– Твои люди спят на ходу! – орал он генералу Коновалову. – Ты для чего выставил посты на всех вокзалах и аэропортах? Чтобы они там девок клеили? Сауляк приехал, его дружки об этом знают, я об этом знаю, а ты – нет. Хотя ты должен был знать в первую очередь. Твое счастье, Александр Семенович, что у меня в кабинете женщина сидит, а то ты бы не такое от меня сейчас услышал. Вся операция чуть было не провалилась из-за твоих бездельников! Как вы могли его пропустить, я тебя спрашиваю? Фотография у каждого на руках, обе фамилии известны, а он прошел мимо вас как мимо столбов. Я откуда знаю? А это не твое дело, Александр Семенович. Ты и той информацией, которую я тебе дал, распорядиться как следует не смог. Я тебе своего лучшего сотрудника дал в бригаду, она такую огромную работу для тебя проделала, а все для чего? Чтобы ты все провалил на последнем этапе, потому что не обеспечил выделение нормальных толковых ребят на транспортные точки? Да плевать я хотел на то, что это не твои люди, а Щуплова. Ты лично должен был проконтролировать, каких ребят Щуплов дает. Ты что же, все заповеди сыщицкие позабывал в своем теплом кресле?
Настя понимала, что имеет в виду ее начальник. Дело, которое принимаешь и ведешь с самого начала, над которым думаешь день и ночь, теряя аппетит и сон, в конце концов становится твоим собственным настолько, что ты никого к нему не подпускаешь, не проверив предварительно надежность и добросовестность человека. Такое расследование – это творение, плод мук и радостей, как книга для писателя или картина для художника. Разве может так быть, чтобы писатель с легким сердцем бросил книгу, не дописав три последних главы и перепоручив это первому встречному? Мол, как напишет, так и ладно. И если уж так случится, что писатель по объективным причинам не может сам дописать эти три последних главы, тогда он непременно выберет самого способного литератора, долго и тщательно будет разъяснять ему замысел книги и подробно перечислять, что должно быть написано в тех последних главах. Все, что сможет, надиктует, а остальное тысячу раз перечитает и перепроверит. И в оперативной работе, если по вымученному и выстраданному тобой делу приходится какой-то кусок работы поручать другому, ты не жалеешь ни сил, ни времени, чтобы все ему растолковать, предупредить о возможных ошибках и осложнениях. И ревниво вглядываешься в этого человека, пытаясь понять, не разрушит ли он то, что ты с таким трудом и так долго выстраивал. Конечно, у генерала Коновалова нет возможности давать указания генералу Щуплову, дескать, этого сотрудника ставить на задание, а этого – нет. Щуплов сам в своем ведомстве хозяин. Но ведь можно было послать своих ребят на вокзалы и посмотреть, как работают щупловские орлы, не дремлют ли, не валяют ли дурака. И, заметив непорядок, написать докладную, потребовать усилить дисциплину, выделить других сотрудников, более опытных. Да мало ли способов контролировать, чтобы партнер не завалил твою операцию! А генерал Коновалов контролировать не стал, и именно об этом сейчас, багровея от гнева, кричал в телефонную трубку Виктор Алексеевич Гордеев.
А Настя, почти полностью отключившись от резкой телефонной перебранки, думала о дурашливом Виталии Князеве и интеллектуально недостаточном Кирилле Базанове. И чем больше думала, тем яснее становилось все, что произошло за последний месяц. Но это было так чудовищно! И совершенно невероятно…
* * *
Павел Сауляк знал цену не только минутам, но и секундам. И если Минаев рассчитал время, когда белые «Жигули» должны будут подхватить Павла возле аптеки, то нарушать график не следовало. Без пяти двенадцать он, полностью одетый, стоял в прихожей. Из кухни еле слышно доносилась музыка – он оставил включенным радио, чтобы услышать сигналы точного времени. С шестым сигналом он повернул замок и открыл входную дверь.
И сразу что-то произошло. Он даже не понял, что именно. На лестнице почему-то оказалось слишком много незнакомых людей, что-то хлопнуло, щелкнуло и зажужжало. Павел инстинктивно зажмурился и снова открыл глаза. На один пролет ниже трое дюжих парней держали четвертого, руки которого были скованы наручниками. Чуть выше, на ступеньках, стояли еще двое, в руках у одного из них Павел заметил пистолет с глушителем. На один пролет выше стояли еще двое с видеокамерой на плече. Таким образом, происхождение звуков Павел понял: хлопок – выстрел из пистолета с глушителем, щелчок – наручники, жужжание – камера. А в целом? Что здесь происходит?
– Сауляк Павел Дмитриевич? – обратился к нему тот оперативник, что стоял чуть выше задержанного. – Мы только что задержали человека, который пытался вас застрелить. Вы хотите дать показания сейчас и здесь или проедете с нами на Петровку?
