Пьяный Дыня почесал толстой пятерней свой прыщавый подбородок и вопросительно кивнул.
– Сколько там? На твоих песочных?
– Восемь, – коротко бросил Гришка, решив не задерживаться в арке. От общения с Дыней могло стошнить.
– Восемь чего?
– Дня.
– А чего ты, Гринь, грубишь-то? Ну-ка стой.
Гришка остановился. Дыню он не боялся, его во дворе вообще никто серьезно не воспринимал.
– Ну?
Дыня был насколько глуп, настолько же и трусоват, хотя и имел комплекцию борова. Поэтому, увидев Гришкину невозмутимость, чуть сбавил обороты.
– Ты в армии служил?
– Служил.
– А гранаты у тебя случайно не осталось? Лишней?
Гришка сочувственно кивнул.
– О-о-о… Как же. Полрюкзака. Дома под диваном. Тебе какой марки?
– Не, Гринь, в натуре, есть граната?
– Нету. Их бин кавалерист. Зачем тебе, Дыня, граната? Корюшку в Неве глушить?
– Ты тока, братан, никому. Боб придумал, как на «бобы"* подняться конкретно. Типа раз и все. Но граната нужна по жизни. Поезд рвануть. Прикинь! „Аврору“. Там одни богатей катаются. Поезд рванем на ходу, пока суматоха, „бобов“ и насшибаем. А все на чеченцев спишут. Терроризьм.
– А-а. – Гришка решил, что Дыня дурак не конченый и чувством юмора, пускай немного своеобразным, все же обладает. – Так зачем * «Бобы» (блат.) – деньги.
Обязательно граната, Дынь? Можно рельс сковырнуть.
– Пробовали, не получается, – простодушно ответил толстячок. – Первый раз кусок рельса подложили, второй – сковырнули. Не вышло ни фига. Замечают. А вот гранатой бы в самый раз. Верняк. Так есть у тебя граната? Можем купить в долг. После вернем.
– Не, Дынь, вчера последнюю продал, извини. А вот вертолет остался, на крыше стоит.
– А где взять, знаешь?
– В музее революции. Пятый зал, вторая витрина слева.
– А серьезно типа?
– Он шутит, – раздался за Гришкиной спиной голос Боба. – Иди, Гриш, домой, не слушай урода.
– Чего ты обзываешься?!
Боб, не реагируя на вопрос, взял приятеля под руку и потащил к выходу из арки, что-то прошептав ему на ухо и покрутив пальцем у виска.
Гришка немного постоял в арке, глядя вслед удаляющейся странной парочке. Потом, тоже покрутив пальцем у виска, он двинулся к своему подъезду. «Вагончик тронется, перрон останется…»
Холодильник встретил хозяина радостным треском. Хозяин погладил четвероногого друга по дверце и выдернул вилку из розетки.
Наташка жарила на кухне картошку. Алкоголик Обезжиренный курил в туалете. Жизнь продолжалась.
Гришка, ведомый жаждой общения и ароматом картошки, переместился на кухню.
– Сейчас Дыню встретил. – Он сел на табурет напротив Наташки. – Знаешь, чего затеял? Хочет пустить под откос поезд «Аврору», а после обобрать мертвых. Гранату ищет.
Наташка убавила огонь на плите и накрыла сковороду крышкой.
– Неплохая идея. Без комплексов. А зачем граната? Проще рельс сковырнуть.
– Говорит, пытались. Пару раз. Машинист, мол, замечает, тормозит.
Наташка села на второй табурет и уже без иронии спросила:
– Правда, что ли? Гришка пожал плечами.
– Сама ж Дыню знаешь. Чудак. Может, и правда. А может, врет. Скорее всего врет. Упади я, как он, в пять лет с березы, тоже самолеты да поезда минировал бы.
– Да, возможно. Ты-то никуда не пристроился?
– Нет пока.
– Не надоело?
– Надоело.
Он уставился в окно. Начался дождь. Наташка заметила на Гришкином лбу свежую ссадину.
– Опять избили?
– Это… нет. Прикладом. На джипе покатался.
– Каким еще прикладом, Гриш?
– Автоматным.
– Куда ты снова влетел? Рассказывай. Погоди-ка. Надо перекисью. Иначе заразу занесешь.
Наташка открыла стенной ящик с утварью, достала коробку-аптечку, нашла пузырек с перекисью водорода и обработала ссадину.
– Само бы зажило… – Гришка недовольно поморщился от прикосновения к ране.
– Ну, как тебя угораздило?
– Случайно. Был сегодня на рынке, приятеля одного искал, должок стрясти. Приятеля не нашел, выхожу с рынка и с Мишкой Фирсовым сталкиваюсь, помнишь его?
– Конечно. Из третьего дома.
– Он пару лет назад квартиру на Долгом купил, там сейчас живет. Бизнес крутит. Ларьки, жрачка. Джипом обзавелся, не новым, но смотрится ничего, ништяк. «Опель-франтера». Мишка тоже на рынок заходил, предложил на «тачке» подкинуть, в нашу сторону рулил. Я, конечно, не отказался, заодно решил насчет работенки удочку зашвырнуть. Вдруг перепадет чего.
