Кивинов переписал телефон. Абонент оказался в Кировском районе. Судя по рекламе, его звали Мариной. Вернее, ее. Хотя телефончик, конечно, связной, и никаких девок там нет. Боятся, проституточки.
– Все, товарищ мичман, мне пора. Кстати, двери поменяйте, а то обнесут, как корешка вашего.
– Не знаю я никаких Марин, и не морочьте мне голову. Мало ли что там в газете телефон мой, может, опечатка.
– А почему тогда, когда я позвонил, мне женский голос ответил?
– Не знаю, куда вы звонили, мне никто не звонил. Я жаловаться буду, вы права не имеете меня больше трех часов держать, а тем более квартиру без санкции обыскивать. Безобразие! Распустили вас, беспределом занимаетесь тут!
Соловец с Кивиновым переглянулись. Три часа беседы с владельцем телефона прошли впустую. Накануне хотели вызвать девок на липовый адрес и посмотреть, куда они после поедут, но потом передумали: отделенческая машина на ремонте, а на троллейбусе за ними не угонишься.
Кивинов звонил на ликероводочный, лже-Голубцов там не появлялся. Решили с утра снять с адреса хозяина телефона и колоть до упора. Пока это никаких результатов не принесло.
– Что вы мне душу мотаете, а? Не знаю я ни девок, ни Марин. Я инвалид, ну и что, что молодой, мне почку одну удалили, а вы этого не понимаете. Я требую адвоката. Адвоката!
– Андрей Васильевич, отведи этого крикуна в камеру, там адвокат дежурный сидит.
– Не имеете права, не имеете…
«Имеем, – подумал Кивинов, вытаскивая мужика, – все имеем, надо бы тебе и вторую почку оторвать к чертовой матери».
Вернувшись к Соловцу, Кивинов стал накручивать телефон.
– Что делать будем? – спросил его Соловец. Кивинов, ничего ему не ответив, спросил в трубку:
– Борисова. Гриша, ты? Привет. Кивинов. Узнал? Хорошо, только дыши в сторону, из трубки перегаром несет. Слушай, тут сигнал по убийству Балдинга есть, но надо с мужичком одним поработать, в душу к нему влезть. Да нет, не крутой, лох, инвалид. Сигнал интересный. Ну что, приедешь? Давай, ждем.
Кивинов положил трубку и пошел к Петрову.
– Миша, портрет Феликса сними на всякий случай, а то рама и так еле живая.
Минут через сорок Кивинов вкратце объяснял ситуацию Борисову.
– Главное – адрес, понял, Гриша? Где у них офис, или что там еще у них может быть. Иначе – тупик. Поговори с ним спокойно, ты умеешь.
Борисов икнул.
– Тащи, счас разберемся.
Кивинов привел задержанного и оставил с Борисовым.
«Прости меня, Господи, – подумал он, – но я не нарочно, а только по большой необходимости».
Борисов вернулся из кабинета неожиданно быстро. На лице его сияла довольная улыбка.
– Держите, салаги, я только рукава засучил да дохнул на него, он мне все и рассказал, а вы тут интеллигентов из себя строите. Если хотите что записать – идите, а то у меня, ха-ха, пальцы заплетаются.
Кивинов вышел из троллейбуса. Вот это заведение, ничего себе офис! Это ж бывшая пивная или закусочная. Почитаем. «Тыр-пыр сервис» – товарищество с ограниченной ответственностью. Чем занимаются – непонятно. Так, дальше. Туристическая фирма «Вирус». Они б еще «СПИДом» обозвались! Где же тут наши девчата? Может, их, конечно, и нет, но командир быть должен. В турфирме вряд ли, скорее, в «сервисе». Нет никого, странно.
– Вы что ищете, молодой человек?
– Хочу в Грецию слетать, путевки тут продаются?
– Нет, это следующая дверь.
– Спасибо, а вы мне по секрету не скажете, тут фирма надежная? А то в прошлом году был в Непале, поселили в общагу бамбуковую и кормили лягушками, деньги только на ветер.
– Все с гарантией, удобства, комфорт, обслуживание – люкс.
– Вы это говорите каким-то рекламным тоном, как будто наизусть выучили. Вам-то, в принципе, какая разница, люкс там, не люкс?
– Турфирма в наше предприятие входит, так что за клиентов боремся.
– Ах, вот в чем дело. Может, мне лучше прямо с вашим директором поболтать? Как говорится, из первых рук.
– Эльдара Олеговича сейчас нет, но собственно, вам и без него все объяснят.
– Нет, нет, с руководством надежнее. Я попозжее зайду. Гуд-бай.
Кивинов вышел.
«Эльдар Олегович. Что-то знакомое. Ха, да это же наш институтский комсомольский вожак. Далеко пошел, если это он, конечно, марксист-капиталист».
Вернувшись в отделение, Кивинов зашел к Соловцу. У того сидели Волков и молодой парнишка, с которым опера беседовали в весьма резких тонах. Ничего, в общем, удивительного, кроме одного, – паренек был негром. С косичками, серьгой в ухе, а сам черный, как сын ночи.
– Что, уже в Интерпол перебрались? Иностранцев колете?