Проехать на Петровку? Давать показания? А как же белые «Жигули», которые должны отвезти его к Минаеву? Он бросил взгляд на часы. Если бежать бегом, то можно еще успеть к тому моменту, когда машина будет проезжать мимо аптеки. Но кто ж ему позволит сбежать отсюда…
Тут же возник второй вопрос: его пытались убить? Кто? Впрочем, вопрос был в известной мере риторическим. Полтора месяца назад он сам говорил, что не удивится, если пол-России выстроится в очередь его убивать. Просто любопытно, как милиция пронюхала о готовящемся покушении. А они там молодцы, не дремлют. Разумеется, все это более чем некстати. И ехать на Петровку ему не с руки, но там хоть есть надежда встретить Анастасию. Она всегда относилась к нему с пониманием. И она прекрасно знает, что желающих убить Павла более чем достаточно. Своими глазами в Самаре видела. С ее помощью можно будет попытаться выпутаться из этой истории. Ведь сегодня им Павла обвинить не в чем. Только бы те, кто послал к нему этого наемника, не раскололись, только бы то, давнее, не выплыло.
– Мне все равно, – произнес он, даже не стараясь выглядеть спокойным. В конце концов, ему только что сказали, что его хотели убить. Какое уж тут спокойствие! – Как лучше для дела, так и поступайте. А кто этот человек?
– Некто Князев Виталий Сергеевич. Вы с ним незнакомы?
Оперативники, державшие Князева, резко встряхнули его, заставляя поднять голову и дать возможность Павлу увидеть его лицо.
– Нет, – покачал головой Сауляк. – Впервые вижу.
Внезапно снова навалилась слабость, ноги подогнулись, многодневная усталость соединилась с осознанием только что дыхнувшей в лицо смерти. Павел привалился спиной к стене и медленно осел на холодный каменный пол.
* * *
Настя не могла припомнить, когда она в последний раз нервничала так сильно, как сейчас. Она готовилась к разговору с Павлом и все никак не могла решить, как его построить. С чего начать? С каких карт ходить? Какие карты показывать, а какие до поры до времени припрятать? Мысли перескакивали с одного на другое, она не могла сосредоточиться и от этого начинала сердиться и нервничала еще больше.
Узнав, что Князев задержан с поличным при попытке выстрелить в Сауляка и все они дружною толпою двигаются с проезда Черепановых на Петровку, Настя заметалась по кабинету, потом отчаянно заколотила кулаком в стену, отделяющую ее кабинет от кабинета, где сидел Миша Доценко. Миша примчался тут же с перепуганным лицом.
– Что случилось, Анастасия Павловна?
– Мишенька, посмотрите внимательно кругом и заберите отсюда все предметы, пригодные для недобросовестного использования.
– Зачем? – изумился Доценко.
– Затем, что Сауляк владеет гипнозом. А вдруг я не сумею устоять? Он мне прикажет отдать ему табельное оружие – и я отдам. Представляете, что будет?
– А где ваше оружие?
– В сейфе лежит.
– Давайте сюда. Я к себе заберу. Нож есть?
– Есть, в столе лежит.
– Тоже давайте.
Миша ушел, унося с собой все, что по его и Настиному разумению мог бы использовать Сауляк, вогнав Каменскую в состояние оцепенения. Минуты шли, и Настя начала постепенно успокаиваться. В конце концов, не зря же говорят: кто осведомлен – тот вооружен. Она уже испытала на себе силу его воздействия и сумела с этим справиться. Значит, не так уж и страшно.
Задержать Ларкина первоначально планировалось в тот момент, когда он придет на встречу с Князевым после убийства Павла. В формуле, произносимой Михаилом Давидовичем, было указание сразу после убийства Сауляка ехать на «Новокузнецкую», открывать палатку и начинать торговать сосисками как ни в чем не бывало.
– Ты откроешь палатку и будешь спокойно работать. Никуда не отлучайся, пока я к тебе не подойду. Я приду примерно в три часа дня. Как только ты меня увидишь, не заговаривай со мной, извинись перед покупателями, если они в этот момент будут, сделай перерыв на полчаса и иди вдоль трамвайных путей следом за мной.
Замысел был понятен. Сразу после убийства Ларкин должен был вывести Князева из транса и заблокировать его память. Он никогда не вспомнит кудрявого полноватого мужчину в темных очках, который заговорил с ним на улице и пригласил к себе домой, рассказывая о планах быстрого обогащения при помощи девушек. Он никогда не вспомнит, что ездил на проезд Черепановых и стрелял в мужчину, который в точно определенное время должен был выйти из точно определенной квартиры. Конечно, лучше всего было бы, если бы после убийства Князев приехал домой к Ларкину, и Михаил Давидович спокойно поработал бы с ним, в тишине и без спешки. Но если что-то не гладко, то за Князевым может потянуться «хвост», который и притащится прямо в Графский переулок. Так рисковать нельзя. Потому Ларкин и велел Виталию возвращаться в свою палатку на «Новокузнецкую». Михаил Давидович сам подъедет, чтобы поработать с сознанием Князева и его памятью.