Катим на «франтере», базарим, а Мишка на джипе товар перевозит. Сегодня пивко баночное вез, ящичков двадцать на заднем сиденье да в багажнике. Ну, короче, катим и катим, правил не нарушаем. Вдруг сирена сзади, менты на хвосте повисли, ОМОН вроде, в масках. Мишка прижался сразу, остановился, из «тачки» вышел, как просили. Меня за шкирятник, руки – на капот. Обшмонали. Я так из разговора понял, что где-то джип похожий дернули. Ну, Мишка документы показал, накладные всякие, придраться не к чему.
Ребята расстроились, говорят ему: «Братан, мы за тобой километра три гонимся, резину стираем казенную, бензин жжем, нервы тратим. Почему сразу-то не остановился, а? Не по закону это. Милицию не уважаешь, да?»
Мишка руками разводит: «Да что вы, мужики, натурально? Я сразу тормознул, как велели». – «Спорить будем, да?» – «Нет, нет. Я виноват». – «Еще бы, поэтому, братан, давай по понятиям. Коробочек пять отгрузи за моральный и материальный убыток».
Не поспоришь, когда вокруг кодла с автоматами да дубинками в придачу. «Берите, ребята. На здоровье».
Пять не пять, а перегрузили все десять. Мишка вздохнул, и дальше покатили. Через пять минут опять сирена. Достали, блин! «"Опель-франтера», немедленно остановитесь!» Глянули назад, уже другие гонятся. Миха психанул, сколько ж можно?! Ни одной коробки до ларька не довезет! Хрен вам, мусора, а не пиво. Как газанет! Куда там ихнему корыту до немецкого ведра.
Километров сто двадцать Миха зарядил. По рельсам, по ямам. К взлету готов! Я молитву читаю, глаза вылупил со страху. Черт с ним, с этим пивом. А Миха в баранку вцепился и на газ, и на газ…
Глядь в зеркало – не отстают, сволочи, не отстают! Орут в свой матюгальник: «Прижаться, будем стрелять!» Миха магнитофон врубил на полную катушку, мол, не слышим ничего, и опять на педаль. Сто пятьдесят, со свистом! Абзац! Кино! Слалом-гигант! «Тачки» гудят, прохожие орут, а мы не слышим, у нас в «опеле» Лена Зосимова. «Подружки мои, не ревнуйте…»
Я поворачиваюсь – етит твою мать, подружки не отстают. А говорят, у нас машины плохие. «Опель» уже трещать начинает, а УАЗу хоть бы что, даже на обгон заходит. «Франтера», «франтера»… Ульяновский завод – вот это фирма. Хорошо, Лена быстро отпелась, паузу взяла. А за окошком – хлоп, хлоп! А по асфальту искорки – прыг, прыг! Да это ж по нам! На поражение. Предупредительные. Лена заглушила, прослушали. «Тормози, Миха, тормози, у них пули – дуры, к тому же казенные, последнее, что ли, пиво?»
Миха согласился, перекрестился и газ сбросил. Стопарнул. Ребята сердитые попались, мне с ходу прикладом в лоб, Михе – дубиной в живот. Обоих раком поставили, ругаются грязно. Двое в джип. Я голову поднимаю, а они с заднего сиденья автомат достают, бережно так, как ребеночка новорожденного, и в свой транспорт переносят. Во, думаю, дела! Неужели Миха оружие в джипе возит? А Миха плачет: «Не бейте, ребята, не специально…» Вот такие, На-тах, чудеса.
– Так он правда автомат перевозил?
– Да ты что, Натаха, не врубилась? Это те, когда пиво перегружали, забыли впопыхах. Халява, память отшибла. Потом, видно, по рации передали своим. В общем, если у меня вдруг появятся деньги, я знаю, какую машину покупать…
– Вас отпустили?
– Ну, раз я дома. Ни слова, между прочим, не сказали. Автоматик забрали, сели и укатили. Я, правда, тоже в джип не вернулся, ну его. На трамвайчике доехал, медленно, но спокойно.
Наташа усмехнулась, помешала картошку и выключила газ.
– Отец когда приезжает?
– Завтра должен.
– Картошку будешь?
– Давай.
Неожиданно Наташка опустилась на табурет, прижала руку к груди, вздрогнула.
– – Ты чего, Натах?
– Нормально все. Сейчас пройдет. Даже без включенной лампочки было видно, как побледнело лицо соседки.
– Опять сердце?
– Пройдет…
Наташка часто и тяжело задышала, согнулась в поясе.
Гришка соскочил с табурета, подхватил ее под руки.
– Теть Ира! Теть Ира! Наташе плохо! Из комнаты прибежала Наташкина мать.
– Наточка… Боже мой, Гриша, давай ее в комнату, осторожно. Доченька, потерпи.
Они помогли Наташе дойти до комнаты, положили на тахту. Тетя Ира выбежала в коридор, бросилась к телефону. Гришка осторожно вынул из Наташкиной руки вилку.
– Натах, ты чего, правда-то? Очень больно, да?
Наташка покачала головой.
– Отпустило.
Гришка знал, что у Наташки нелады со здоровьем. Не знал только, до какой степени. Сама она никогда на эту тему не распространялась, это никому ведь не интересно. Если бы не частые вызовы «Скорой помощи» да периодические обследования в больницах, Гришка и не догадался бы, что Наташка больна.