– Какой он, к черту, иностранец! Это Вадик Иванов, жертва легкого поведения матери. Бывший детдомовец. Помнишь, я про ваучеры рассказывал, которые у старух отнимали? Его работа. Мы сначала думали, в чулке грабит. Но последний раз старушка зоркая оказалась, говорит, не маска это, а рожа черная. Тут мы про Вадика и вспомнили.
Вадик смотрел в пол и теребил пальцы.
– Да, земляк, – сказал Кивинов, – тебе в Чикаго надо, там бы тебя вряд ли кто нашел. А у нас ты погорячился. Хочешь совет? Когда с зоны вернешься, купи презерватив побольше и на голову одень, а потом уже грабить иди, а то, извини, с твоей мастью это не солидно. Мы не в Америке. Георгич, можно тебя на пару слов?
Они прошли в кабинет Кивинова.
– Не знаю, как и подступиться к этой шараге. Нельзя в лоб.
– Во-первых, завязывай ты с этим водителем, это не твое дело, а во-вторых, наверняка их уже этот инвалид с почкой предупредил, так что ловить там нечего.
– Насчет инвалида я не волнуюсь. Я Борисова попросил, чтоб он с ним перед уходом профработу провел. Так что никуда он звонить не будет.
В дверь постучались.
– Можно? – На пороге стоял БОМЖ Крылов. – Василич, пусти на диванчик, а?
– Подожди за дверью. Ладно, Георгич, не надо, так не надо.
– Да нет, я тебе не приказываю, конечно, будет время свободное, ковыряйся, а пока на нас работай, и так в самом хвосте по РУВД тащимся, а скоро конец квартала. Зачем на дядю работать? Позвони Борисову, это его хлеб.
– Я уже звонил. Говорит, пока ничего конкретного нет, не фиг ему здесь делать.
– Ладно, – махнул Соловец и вышел из кабинета.
– Начальник, про меня не забыл? Ну, пусти на диванчик.
Снова шел дождь. Мелкий, противный. Стены кивиновского кабинета понемногу плесневели. Он сидел в кресле и слушал магнитофон. Оттуда раздавался голос опера Клубникина, погибшего весной. Володя пел частушки на новогоднем вечере под собственный аккомпанемент на гармошке:
Гармонист у нас один,
Может, девочки, дадим?
По разочку надо дать,
Веселей будет играть!
Зазвонил телефон.
– Начальник? Это я. Зашел! Точно он, у меня глаз алмаз, четвертной мне отстегнул. Только что. Давай скорей. Кивинов бросил трубку и выскочил из кабинета.
– Мужики! По коням! Оперсостав выбежал из кабинетов.
– Летим, тут, на Стачек, недалеко!
– На чем?
– Найдем, быстрее, уйдет!
Выскочив из отделения, опера тормознули зеленый «москвич» и понеслись к «Тыр-пыр сервису».
– Значит так, у него может и пушка быть, так что аккуратней. Толян, ты на остановке останься, а мы втроем внутрь. Нет, Миша, ты на дверях.
– Давай подождем, пока выйдет.
– Чтоб на улице пальбу устроить? Нас же потом во все дыры, если зацепим кого-нибудь.
– Браслеты взяли?
– Одни на все отделение, заняты. Мужик, вот здесь тормозни. Спасибо. Платить? Ты что, не понял, с кем едешь?
Дукалис остался на остановке. Кивинов, Волков и Петров подошли к офису. Перед ним, невзирая на дождь, обнажив свою липовую язву, сидел Крылов. На земле лежала шапка с мелочью и костыль.
– Ну как? – шепотом спросил Кивинов.
– Плохо дают, у Владимирской лучше – тут место не людное.
– Я не о том. Мужик там?
– Не выходил, значит, там.
Кивинов вытащил пистолет из кобуры и переложил в карман.
– Готовы? Пошли!
«Ступени, двери, второй этаж. Почему так жарко, ведь осень? Стук в висках. Спокойнее, может, пустышка. Что, страшно? Да, страшно, я не Джеймс Бонд, я жить хочу. А вдруг он без ствола? И зачем я влез сюда? Куда теперь?
Петров, молодец, уже по кабинетам ходит. Давай, не стой, вот так, ногой в дверь, потом извинимся, закрыто, черт, мениск опять болит, колено не гнется. Миша, аккуратнее, дверь справа открывается. Он, он, бля буду!»
– Руки! Милиция! Миша, осторожнее, пушка, в кабинет давай!
«Черт, ну и грохот. Это он? Или Миша? Это он!»
– Стоять!
«Выстрел вверх. Через перила прыгнул, там Волков. Славка, держи, мы сейчас! Почему руки дрожат? Колено совсем не гнется. Вниз, через три ступеньки, больно. Славка, ранен? Ногой по шарам? Бывает, отдышись. Сука, на улицу выскочил. Толян, куда он? Понял. Гад, там люди. Опять грохот, уже по мне. Бежать больно, за проспектом парк, туда уходит. Где же Дукалис? Успею перед машиной? Тормоза слабые, визжат сильно. Вон Дукалис по дорожке чешет, прохожим прикидывается. Еще немного, давай, Толян, не переигрывай, „срубит“ – убьет. Не спеши, родной, я его подгоню к тебе. Огонь! И близко нет. Ну давай, давай! Что у тебя, зря груша на стене висит? Так, правой, левой, молоток! Пушку откинь. Цел? Ремень, ремень! Крепкий, сука. Да не ори, сейчас отдышусь, он уже наш. Взяли!»
