсем другие инструкции? За столом зашевелились, стали отодвигать стулья. Свет в лампе резко прибавился, и Турецкий был вынужден крепко зажмуриться. А потом вдруг он погас и Саша остался совершенно один в полной темноте…
4
Он не знал, сколько прошло времени — час или больше. Сидеть на стуле было неудобно: болели запястья, притянутые наручниками к спинке тяжелого стула. Саша попробовал раскачать его или просто сдвинуть с места — не получилось. Наверное привинчен к полу. Тело тоже ломило от неудобной позы. Он пробовал заснуть, но это не удавалось тоже: оглушающая, в буквальном смысле мертвая тишина раздражающе действовала на нервы. Он попытался сосредоточиться хотя бы на новой версии, которая могла возникнуть в связи с неожиданным вопросом этого Елейного. Но и тут ничего не вышло: прилив сил после кофеиновых уколов сменился опустошением и усталостью. Тогда он постарался просто расслабиться и ни о чем больше не думать. И тут же услышал ликующее: «Па-апа, а у меня лу-учки!» Саша с такой яростью стиснул зубы, что его мгновенно пронзила жгучая боль — совсем забыл, старый дурак, что ему недавно полчелюсти удалили! И без всякого наркоза… Резкая и острая, словно удар ножа, боль стала понемногу затихать, из глаз постепенно перестали сыпаться искры, напоминающие разряды молнии, голова потяжелела, и Саша впал не то в полусон, не то в полуобморок…
Очнулся он снова от яркого света, бившего в глаза. У его предплечья возился Наркоман. Нет, он не стал тратить время и закатывать рукав, он просто разорвал его по шву, наплевав таким образом на приказ Елейного и испортив единственную достойную вещь из небогатого Сашиного гардероба. Из чего опять-таки следовало немедленно сделать два вывода: первый — Елейный тут никакого веса не имеет и только выполняет свою роль, а все его приказы — пустая игра, рассчитанная на простака; и второе — никто никуда его отпускать не собирается. Туфту гонят, полагая, что господин Турецкий за обещание сохранить ему жизнь, отпустить с миром тут же расколется и все выложит на стол. Ну а потом можно будет всем вместе посмеяться над такой детской наивностью взрослого человека. Поэтому придется в любом случае изображать свою жизнь имеющей несомненную пользу для них. Чем дольше протянешь, тем больше проживешь…
— Ну как, господин Турецкий, вы себя теперь, после укольчика, лучше чувствуете? — И не дождавшись ответа: — Вот и ладушки… А теперь нас интересует еще один покойничек по фамилии — Червоненко. Давайте-ка поподробней вспомним и о нем… А вы молодцы, ребятки, правильно сделали, что помогли двум несчастным женщинам… Но это ж по вашей вине, господин Турецкий, вдовами-то они остались, по вашей. Ай-я-яй! Не трогали б вы ихних муженьков, все было бы тип-топ. А вы вот влезли без спросу в чужую жизнь и эвон что натворили, да-а…
На сем проповедь пополам с обвинительным приговором завершилась, и последовал вопрос: как Семен описывал своего пассажира?
Нет, их явно интересовал Рослов. Именно из-за него и разгорелся весь сыр-бор. Не будь его, никого не интересовали бы ни Кочерга, ни Червоненко. По логике вещей, все «хитрые» вопросы этого сукина сына Елейного сводились к одному: что известно про Рослова? То, что именно он садился в машину Алмазова, у Турецкого сомнения больше не было. Его смелая догадка, высказанная в последней просьбе к Косте… Господи, ну надо же — последняя! Да ведь такой оговоркой можно запросто собственную судьбу в угол загнать!.. Однако сказанное тогда было всего лишь мгновенной вспышкой интуиции, не более. Никаких доказательств тому Саша не имел. Вот если бы академик подтвердил, тогда… А что тогда? Нет, лучше не думать, ибо тогда Бога больше нет…
Не интересовал бандитов и Алмазов — так, в общей связи, постольку поскольку. Убедившись с помощью нескольких хитрых ловушек, расставленных в своих ответах, в чем заключается их основной интерес, Саша почувствовал себя увереннее и начал долгую, утомительную для обеих сторон игру, но игру, необходимую ему для сохранения жизни. А им? А черт знает, им-то все это зачем? Приказали наверняка отловить «важняка» Турецкого, вышибить любым путем из него, что ему известно о гонце из Германии в Москву, где предполагает искать убийц, и отправить на тот свет, чтоб на этом не отсвечивал. Вот и вся их логика. Но ведь неужели его напрасно столько лет учили, чтобы он, со своим далеко не бедным опытом, не переиграл каких-то паршивых уголовников? Пусть даже в костюмах от Диора… или от моднейших российских кутюрье, тайно одевающих бандитскую элиту… Деньги, ох, деньги! А ведь это действительно минное поле. Ну, ходите пока…
Турецкий безумно уставал от постоянного напряжения, голова его опускалась, слипались веки. Ему тут же вкатывали очередную дозу кофеина, взбадривали, чтобы продолжать и продолжать многочасовые допросы. Бандиты уставали и уходили, оставляя включенной сильную лампу, свет которой стал действовать на мозги, подобно солнцу, расплавляющему воск. Есть ему не давали, пить тоже. Только один раз подвели к какой-то двери, открыли ее, и на Сашу пахнуло такой тухлятиной, что его чуть не вывернуло. «Давай сюда, — хмыкнул Наркоман, держа его за левую руку, — не боись, хер не откусят…» Трупы они, что ли, сюда сваливают? — мелькнула мысль, от которой всего передернуло. Он, сдерживая дыхание, сделал свое дело, и его снова вернули на стул, сковав обе руки. Так и не удалось узнать, сколько времени. Во всяком случае, казалось, что прошло уже ничуть не меньше суток. Хотя, черт знает, ведь в такой ситуации время может и тянуться бесконечно, и мчаться с сумасшедшей скоростью. Поди разберись…
